{IF(user_region="ru/495"){ }} {IF(user_region="ru/499"){ }}


Андрей Бабушкин Правозащитник, председатель правозащитной организации “Комитет за гражданские права “, Член Президиума Совета при Президенте России по развитию гражданского общества и правам человека 24 июня 2019г.
В отпуск из тюрьмы
Осужденный может получить отпуск с выездом домой, но кто об этом знает? Для чего российским законодательством предусмотрена ст.97 УК РФ, и почему о ней молчат?

Людмила Айвар:

Добрый день, уважаемые зрители и слушатели программы Mediametrics. В эфире «Женщина в праве с Людмилой Айвар», проект Союза женских сил. Сегодня у нас по плану должен быть гость, член общественной, вернее, неправильно сказала, член Совета при президенте по развитию гражданского общества по правам человека, правозащитник, Андрей Владимирович Бабушкин, который немножечко задерживается и прибудет к нам, присоединится позже. И моя традиционная соведущая, Наталья Урмацких сегодня находится в суде, как говорится, попробовала на вкус и пощупала руками, что такое российское и московское правосудие. А мы обсудим сегодня тему, которая связана с отпусками. Понятно, лето, сезон отпусков, все куда-то готовятся, все куда-то едут, кто-то к морю, кто-то в деревню. Но законодательство Российской Федерации предусматривает право на отпуск, в том числе, лицам, осуждённым к лишению свободы. Именно об этом сегодня мы хотели поговорить с Андреем Бабушкиным, он к нам присоединится, как я уже сказала, позже, и мы будем путать его разными вопросами. Сейчас мы с Марией Большаковой, прошу прощения, правильно?

Мария Большакова:

Да-да, всё хорошо. 

Людмила Айвар:

Не привыкла ещё, Маша, исправлюсь, обещаю. С Марией Большаковой, член общественной палаты Московской области, журналист и просто социальный лоцман, как она себя называет, начнём говорить на тему, близкую к тому, что мы хотели обсудить с Андреем Владимировичем. Здравствуйте, Мария. 

Мария Большакова:

Здравствуйте, Людмила, давно не виделись мы буквально вне частных встреч. Наконец вы услышите, о чем мы говорим в публичном пространстве.

Людмила Айвар:

Никогда мы в эфире не были совместно, теперь попробуем. Вообще, почему мы взяли эту тему с Натальей, мы тут услышали очень громкие заявления о том, что, я даже распечатала: заключённый Казанской тюрьмы отправился в отпуск. Собрал свои вещи и поехал с особенным человеком, специально обученным, который его сопровождает в этом отпуске, отдыхать в свою родную семью, в свой родной дом, к своей родной жене, несмотря на то, что он отбывает наказание в тюрьме. В колонии, так скажем. Это впервые за 10 лет. Ещё одна история, когда в посёлке в Азовском районе женщина Анна, фамилия её не раскрывается, провела несколько дней со своими несовершенными детьми. Анна тоже отбывает наказание в виде лишения свободы. У неё шестеро детей и её отпустили в отпуск, где она развлекается со своими детьми, и она должна вернуться в колонию после того, как отпуск её закончится. Эти истории, они послужили тому, что мы решили поговорить на эту тему. И вообще, что такое тюрьма, как людям в ней живётся.

Мария Большакова:

И живётся ли вообще. 

Людмила Айвар:

Да, и живётся ли вообще. В общем, кому как живётся, живётся по-разному. Есть разные виды лишения свободы. Общий режим, строгий, особый режим, есть пожизненное лишение свободы и так далее. И везде разные правила. Я думаю, что, Маша, у тебя есть какие-то вопросы по этому поводу. 

Мария Большакова:

Да. 

Людмила Айвар:

Мы начнём их обсуждать. 

Мария Большакова:

Смотри, первое, женщина, которую отпустили к детям. Во-первых, за какие грехи эти люди оказались в тюрьме, не написано ли в статьях? Мы понимаем, что за что-то могут пускать в отпуск, можно просить отпуск, а жа что-то нельзя. 

Людмила Айвар:

Начнём с того, что в статьях не указано, за что осуждены эти лица, но есть статья 97-я уголовно-исполнительного кодекса, которая регламентирует порядок отпусков осуждённых. Они и раньше так, честно сказать, были, но это было всё так тихо, потому что за особые заслуги, перед кем-то, в связи с чем-то людей отпускали в отпуска. Я как практикующий юрист знаю эти истории, но о них так громко никогда не говорили. А тут вдруг решили поговорить, видимо потому, что наша пенитенциарная система теряет в глазах общества. 

Мария Большакова:

Своё человеческое обличие. 

Людмила Айвар:

Своё человеческое лицо, абсолютно верно. Видимо в связи с этим нужно как-то реабилитироваться и начать что-то делать, хотя бы позволять людям реализовывать свои права, которые им положены по закону. 

