Сергей Скребец:

Здравствуйте, друзья! В эфире авторская программа MED-Prof. В студии автор и ведущий Скребец Сергей Сергеевич. И сегодня у нас в гостях Тимербулатов Ильгиз Фаритович, главный внештатный специалист Министерства здравоохранения Московской области по психиатрии. главный врач Центральной клинической психиатрической больницы имени Федора Арсеньевича Усольцева, профессор, доктор медицинских наук.

И у нас в гостях Мартынов Евгений Вячеславович, член Общественной палаты Российской Федерации. руководитель федерального проекта «ЗдравКонтроль» и президент Фонда «Социальная сфера».

Хотел бы в начале нашей передачи, посвященной новым высоким технологиям в сфере помощи членам семей и участникам специальной военной операции, все-таки немного рассказать, что такое боевая психическая травма, чем она отличается от одновременного посттравматического стрессового расстройства. Пребывание на войне - это всегда экстремальная ситуация, когда человек постоянно находится в сильнейшем психоэмоциональном стрессе, преодолевая этот же стресс своим волевым усилием. Обходится это очень высокой ценой. почти у всех участников боевых действий или как их называют комбатанты неизбежно в той или иной форме наблюдается изменение в физическом и психологическом состоянии. Боевой стресс - это процесс привыкания организма военнослужащего к боевой обстановке иными словами к экстремальной ситуации и приводящий к постоянному истощению внутренних резервов организма.

Основными психотравмирующими факторами боевой обстановки является опасность, угрожающая жизни и физическому здоровью человека. Переживание этой опасности является самым сильным и, как правило, связано с восприятием ужасающей картины гибели других военнослужащих, сослуживцев, близких человеку людей.

Одни этот страх переживают, скажем так, довольно-таки стойко. Но, к сожалению, в ряде случаев, в зависимости от психотипа человека, некоторые люди не могут адаптироваться и пережить этот страх. Когда стресс значительно повышает возможности адаптационных механизмов человека, происходит, естественно, слом. и возникает боевая психическая травма, или как еще называют - специфическое посттравматическое стрессовое расстройство. Военнослужащие начинают совершать безумные действия, бежать навстречу огню противника, либо, наоборот, цепенеть. Могут быть такие нарушения, как слепота, глухота, немота, частичный паралич, паралич всего тела. Нарушения развиваются после пережитой психологической травмы и затрагивают все уровни человеческого функционирования. Это и физиологические, это личностные, уровень межличностного и социального взаимодействия. которые приводят к стойким личностным изменениям не только у людей, непосредственно переживших боевой стресс, но и у родственников, членов семьи и даже очевидцев. У участников боевых действий отмечается неустойчивость психики, которая порой может запускаться в результате самой незначительной потери.

Трудности толкают человека и, к сожалению, на суицидальные действия. особые виды агрессии, боязнь нападения сзади, чувство вины за то, что остался жив, идентификацию себя с убитыми. Для участников боевых действий характерны также эмоциональная напряженность, эмоциональная обособленность, повышенная раздражительность, чувство агрессии, беспричинные вспышки гнева, приступы страха и тревоги. Отмечаются повторяющиеся яркие сны, ночные кошмары, навязчивые воспоминания психотравмирующих ситуаций, которые перерастают в очень тяжелые формы.

Это могут быть и состояние пессимизма, ощущение заброшенности другими, недоверие к другим людям, неспособность говорить о войне, потеря смысла жизни, неуверенность в своих силах, ощущение нереальности того, что происходило на войне, ощущение того, что человек погиб на войне. Такое, к сожалению, тоже встречается. Ощущение неспособности влиять на ход событий, неспособность быть открытым в общении с другими людьми, тревожность, потребность при себе иметь оружие, не обязательно огнестрельное, холодное. Но вот это чувство оружия дает чувство как бы защищенности человека,

Мозг, чтобы спасти себя, изобретает различные способы вывода организма из опасной обстановки и производит такие страшные действия.

