{IF(user_region="ru/495"){ }} {IF(user_region="ru/499"){ }}


Андрей Опарин врач-ортодонт международного уровня, главный врач и основатель клиник probreketi.ru, FullCycleDentistry, детской стоматологии «Зубарики» 25 мая 2022г.
Не по зубам: как изменится стоматология после санкций
Поговорим о здоровье наших зубов. Подвергаются ли зубы стрессу? Влияет ли нервная обстановка на состояние зубов или десен? На сколько сейчас подорожали услуги стоматологов? Не станет ли лечение зубов в нашей стране привилегией только самых богатых? Поговорим и о том, когда следует вести ребенка к стоматологу в первый раз? Следует ли лечить молочные зубы у ребенка?

Виктория Данильченко:

Здравствуйте, уважаемые слушатели канала Мediametrics, в эфире я, Виктория Данильченко, и моя программа «Мужской вопрос». В нашей программе мы обсуждаем истории успеха мужчин из различных сфер деятельности. Со мной сегодня в эфире Андрей Опарин, врач-ортодонт международного уровня, главный врач и основатель клиник Probreketi.ru, FullCycleDentistry, детской стоматологии «Зубарики».

Все наши болезни от нервов, и когда мы лечим разные заболевания, не только нервной системы, но и сопутствующие, то всегда эта тема звучит от врачей: «Вы могли бы не нервничать, надо уметь от всего абстрагироваться и своему организму сказать: все спокойно, все хорошо, не надо волноваться». Влияет ли такая нервная обстановка на наши зубы, десна? Если да, то как можно подстраховаться от этого и можно ли, есть в моих словах хоть какая-то истина?

Андрей Опарин:

Истина есть, стресс на самом деле влияет на состояние зубов, в первую очередь мы говорим о патологической стираемости зубов, и сейчас это очень распространенная проблема, у 9 из 10 пациентов мы видим проявления хронического стресса в виде патологической стираемости зубов.

Виктория Данильченко:

Человек скрежещет зубами ночью или стучит зубами, это имеется в виду?

Андрей Опарин:

Это называется бруксизм либо патологическая стираемость зубов, и это проявление стрессовых перегрузок, связанных с современным образом жизни.

Виктория Данильченко:

Я в последние пару месяцев встречаюсь с представителями различных отраслей экономики, которая так или иначе попала под санкции, и всегда задаю вопросы – как же мы будем без этого, а как же мы будем без того, что мы можем сделать с точки зрения экспортозамещения. Но в данном случае медицинская отрасль, в частности стоматология формально под санкциями не находится, но насколько мне известно, на сегодняшний момент российские граждане столкнулись с неминуемым подорожанием на рынке стоматологических услуг, и лечить зубы уже становится роскошью. Не получится ли так, что еще пару месяцев пройдет, и мы в стоматологических клиниках будем видеть только богатую часть общества, которая к тому моменту еще останется богатой?

Андрей Опарин:

Исходя из ценообразования моих клиник, конечно, нас поштормило, когда начался скачок курса доллара и евро, 99 процентов всех препаратов, которые мы используем, и оборудование закупается в евро. Закупочные цены тоже начали расти, как на дрожжах, то есть каждый день новые цены, счета, которые нам выставляли, действовали один день, то есть в течение дня их надо было оплачивать. И если бы так продолжилось дальше, нам бы пришлось пересматривать цену исходя из роста цен по закупкам.

Но мы решили занять такую позицию, что пусть мы будем работать с минимальной маржинальностью, но прайс-лист в условиях этого шторма мы пересматривать не будем. Как мы видим, курс нормализовался, начал падать, и закупочные цены на материалы также нормализовались. Исходя из наших прайс-листов могу сказать, что у нас ничего не поменялось, как были цены в начале года, так и остались. В детской клинике «Зубарики» у нас действуют еще цены 2019 года, мы их не пересматривали.

Виктория Данильченко:

С точки зрения того, что сегодня евро практически упал, для клиник это хорошо или плохо? Для российского потребителя, конечно, это лучше, чем было бы в обратную сторону, но насколько это для вас катастрофично? Я просто исхожу из того, что если у вас все закупки шли в евро, и вы ими оплачивали, соответствует ли он тому курсу, за что вы покупаете там?