Мария Большакова:

Тогда вот какой вопрос. От кого, это, наверное, будет вопрос от всех тех, у кого родственники сейчас оказались в замкнутом пространстве и от тех, кто сам там оказался. По чьей воле могут отпустить или не отпустить в отпуск из тюрьмы? Например, если я на работе, то это вообще-то воля работодателя, это тоже своего рода не свободное, не моё свободное решение. Встала, всё бросила и пошла. 

Людмила Айвар:

Но, во всяком случае, ты через 11 месяцев всё-таки имеешь право на отпуск, если работодатель канючит, ты можешь, будучи на свободе, попытаться реализовать свои права или просто уволиться с этой работы. 

Мария Большакова:

Да, что часто и случается. Я знаю людей, женщин, которые реально увольнялись на все лето, потому что надо было провести время с детьми. Потом или шли на иную работу или восстанавливались на своей старой работе. Причём даже знаю истории такие ещё раннесоветского, послевоенного периода. Потому что тут от приоритетов зависит и от работодателя, безусловно. Но в тюрьме кто, от кого зависит наша временная свобода?

Людмила Айвар:

Знаешь, я когда эту тему изучала, рассуждала на эту тему, я вот что думала. Ведь в основном лица, которые попадают в тюрьму, в колонию, они должны работать. Коли они должны работать, то по трудовому законодательству они должны иметь такой же трудовой отпуск, как и все остальные граждане. В связи с тем, что у них некоторые права ограничены, отпуск не такой длинный, как у нас 24-28 дней, а всего лишь 18 дней, которые они могут проводить либо внутри колонии, либо выехать по месту своего жительства. А зависит всё, конечно, от начальника колонии, который либо разрешает, либо не разрешает. Но это основное лицо, которое подписывает. Но прежде, чем начальник подпишет разрешение на отпуск, нужно пройти ещё некоторые этапы. Ты должен либо работать, либо не работать в связи с тем, что нет работы, но желаешь работать, а тебе её не могут предоставить. То есть это основной критерий, когда человек уклоняется, отбывающий наказание, от работы в колонии, и это уклонении не связано с состоянием здоровья, с отсутствием работы, с отсутствием навыков или ещё чего-то. Работу найдут любому. Нет у тебя навыков быть токарем, будешь дворником, какая разница. Вот эти все бумажечки или вернее отметочки в твоём личном деле, делают лица, которые надзирают: начальник отряда, начальник ещё чего-то. Если были какие-то рапорты против тебя, что ты нарушил режим, если были взыскания, в частности, устный выговор, начиная от устного выговора до помещения в ШИЗО. Это штрафной изолятор, такая камера, где находится куча людей, они не гуляют, они не работают, они находятся в таком жёстком тюремном, можно так сказать, режиме, потому что их наказали. Такие люди не имеют права. А если человек себя зарекомендовал с точки зрения совсем положительный, он работает, он исправляется, он учится, он всеми своими действиями показал, что он не опасен для общества, нужен своей семье, как в истории с Анной Ш., которую отпустили к шести несовершеннолетним детям. Тогда вот эту заветную бумажечку подписывает начальник и отпускает. Вот её отпустили, вернее, женщина может быть отпущена в отпуск до 15 дней, не считая время, сколько она будет добираться до места, где она этот отпуск будет проводить. 

Мария Большакова:

Что же такого натворила мать шестерых несовершеннолетних детей, что ей ограничили свободу. 

Людмила Айвар:

Её лишили свободы. Потому что ограничение свободы - это немножко другой вид наказания. Наверное, совершила какое-то преступление, явно, что не убийство, потому что это не особо тяжкое, по особо тяжким составам вряд ли отпускают в отпуск, да и закон не предусматривает такой возможности. Что-то совершила. Может наркотики, может воровство, может мошенничество, может ещё что-то. Ведь пути Господни неисповедимы, как говорится, у нас в России от сумы и от тюрьмы не зарекайся. 

Мария Большакова:

Это правда, поэтому лучше знать свои права. 

Людмила Айвар:

Да. 

Мария Большакова:

И понимать свои обязанности. 

Людмила Айвар:

Да. В данной ситуации, что тоже небезынтересно, время нахождения в отпуске, оно засчитывается в срок отбывания наказания. 

Мария Большакова:

То есть это не то, чтобы сверху. Допустим, 942 дня и плюс 15. Это 942 минус 15. 

Людмила Айвар:

15 входит в эти 942 дня. 

Мария Большакова:

А дорога? 