У отдельных участников боевых действий такое поведение закрепляется и позже, как отсроченная патологическая реакция на посттравматическое стрессовое расстройство.

Симптомы специфического ПТСР или боевой психической травмы проявляются по-разному. Или в острой, это сразу после событий в течение месяца, либо отсроченной фазе. Эта отсроченная фаза может занимать по времени месяца и даже года. Со временем они могут меняться и сильно зависеть от индивидуальных особенностей человека.

Большинство симптомов можно разделить на 4 группы. Человек попадает в одну из этих групп.

Это навязчивое воспоминание, либо избегание всего, что напоминает о трагических событиях, либо негативные перемены в мышлении и настроении человека, и, наконец, изменение физических и эмоциональных реакций.

Также человек может испытывать ощущение, что он заново переживает травматизирующие события. Это проявляются как непроизвольно рецидивирующие воспоминания, ночные кошмары. или воспоминания, которые окажутся реальностью. Либо стремление избегать определенных мест, предметов и людей, которые напоминают ему о травмирующем событии. Винить себя за перенесенную травму, совершенно забыть о ней или постоянно ощущать, что мир находится в опасности. Жить в постоянном напряжении, часто злиться и беспокоиться.

Посттравматическое стрессовое расстройство может привести и к другим проблемам, таким как вторичная депрессия, алкогольная и, к сожалению, наркотическая зависимость.

Из типов посттравматического стрессового расстройства можно условно выделить четыре.

Это тревожный тип, когда мотивированная тревога, флэшбеки, депрессия, агрессия, неосторожность, чувство избегания. Астенический тип, это здесь наоборот, вялость, слабость, апатия, чувство вины. невыраженность эмоций.

Либо это может быть дисфорический тип, это негодование, вспышки ярости, угнетённое состояние.

И такой, я считаю, самый опасный, тревожный, это соматофорный. Соматизация, когда человек как бы чувствует себя хорошо, но болезнь все равно развивается.

Ну и этапы переживания посттравматического стрессового расстройства, их можно тоже разделить условно на 6.

Это шок, это с момента происшедшего события, травмирующего до месяца. Это диссоциация, вспышки агрессии, острая тревога, обычно такие проявления.

Второе – это отрицание. Отрицание – это затухающие симптомы, избегание, адаптация, может длиться очень долго. Гнев, острые вспышки агрессии, выслушивание, присутствие.

Следующее – это торг. Вот на этом этапе часто очень человек пытается самостоятельно справиться, то есть какие-то там элементы самолечения, но которые, к сожалению, не приводят к желаемым результатам.

И здесь, как правило, человек может обращаться за помощью с проблемами чувства вины и стыда.

Пятое, это депрессия. здесь очень важна помощь родных, близких и специалистов.

И последнее - это принятие когда уже человек подготавливается и уже живет по-новому.

Может быть, Ильгиз Фаритович, вы хотели бы что-то дополнить из того, что я сейчас сказал про ПТСР?

Ильгиз Тимербулатов:

Сергей Сергеевич, вы довольно подробно описали состояние. Всё оно в целом так и есть, и вот эти вот стадии переживания горя, по сути, они классические стадии переживания горя - от шока до принятия, вот с элементами некоторой перестановки, там может быть, серединных стадий, оно в целом так. И, конечно же, до 20%, то есть разные исследования, но считается, что у до 20% комбатантов в тот или иной момент развивается посттравматическое стрессовое расстройство. Конечно, не у всех. Для этого нужны определённые предиспозиции, то есть определённые предрасполагающие факторы. Есть люди, у которых как бы стальная воля и стержень определённый. Притом бывает так, что у кого-то этот стержень ломается. То есть тут довольно много сложных комбинаций личностных особенностей. предшествующего жизненного опыта и так далее. Но тем не менее, в среднем 20%, то есть каждый пятый, у него развивается клинически выраженное посттравматическое стрессовое расстройство.