Андрей Опарин:

Мы же не напрямую закупаем, а у дистрибьюторов, и чем ниже курс, тем более привлекательные цены они могут нам выставить. Вопрос в том, что многие дистрибьюторы столкнулись с проблемами логистики и удорожанием всех цепочек, с ростом цен на производствах. Поэтому здесь еще до конца не ясно.

Виктория Данильченко:

Вы держите цены, в детской клинике с 2019 года не менялась ценовая политика, но тогда возникает еще один вопрос – с того момента, как существуют импланты в России, это одна из самых дорогих историй в стоматологии. Что на сегодняшний момент происходит с имплантами, что делать людям, которым сказали, что вам необходимо это сделать в ближайшее время? Им нужно бежать бегом, пока еще что-то у кого-то осталось, либо эта отрасль не будет затронута и ничего страшного не будет, если вы придете через какое-то время, через месяц, через два, через год все так же будет или вообще ничего не будет?

Андрей Опарин:

Тяжело что-то прогнозировать, сейчас закупочные цены не отличаются от цен в начале года, плюс-минус, все в этих пределах, вопрос в наличии. На сегодняшний день отгрузки идут и по имплантам, и по брекет-системам, есть проблемы у одного производителя элайнеров, это альтернатива брекетов, и клиники, которые работали с этим производителем, столкнулись с очень большими проблемами, потому что были клиники, которые направлены именно на этого производителя, у них вся рекламная политика строилась вокруг него, и в один момент им просто перестали это поставлять.

Виктория Данильченко:

Это связано с санкциями?

Андрей Опарин:

Я не знаю, связано это с санкциями или с политикой самой компании, которая просто к этому присоединилась, но тем не менее поставки прекратились, и здесь могут возникнуть проблемы именно с наличием.

Виктория Данильченко:

В каких странах в основном идут закупки материалов, я имею в виду пломбы, импланты? Все это привозилось, в основном было не наше производство. Насколько мы можем говорить об импортозамещении с данными материалами? Не так давно прочитала, что у нас есть некий завод в Челябинске, который выпускает те самые импланты. Этим кто-то пользуется? Всегда же существовало такое понятие, что в России стоматологии нет как таковой, все, чем мы пользовались раньше, эти страшные амальгамные пломбы, и то, к чему пришли, это все не наше, не российское.

Андрей Опарин:

Здесь вопрос формулировок, я бы не согласился, что в России нет стоматологии, нет стоматологических материалов. Уровень стоматологии в России сейчас даст фору и стоматологии Соединенных Штатов Америки, и европейским стоматологическим клиникам. Я был там, сравнивал и вижу, что действительно у нас уровень сейчас очень достойный, по некоторым позициям мы ушли вперед. Но ушли вперед опять же благодаря импортным материалам, импортному оборудованию, импортным спикерам, которые пришли в Россию в 2000-х годах и начали здесь проводить мастер-классы, семинары, лекции, и если бы этого всего не было, то мы бы остались на уровне пломб из амальгамы. 

Виктория Данильченко:

На сегодняшний момент спикеры не особо сильно приезжают, не особо опытом обмениваются. Но исходя из тех обстоятельств, которые есть, Вы никакой проблемы не ощущаете с точки зрения нехватки материалов.

Андрей Опарин:

Острой нехватки материала мы сейчас не испытываем, нас отгружают по всем позициям, никакого замещения мы пока не ищем, как работали на западных материалах, так и работаем, что будет завтра, я не могу сказать.

Виктория Данильченко:

Между тем, на сегодняшний момент все клиники, которые есть в Москве, это клиники новые, работают на новом оборудовании, и оснащение у них вполне хорошее, тут уже вопрос рук. Есть новое оборудование, его же кто-то должен обслуживать, через какое-то время проверка должна проходить. Как с этим дела обстоят?

Андрей Опарин:

В штате клиники есть техники, которые обслуживают и автоклавы, то есть стерилизационное оборудование, и сами стоматологические установки, все это непрерывный процесс, и если на новом оборудовании сегодня вечером что-то произошло, к завтрашнему утру надо это все починить. Вопрос с комплектующими, пока что техники не испытывают никаких проблем, но надо смотреть в перспективе, хотя бы через шесть месяцев.