Это клинически выраженное. Мы умножаем еще минимум на 2,5-3, и это те, у которых субклинические, различные эпизодические, стёртые, пароксизмальные проявления тех или иных состояний, о которых вы сейчас рассказали.

И вы совершенно верно сказали, что и чем опасно. Люди говорят, «Ну, депрессия, слабость, не будь тряпкой, соберись, возьми себя в руки». Это такое обывательское понимание, что депрессия - это что-то сродни слабости, меланхолии и так далее, хондрия.

На самом деле это всё не так, и это очень серьёзно, и это заболевание, которое может привести к летальному исходу. Так же, как онкология, так же, как инфаркт, так же, как инсульты, только летальный исход через суицид.

А в ряде случаев бывают и расширенные суициды у комбатантов. Что такое расширенный суицид? А это когда человек сначала совершает убийство, а потом самоубийство. И в мировой клинической практике эти случаи отнюдь нередки.

И для того, чтобы мы по возможности нивелировали все эти проявления, и наших людей, наших героев, которые сражаются за те идеалы и установки, которые имеют место быть, мы бы их обезопасили, и их семьи, потому что посттравматическое расстройство – это когда не только человек переживает и тяготится, и испытывает внутренние конфликты, внутриличностные, но, конечно же, конфликты ещё и межличностные. И человек, не получая помощи, нередко ищет разные антидепрессанты. известные исторически сложившиеся антидепрессанты, вы понимаете, о чем я говорю. Алкоголизация конечно же приводит к проблемам, еще более усугубляет проблемы межличностные, проблемы в семье. И это тот порочный круг, который все больше затягивает, как образно говорил один из великих психологов, петлю на шее человека.

И наша задача, задача специалистов, задача общественных организаций, неравнодушных, страдающих, болеющих за дело нашего, наше общее дело, конечно же, помочь.

Помочь людям, помочь их семьям. Помочь не только здесь, помочь тогда, когда они на передовой, помочь их семьям, которые здесь остались, помочь людям, когда они возвращаются, и оказать им всю необходимую не только помощь телесную, которую, понятно, оказывают нейрохирурги, хирурги, травматологи и так далее, но помощь душевную. Потому что душевная боль и душевные страдания ничуть не меньше, а под час гораздо больше.

И гораздо более опасные в клинике. То есть, если соматическое заболевание, травма, если вовремя оказал помощь, вовремя перетянул жгутом, предотвратил кровопотерю, предотвратил инфекционные осложнения, антибиотики вовремя назначил, то потом уже летальный исход минимален. то здесь, наоборот, сразу шоковое состояние, сразу еще человек не осознает.

А потом, на этапах, на этапах принятия, на этапах принятия себя и принятия своего состояния, и непринятия тебя окружающими, вот здесь как раз получается, что комбатант, как в известном фильме, «свой среди чужих или чужой среди своих», вот это самое страшное.

И чтобы человек не чувствовал себя чужим. чтобы было принятие окружающих, принятие самыми близкими, семьей, детьми. А подчас бывает очень сложно, потому что человек возвращается другим. Человек, который лицом в лицо смотрел смерти в глаза, он уже другой.

И вот тут нужна определенная инициация, определенная работа по жизни другого человека, чтобы помочь ему осознать, понять, принять. Это задача, конечно, психологов, в первую очередь клинических психологов и врачей-психотерапевтов.

Сергей Скребец:

Вот вы абсолютно правильно сказали. Соматическую, физическую травму мы видим. Мы видим действительно поражение ткани, либо что-то другое, и понятные действия. А душевные травмы, к сожалению, мы не видим. Из-за этого люди, к сожалению, у нас не всегда грамотны в плане психического здоровья.

Ильгиз Тимербулатов:

Считают, что это же ерунда какая-то, пустяк. Слабость, как я уже говорил.

Сергей Скребец:

А на самом деле это приносит зачастую гораздо более страшные плоды. И вы упомянули членов семьи. Вот есть такое мнение, что боевая психическая травма распространяется в первую очередь и заражает своим негативом именно близкий круг общения человека. Так ли это?

Ильгиз Тимербулатов:

Конечно, конечно. И вот есть такое понятие «созависимость». Оно впервые пришло из наркологии. Это члены семьи, страдающего алкоголизмом, страдающей наркоманией. И тут уже вопрос, кто больше страдает. Либо сам человек, либо его окружение.

И вот этот термин «созависимый», он очень хорошо подходит и к членам семей людей с посттравматическим стрессом и расстройством.

Работать только с одним человеком, только с комбатантом, вырвав его из семьи, не работая с семьёй, совершенно неправильно. Это не решит тех проблем, которые необходимо решить.

Поэтому только с семьёй. И реабилитация - он, супруга, взаимодействие с детьми, по сути, как человека с ампутированными конечностями, с протезами учат ходить, человека с посттравматическим стрессовым расстройством заново учат жить в социуме. А это очень непросто.

Как бы тяжело не было там, «за ленточкой», у человека там очень быстро формируется определенная дихотомия. Он четко понимает, где свой, где не свой, где враг, где друг.

Там это очень четко и очень остро ощущается. Возвращаясь в реальность, с вот этой отчасти черно-белой картиной мира... С навыками, которые помогают ему выжить.

Очень сложно «на гражданке», где очень много полутонов, где сегодня вроде тебе человек улыбается, а завтра он или за спиной другой. То есть тут очень всё непросто.

А человек привык решать этот вопрос чётко. У него был предмет, было оружие, было всё понятно. А здесь, на гражданке, бывает гораздо сложнее человеку, который уже вернулся. И, по сути, мы, психологи, психотерапевты, мы ещё являемся в определённости «офтальмологами», которые вот эту «цветовую палитру» позволяют человеку увидеть и позволяют ему работать с ней. Не так, что вот этот друг, этот враг.

Сергей Скребец:

А это так. Здесь можно еще сказать о том, что зачастую именно когда возвращаются люди, есть болезненная форма чувствасправедливости.

Ильгиз Тимербулатов:

Вот я о чем и говорю. «Скажи мне, кто ты мне». С ним в горы можно идти или нельзя в горы идти? Вот это уязвлённое и обострённое, не скажу болезненно, обострённое чувство справедливости. А с этим очень тяжело жить в многополярном, так скажем, гражданском мире. Он разноцветный, порой цвета не такие радужные.

Поэтому, конечно же, позволить и помочь взглянуть на мир, который он знал до того, как он ушёл. Но когда он вернулся, и он не узнаёт этот мир, он стал другим для него. И постараться принять его, это очень непросто. Это длительный процесс реабилитации, длительный процесс обучения ходить, по сути, переносным. Как вот обучают ходить на протезах, это тоже ощущать свои руки, свои ноги. Это болезненный, тяжёлый, длительный процесс. И вот вновь учиться коммуницировать, это такой же непростой процесс.

И задача клинического психолога и психотерапевта быть вот этим поводырём, который поможет человеку вновь влиться в общество.

Сергей Скребец:

Евгений Вячеславович, хотелось бы от Вас услышать, какие сейчас новшества, технологии, вот этот чат для помощи членам семьи и бывшим комбатантам, как это построено, как это работает?