Виктория Данильченко:

Тот же самый качественный наркоз у вас есть, или сегодня есть, а завтра будем баюшки-баю петь?

Андрей Опарин:

Анестезия есть, есть качественные российские аналоги.

Виктория Данильченко:

То есть ничего страшного нам здесь не грозит.

Андрей Опарин:

По анестезии 100 процентов не грозит.

Виктория Данильченко:

Это самое главное, потому что если мы посмотрим на основную часть нашего населения, то средний возраст – молодежь, потому что они уже росли в совсем другой стоматологии. Я смотрю на свою дочь, когда надо к стоматологу – ну надо, так надо, как к терапевту, а у меня леденеют руки-ноги, потому что я понимаю, что сейчас опять будет этот ужас, а ужаса-то уже нет давным-давно. В наших головах сидит тот самый опыт лечения, когда тебе вкалывали воду в десну, потому что когда лечили, то отдавалось в мозгах, и этот наркоз не брал. Поэтому тот же страх, что если опять будет все то российское, как много лет назад, становится немножечко страшно за будущую жизнь.

Андрей Опарин:

Здесь вопрос в мануальных навыках, сейчас используются современные анестетики, чаще всего артикаин. В тот период, про который Вы говорите, использовали другие препараты, но бывают ситуации, когда у пациента есть аллергия на артикаин, и доктора вынуждены применять препараты, которые использовались раньше, и все зависит от мануальных навыков и навыков доктора. Я уверен, что и с лидокаином, и с новокаином можно нормально вылечить пациента без болезненных ощущений, вопрос в подходе. И сейчас в огромных количествах государственных поликлиник есть доктора, которым можно дать и артикаин, и карпульные шприцы, и ничего хорошего из этого не выйдет.

Виктория Данильченко:

У них руки не из того места растут, или они были двоечниками на курсе? Я помимо своей основной деятельности как адвоката преподаю в МГИМО на международно-правовом факультете и вижу своих студентов, я вижу магистратуру и считаю, что растет уровень знаний, это ребята, которые к чему-то стремятся, это люди, которым жутко интересно. Что это за люди, о которых говорите Вы, которые не то, что с новыми препаратами не справятся, а им все равно? Это нежелание, нелюбовь к профессии, или просто плохо в жизни все сложилось, поэтому вот так?

Андрей Опарин:

Философские вопросы, можно долго обсуждать. Речь не может идти о 100 процентах государственных стоматологических поликлиник, где такая ситуация, и даже в самых плохих государственных поликлиниках наверняка есть хорошие специалисты, единичные, но они там есть. Идет естественный отбор, и достойный специалист на сегодняшний день не будет строить свою карьеру в государственной поликлинике, и это началось уже достаточно давно. Я могу сказать про себя, не по слухам, а моя реальная история, когда я после окончания ординатуры пошел работать в государственную поликлинику и проработал там месяцев шесть, больше просто не выдержал.

Виктория Данильченко:

Почему? Так некомфортно с коллегами или в чем-то другом проблема?

Андрей Опарин:

Там нет современной медицины, я имею в виду стоматологию. Я по специальности ортодонт, работал врачом-ортодонтом, и лечения как такового я там не увидел. Я увидел очередь из пациентов за пластинками, а нужна эта пластинка, будет она работать или не будет, это уже никого не касается. Нет нормальной диагностики, нет нормального выбора аппаратов, которые можно предложить, никакой индивидуальности. Наверное, из-за этого такая ситуация, видимость лечения, больше для успокоения родителей, то есть вроде бы что-то сделали для своего ребенка, отстояли в очереди, пришли, получили пластинку, с нас ответственность снята, а что будет дальше, нас уже не касается.

Виктория Данильченко:

Почему Вы решили основать детскую клинику?

Андрей Опарин:

Тут ноги растут еще со студенческой скамьи, когда я работал ассистентом стоматолога в одной из первых хороших профильных частных детских стоматологических клиник, и на тот момент меня очень поразила организация в этой стоматологии, как там все устроено, как идет прием. И у меня где-то на подкорке родилась идея, что когда-то я сделаю что-то подобное свое.