Евгений Мартынов:

Действительно, с 22 июля этого года мы запустили единый федеральный чат медико-психологической поддержки для семей воинов Отечества, для участников специальной военной операции Для нас это была большая ответственность, потому что у нас, конечно, большой опыт в работе с социальными сетями, с мессенджерами, в частности, с Телеграмом. Поэтому у нас работает по стране 251 медицинский чат, в которых присутствуют как пациенты, так и организаторы здравоохранения. И поэтому, как работают и как должны быть организованы цифровые помощники, мы очень хорошо понимаем. Наверное, поэтому эту задачу доверили нам, Фонду «Социальная сфера», федеральному проекту «ЗдравКонтроль». Безусловно здесь основным наставником для нас, инициатором создания такого чата выступает Комитет Семей Воинов Отечества. У комитета 89 отделений во всех субъектах, лидер - Юлия Александровна Велихова, человек, который заряжает энергией, заряжает тех, кто остался здесь, кто помогает и приближает победу в тылу. Это жены, это мамы, это дети, безусловно.

И поэтому такой чат, на наш взгляд, был просто необходим. Он продиктован духом времени. Чат создан в Телеграме. Сегодня в нём почти 10 тысяч подписчиков.

Мы бы хотели, чтобы их было меньше, потому что мы понимаем, что чат очень болезненный с точки зрения восприятия. Невозможно читать эти сообщения, не пропуская их через себя.

Мы большое внимание уделили вопросам информационной безопасности. У нас принято в каждом нашем «цифровом помощнике», чтобы были правила, на которые опираются подписчики, аудитория, участники чата. Но даже настройка и формулирование этих правил потребовали определенных усилий, потому что каждый глагол, каждое ограничение, чего нельзя в этом чате, мы подбирали с особой чуткостью, чтобы не ранить, не обидеть, и чтобы это было воспринято аудиторией этого чата адекватно.

Мы уделили большое внимание тому, что все обращения, которые направляются в этот единый федеральный чат, они проходят премодерацию. мы не просим указывать персональные данные. Это полностью анонимное общение.

И мы просим, это также в правилах прописано, не указывать, не раскрывать детализацию события. Если вдруг это случай гибели нашего бойца, то мы просим не рассказывать, где это было и так далее. Более того, в этом чате можно представиться любым именем, то есть у нас нет никакой идентификации.

Что примечательно и что отличает этот чат от, возможно, других каких-то попыток, в том числе и, мы знаем, в коммерческой сфере много предложений оказания психологической помощи?

Во-первых, мы говорим о информационных консультациях. потому что мы говорим про поддержку, а не про полноценную медицинскую помощь.

В этом чате работают государственные медицинские психологи. Мы, когда этот чат создали, мы задумались, что недостаточно создать только технологию, настроить ее, сделать ее удобной. Мы тоже прожили определенный этап становления этого чата.

Сначала, например, он работал с 9 до 7 и только по будним дням.

Сегодня он работает с 9 утра до 9 вечера, все дни в неделю, по московскому времени. Мы готовы к тому, чтобы этот чат стал круглосуточным.

В нём консультируют медицинские психологи. Это психологи, которые задействованы на основном месте работы в государственных профильных медицинских организациях. Мы очень рады и благодарны команде Ильгиза Фаритовича, что именно наша ведущая психиатрическая больница имени Усольцева в системе Минздрава Московской области предложила, предоставила в этот чат своих медицинских психологов, психологов с большим клиническим опытом, клиническим стажем. Тех людей, которые обучены именно к подобной коммуникации.

И сегодня 4 региона, у нас это Московская область, наша опорная единица в этом проекте, а также Ростовская область, Волгоградская, Тамбовская.

То есть сегодня команда медицинских психологов - это более 30 человек, они работают в формате дежурств. Сегодня чат содержит еще несколько других рубрик, помимо основного.

Сергей Скребец:

Евгений Викторович, вы так хорошо рассказываете про чат, но вы забыли сказать, как же его найти в Телеграм, как он называется.

Евгений Мартынов:

Он называется КСВО, Комитет Семей Воинов Отечества. «КСВО. Разговор с психологом».

Сегодня по стране идет ширкомасштабная информационная кампания, нам кажется это очень важно. Можно найти его через любую поисковую систему, набрав просто название. или зайдя к нам на сайт проекта ЗдравКонтроль zdravcontrol.ru.

Информации очень много, мы размещаем яркие плакаты с QR-кодом, ведущие в этот чат, в учреждениях социальной сферы, это МФЦ, Центры поддержки и социального обслуживания, медицинские организации, военные комиссариаты, средства массовой информации, социальные сети. И что очень важно, то что сегодня этот чат растёт.

По аудитории это требует дополнительного контроля качества того, как мы отвечаем. И очень важно, то что те регионы, которые я упомянул, команда Ильгиза Фаритовича, коллеги Ирины Рудольфовны Хох, нашего главного штатного специалиста по медицинской психологии, за каждым, от каждого региона закреплен главный штатный специалист, который следит за тем, какое содержание этих ответов.

Как работает чат?

Человек обращается в чат, пишет о своем любом тревожном состоянии. Если этот человек член семьи нашего бойца, который воюет, или это сам участник специальной военной операции, который вернулся. Ему сначала дается развернутый ответ медицинским психологом. И после этого мы проактивно предлагаем проведение персональной, индивидуальной консультации по телефону. Причём это не консультация для галочки, которая длится 5 минут. Это полноценная консультация, 30, 40, 50 минут. То есть мы стараемся персонализированно общаться с каждым запросом. Вы, наверное, спросите меня, а что дальше? Что мы делаем?

Сергей Скребец:

Сначала я спрошу, какие ещё разделы чата у вас существуют. Более подробно расскажите, пожалуйста.

Евгений Мартынов:

Да, это важно, потому что сегодня мы не просто помогаем людям справиться с тем или иным тревожным состоянием или хотя бы начать движение в этом направлении. Мы рады тому, что сегодня это сообщество людей, одна задача которого – не бросить и не оставить в одиночестве, а протянуть руку помощи, дать понять, что ты в большой команде тех, кто приближает Победу, тех, кто ждёт возвращения своих родных, любимых. из-за «ленточки».

И поэтому есть отдельные рубрики. Например, рубрика «Я горжусь», в которой мы рассказываем о случаях героического подвига, о случаях доблести. В основном это истории, написанные женами, сёстрами, мамами.

Есть рубрика «Ты не одна» – это как раз рубрика, которая показывает и рассказывает о тех случаях, как жены ждут возвращения своих бойцов. Это могут быть разные примеры приближения Победы, и сбор гуманитарной помощи, и подготовка определённых сетей. Это различные примеры. Самое главное, это живые реальные истории, что очень важно.

Мы создали специальную рубрику для жителей приграничных территорий, которые испытывают тревожные состояния.

И, безусловно, важно то, что в нашем чате есть и блок теоретический, который помогает справиться с состояниями. Опять же, спасибо большое команде Ильгиза Фаритовича, Елены Рудольфовны, которые подготовили короткие памятки, они все проиллюстрированы, про различные тревожные состояния, как с ними бороться, как выходить, как идти по пути выздоровления.

Мне кажется, ещё очень важно сказать о том, что сегодня мы идём дальше. Казалось бы, начав с технологий, я имею в виду то, что мы думали, что нам нужно создать технологию, которая поможет людям, цифровой помощник, а дальше мы прошли этап как раз формирования команды благодаря нашим коллегам-экспертам.

Сегодня мы понимаем, что бывают случаи, когда невозможно помочь благодаря развернутому ответу или путём проведения индивидуальной консультации.

И мы понимаем, что так как в единый федеральный чат может обратиться человек из любого региона нашей большой страны, то здесь необходимы какие-то инструменты непосредственно на территории, где человек проживает. И мы очень рады, что уже больше двух лет по приказу Минздрава России на базе поликлиник, куда и я, и вы, мы с вами прикреплены, где мы проходим получение медицинской помощи, обращаемся к разным врачам, созданы специализированные кабинеты.