Виктория Данильченко:

Это дорогое удовольствие, взять и открыть клинику?

Андрей Опарин:

Все начинается с помещения, как и везде. Если мы говорим про аренду помещения, то это недорого, сейчас очень много в Москве клиник, как есть страны третьего мира, то это клиники третьего мира, которые  из себя представляют арендное помещение, на скорую руку сделан ремонт, чтобы просто пройти лицензирование, и китайское оборудование, стоматологические установки по 100-150 тысяч рублей, то есть бюджет минимальный и врачи соответствующего уровня. Если мы говорим про правильную, хорошую клинику на долгие годы и про свое помещение, то здесь речь уже идет о десятках миллионов, ближе к 100.

Виктория Данильченко:

Но ближе к 100 это мы говорим с позиции не арендного бизнеса, это хорошее помещение, но ведь можно и в аренду взять хорошее помещение, не делать ничего на скорую руку, найти классных специалистов и купить достаточно хорошую технику, а параллельно заниматься поиском помещения в собственность.

Андрей Опарин:

Согласен, но если мы возьмем цену на томограф, то она начинается от 4 миллионов рублей, микроскоп – 2 миллиона рублей, стоматологические установки – 2 миллиона рублей, хороший ремонт, который подойдет под все правила санэпидрежима, которые Роспотребнадзор пропустит, это все тоже очень дорого. И такие деньги вкладывать, если это помещение не в собственности, а чаще всего все арендные договора идут на 5 лет, и неизвестно, что будет дальше, это рисковая затея. Поэтому чаще всего аренда – это клиника эконом-класса, которая пытается подать себя, как клиника бизнес-уровня.

Виктория Данильченко:

У Вас три клиники.

Андрей Опарин:

У меня две клиники и третья клиника сейчас в процессе создания и реконструкции. Probreketi – это была первая клиника, которая сейчас расширяется, все клиники в собственности.

Виктория Данильченко:

По поводу малышей, с какого возраста нужно озаботиться тем, чтобы показывать ребенка стоматологу, и нужно ли это делать с молочными зубами?

Андрей Опарин:

Показывать ребенка стоматологу обязательно нужно, на мой взгляд, идеальный возраст для врача-терапевта – около 2 лет, просто познакомить ребенка, чтобы у него не было фобии, которая идет с детства, потому что чаще всего как происходит в России, не у всех, но у большинства – ребенок растет, прорезались молочные зубы, никто его не водит на профосмотры, и потом зуб начинает болеть. Родители ведут ребенка в государственную поликлинику, по полису ОМС пытаются что-то сделать. Ребенок получает психологическую травму, фобию, дальше уже нормально оказать ему стоматологическую помощь становится очень сложно, и они начинают ходить по частным клиникам. Если раньше можно было бы эту патологию вылечить за один прием, то сейчас потребуется огромное количество адаптационных приемов, и не факт, что эти приемы помогут, можно это все закончить и наркозом.

Виктория Данильченко:

Приведу свой пример, когда дочь была маленькая, проходили диспансеризацию, она кайфовала и говорила: «Классно, пойдем, на лифте покатаемся». И я думала: какое у ребенка счастливое детство, что она так их воспринимает, при том, что зуб у нее первый раз заболел год или два назад с учетом того, что ей уже 25 скоро будет. Поэтому я считаю, что круто, когда у тебя не было этих проблем и не было страха, а были очень хорошие врачи. Я прошла огонь, воду и медные трубы, я могу уже с доктором умными терминами разговаривать, потому что носилась с зубами лет с 10.

Как маленькие сидят и терпят, ведь одно дело, когда посмотрели зеркалом – как все хорошо, иди, а другое дело – ой, тут проблемка, которую нужно решать? Они же кричат в этих креслах, это тоже умение врача?

Андрей Опарин:

Ребенок не будет просто так орать и кричать, значит у него изначально уже есть страх, он либо от родителей, которые свой негативный опыт ретранслируют на ребенка, либо будет его личный негативный опыт, который он получил где-то, например, в районной поликлинике. Если ребенок изначально адаптируется к стоматологическому приему, он не воспринимает это как что-то страшное, он приходит в стоматологическое кресло к доброму доктору, у него на потолке висит телевизор с мультиками, рядом ассистент с игрушками, ребенок рассказывать свои истории, то есть в дружеской атмосфере.