Это кабинеты медико-психологического консультирования, где принимают медицинские психологи, и кабинеты медико-психологической помощи, где принимают психотерапевты, психиатры, которые могут назначить и лекарственную терапию, и направить и рекомендовать стационарное лечение. И это очень удобно и очень важно. Удобно для людей, потому что они могут обратиться непосредственно в своем регионе в поликлинику по прикреплению.

Должен быть медицинский психолог на каждые 25 тысяч взрослого населения.

И, соответственно, в этом кабинете уже пройти очный осмотр, поговорить с доктором непосредственно. И это очень хорошо, на мой взгляд. Это удобно именно по месту пребывания.

Второй момент, с которым мы столкнулись и о котором мы задумались, что необходимо обращение сопровождать.

Недостаточно разово, просто, развёрнутым ответом, даже очень педантичным, доскональным, содержательным, профессиональным, компетентным подсказать человеку.

И поэтому сегодня мы подключили CRM-систему, куда выгружаются все обращения, ещё раз подчёркиваю, это всё происходит анонимно. У нас нету персональных данных в чате, и специалист, медицинский психолог, он сегодня может присваивать группу риска тому или иному обращению, и соответственно мы понимаем, красная это зона, желтая или зеленая, и какой ритмичности сопровождения она требует.

Нужно созваниваться и списываться раз в день, или раз в неделю, или раз в месяц и так далее.

Ещё момент, о котором мы задумались - момент того, что далеко не все медицинские психологи, я думаю, что здесь Ильгиз Фаритович меня поправит как большой эксперт в этом вопросе, не все медицинские психологи обучены технологиям, навыкам, компетенциям общения с аудиторией, с теми людьми, которые сегодня сопереживают состояние в семье, когда твой близкий находится «за ленточкой» и сегодня защищает нашу Родину.

И поэтому сегодня, благодаря команде наших главных нештатных специалистов, которые задействованы в этом процессе, здесь, безусловно, опять же, опорная такая ключевая ведущая роль у команды психиатрической больницы имени Усольцева. Это подготовка методического пособия, документа, который будет работать и поможет, будет настольной книгой для тех медицинских психологов, которые как раз принимают в кабинетах медико-психологического консультирования, медико-психологической помощи. Это очень важно.

Ну и, наверное, ещё очень важно хочу сказать о том, что мы, как Общественная палата России, безусловно, вы знаете, являемся субъектами общественного контроля. И нам показалось очень важным посмотреть, как кабинеты медико-психологического консультирования работают, насколько они укомплектованы медицинскими кадрами, насколько они оснащены, работают ли они в принципе, есть ли график работы и так далее, и так далее.

Нам удалось провести общественный контроль в 37 регионах. Мы остались довольны. Надо сказать, что я лично уделил больше внимания любимой Московской области, где я живу и работаю. И здесь, конечно, надо сказать о том, что у нас большинство кабинетов, 98% был показатель по Подмосковью, они открыты, они работают. Хороший, высокий уровень укомплектованности врачами. И самое главное то, что команда Ильгиза Фаритовича уделяет большое внимание обучению, повышению квалификации наших медицинских психологов как раз с учетом духа времени.

Сергей Скребец:

Ильгиз Фаритович, вопрос к вам. Ну, действительно, работа с боевой психической травмой или с психическим ПТСР, это, ну, скажем так, еще та работа. То есть очень сильно отличается от работы с гражданскими, условно так назову, с гражданскими заболеваниями и проблемами, которые вызываются гражданским обществом. И здесь требуется действительно не просто подготовить специалиста, а специалист должен обладать определенным психотипом, чтобы выдержать вот эту колоссальную психологическую нагрузку, которая на него ложится. И я считаю, что более 30 специалистов, которые работают в чате, это очень-очень хороший и замечательный показатель. Как здесь обстоит дело?

Ильгиз Тимербулатов:

Да, вы совершенно правы. Работа с ПТСР, неважно, оффлайн, онлайн, это совсем другое, чем даже вот с неврозами, с другими состояниями у людей, которые находятся «на гражданке». То есть, казалось бы, стресс, допустим, потеря близкого, кто-то умер, бабушка, дедушка, или трагическая какая-то ситуация, человек ушел в расцвете сил. Да, и тут потеря, но на самом деле есть чёткие и довольно явные «красные линии», которые доставляют определённые моменты, то есть, как можно работать, как нельзя работать. где-то один только из двадцати психологов - грамотных, квалифицированных - которые в целом работают с гражданскими, может работать с людьми с вот после боевой психической травмы. И здесь и личностные особенности психолога, конечно, и особенности подготовки.

Потому что люди, которые прошли через очень сложные моменты, которые смотрели смерти в лицо, и человек, который считает себя сильным, который: «что, я там буду исповедоваться, что ли», «что, я там буду рассказывать, языком молоть», тем более перед кем, как часто говорят – «а ты там был, а ты это испытал? А если нет, о чем мне с тобой говорить?» То есть определенная вот эта даже не агрессия, а защитная реакция. Это защитная реакция. Поэтому нужно умение правильно выстроить диалог, не торопясь, не торопя события. Очень аккуратно. И добиться того, чтобы человек с глубочайшей душевной болью смог и захотел рассказать, излить душу, понимая, что, с одной стороны, это будет как тайна исповеди. Я уж так аналогии провожу, потому что не каждое, не всё расскажешь, то есть есть медицинская тайна.

С другой стороны, когда человек уже поделится с кем-то тем, чем он никогда не поделится ни с женой, ни с начальством, ни с детьми. Это дорогого стоит.

И уже потом выстраивается тот мостик, через который можно тихонечко перейти. Мост над бурлящим потоком эмоции, душевных болей, травм психологических. Я имею ввиду – мост, чтобы перейти на тот берег, где начинается новая жизнь. И нередко еще психолог будет направлять к психотерапевту чтобы иногда и медикаментозно помочь. Но именно работа клинического психолога и психотерапевта по переживанию этих стадий горя – это ювелирная работа. Это ювелирная работа, когда человек идёт с пациентом, с клиентом спина к спине, нога в ногу, и держит его за руку. Это очень важно.

Сергей Скребец:

Конечно, здесь очень важно доверие.

Ильгиз Тимербулатов:

Вот я об этом и говорю. Конечно, доверие. Доверие, то есть чтобы человек открылся, он должен доверять. А подчас в душе такое, что сам себе не откроешься. И задача психолога - помочь человеку открыться, иначе эти внутренние эмоции чувства - страх, гнев, агрессия - они просто разорвут человека.

Сергей Скребец:

Да, как говорят, «внутренние бесы».

Ильгиз Тимербулатов:

Ну, религиозные люди говорят «внутренние бесы», а так - это «чайник», «чайник эмоций». Если не будет клапана, то он просто взорвётся - через алкоголизацию, через наркотики, через асоциальные всякие моменты поведенческие и суицид.

Потому что человек - с глубокой душевной раной, и эту рану надо зашить. Душевно зашить. Иначе она, кровоточащая рана, она просто приведёт человека к гибели. Я провожу вот эти метафоры для того, чтобы более понятно было.

Евгений Мартынов:

В цифровых помощниках, как раз в нашем чате, люди больше раскрываются.

Помогает анонимность. Когда приходят на очный приём, больше эмоций, слёз или разных других форм проявления эмоций. А в чате они формулируют проблему. Это важно.

У нас прошло 4 месяца почти с начала работы чата. Более 700 обращений к нам поступило. Ну, наверное, топ-3, это первая проблема, это когда люди испытывают эмоциональное переживание за того, кто «за ленточкой». Это личные отношения, случаи утраты. Мне кажется, это должна быть такая комплексная, обоюдная работа, конечно, медицинских психологов, психотерапевтов. И очень хорошо, что сегодня большое внимание этому уделяется со стороны государства.