Доктор имеет ряд своих навыков, карпульный шприц закрывается специальной насадкой в виде животных, и ребенок не видит шприца. Никто не говорит анестезия, удаление зуба, у каждого доктора есть свои термины. Поэтому ребенку нечего бояться, даже если возникает незначительная боль в процессе лечения, это не приводит к истерикам, если все сделано правильно.

Виктория Данильченко:

Вы сегодня врач-ортодонт или Андрей Опарин бизнесмен?

Андрей Опарин:

Сложный вопрос, я сам пока не нашел ответа. Пройти путь врача, тем более стать хорошим врачом-ортодонтом – это сложный путь, за твоими плечами должны быть сотни пролеченных пациентов, иногда даже тысячи. Просто так отказываться от этого опыта мне не хочется, с другой стороны, мне хочется идти вперед, расти и познавать что-то новое, потому что этот большой пласт ортодонтии уже мной изучен, и очень редко я что-то узнаю нового в этой области. Чаще всего, когда заходит пациент, я уже могу предугадать, что он спросит, как я буду его лечить. Не хочется отказываться от этого опыта, который есть, а другой стороны, хочется идти вперед, пока балансирую.

Виктория Данильченко:

У Вас есть дети?

Андрей Опарин:

Да.

Виктория Данильченко:

И Вы делаете профилактику?

Андрей Опарин:

Ребенку 2 года, и буквально вчера он был на приеме в моей детской клинике, без истерик провели ему первую в жизни профессиональную чистку, он радостный, довольный, получил в подарок игрушку и пошел домой.

Виктория Данильченко:

Вы могли бы дать некую рекомендацию нашим слушателям – какая должна быть грамотная профилактика зубов? Понятно, что вовремя показываться стоматологу, но может быть есть что-то универсальное?

Андрей Опарин:

Домашняя чистка – это база. Даже если вы будете ходить к стоматологу не раз в полгода, а раз в месяц на профчистку и на осмотр, это не заменит домашнего ухода, то есть однозначно нужно выработать правильные навыки чистки зубов. Сейчас есть огромное количество роликов в интернете, можно сходить к гигиенисту, который научит вас это делать. Если вы будете правильно ухаживать, у вас не будет скапливаться налет, образовываться зубной камень, и это уже будет большой залог того, что, скорее всего, вы избежите серьезных проблем.

Виктория Данильченко:

Многие говорят, что прикус можно исправлять, только если тебе еще нет 18 лет, это правда или миф?

Андрей Опарин:

Сейчас можно начать на эту тему общаться и уйти на 2 часа в дискуссии, и если я задам встречный вопрос что такое прикус, Вы не сможете правильно сформулировать, потому что у каждого в голове свои понимания. Если мы работаем с костями черепа, то швы черепа зарастают чаще всего к 12 годам, то есть если мы работаем с расширением верхней челюсти, именно костных структур, или стимулируем рост нижней челюсти, то это все желательно провести до 12 лет на специальных аппаратах. Это не означает, что нет пациентов, у которых это зарастает позже, или рост заканчивается позже, я говорю про средние значения. Движение зубов возможно в любом возрасте, пока есть живой связочный аппарат у зуба и пока есть объем костной ткани, то есть сами кости черепа мы можем двигать в среднем до 12 лет, передвигать зубы мы можем бесконечно долго, хоть в пенсионном возрасте.

Виктория Данильченко:

Нет никаких ограничений. Если кто-то захотел прямые зубы, значит он будет носить брекеты и еще как вариант виниры.

Андрей Опарин:

Это называется алмазная ортодонтия, алмазная – потому что бор, которым стачивают зуб, алмазный. Не очень правильный подход исходя из современных концепций, правильный подход – это все-таки сделать правильную позицию своих зубов, а потом уже обращаться к винирам.

Виктория Данильченко:

Это действительно полезный опыт и полезные знания. В гостях у меня был Андрей Опарин, врач-ортодонт международного уровня, главный врач и основатель клиник Probreketi.ru, FullCycleDentistry, детской стоматологии «Зубарики».