Людмила Айвар:

Дорогу оплачивают сами лица, которые едут в отпуск. Они ведь работают, они зарабатывают деньги, они с этой зарплаты кто-то платит алименты, кто-то платит в доход государства те убытки, которые были причинены государству. Например, рассматривалось дело, 10-20-30 свидетелей, свидетели все находятся в другом регионе, для того, чтобы они приехали, им нужно купить билеты. Да, сейчас работает режим видео конференц-связи, тем не менее, определённое затраты у государства есть на организацию вот этого судопроизводства. Кто-то приехал, у кого-то гражданский иск заявлен, какие-то алименты, возмещение убытков, работодатель обратился с тем, что он ему что-то должен. То есть все исполнительные листы, всё, всё, если нет имущества, которое подлежит изъятию и реализации в счёт погашения этих всех долгов, они платят со своей зарплаты. Со своей зарплаты они платят пребывание в колонии. 

Мария Большакова:

То есть сидеть в тюрьме у нас тоже дорого, накладно. 

Людмила Айвар:

Нет, у нас, наверное, недорого, потому что у нас нет системы частных тюрем, которые, в принципе, уже давно есть в других зарубежных странах. Кстати, в Америке очень много частных тюрем, люди зарабатывают на этом колоссальные деньги. 

Мария Большакова:

Да-да, а это идея, - сказали дети. Можно пока бабушки ни при чем, мы отвлечёмся немного на это. 

Людмила Айвар:

Можем. У нас ведь тоже предлагали ввести систему частных тюрем. Но, мне кажется, что у нас немножко неправильно понимают эту систему. Что такое частная тюрьма.? Это помещение, которое построил бизнесмен, которое соответствует требованиям безопасности, режимности и прочему. Это сотрудники ФСИН, которые не зависят от этого предпринимателя. То есть у него есть помещение, которое он сдаёт в аренду. При этом у нас заключённые сами себя обеспечивают и надо не забывать о том, что у нас заключённые, в том числе, и готовят сами себе еду, убирают сами свои помещения и, по большому счёту, работают и зарабатывают деньги. 

Мария Большакова:

Всё, как в жизни. 

Людмила Айвар:

Всё как в жизни. Ура-ура, к нам присоединился Андрей Владимирович Бабушкин, мы вас наконец-то дождались, спасибо, что вы к нам доехали. 

Владимир Бабушкин:

Добрый день. 

Людмила Айвар:

Добрый. Андрей Владимирович, мы уже с Марией начали обсуждать тему тюрем. Мы начали с чего, с того, чтобы лето, всем хочется отдохнуть, заключённым тоже. И вот их сопровождают специально обученные люди в отпуска, к себе домой, об этом недавно по всем радиостанциям рассказывали, что то ли бывшего полковника отвезли домой отдохнуть к семье на 15 дней. Ну, ещё и барышню одну шестидетную тоже отпустили в отпуск. 

Владимир Бабушкин:

Первые ласточки. 

Людмила Айвар:

Как вы думаете, с чем это связано? Мы предположили, что пенитенциарная система немножко хочет обелиться после того, что какие-то скандалы были такие, публичные недавно. 

Владимир Бабушкин:

Я не думаю, что связано с пиаром, это связано с пониманием в пенитенциарной системе, что надо бороться с постпенитенциарным рецидивом. Он очень высок, а у женщин он ещё даже выше, чем у мужчин по нашим данным. А бороться с ним можно тремя способами. Первое - укреплять и развивать социально полезные связи. Второе - давать людям ту профессию, которая им интересна, привлекательна, которой они будут заниматься. И третье - формировать у человека уважение к обществу, к государству, к другим людям. Поэтому пенитенциарная система вынуждена, обязана, неизбежно она должна перейти к комплексу мер, направленных на сохранение, развитие социально полезных связей и предоставления отпусков с выездом на родину, только один из маленьких шагов, которые необходимо сделать в этой связи. Хочу напомнить, что такая возможность, она уже заложена в 97-й статье уголовно-исполнительного кодекса 1997г. Но увы, 22 года, почти 22 года, это не совсем так, она была спящей. Когда какой-нибудь начальник колонии кого-то отпускал домой, немедленно шёл окрик сверху, в лучшем случае человек, которого отпускали в отпуск, возвращался и начальник колонии понимал, что лучше с этим не связывается, потому что издержек и неприятностей намного больше, чем дивидендов. В худшем случае, он совершал побег, и начальник колонии оказывался под мощным прессом всех правоохранительных структур. Поэтому для того, чтобы эту ситуацию поменять, необходимо было сделать очень важный шаг. Необходимо было прировнять невозвращение в места лишения свободы во время отпуска не к побегу, который является самым страшным злодеянием для начальника колониии, там могут зеки поубивать друг друга, ему за это ничего не будет, но если побег, это с точки зрения ведомственной статистики является самым страшным грехом вообще из грехов. Необходимо его прировнять к более мягкому преступлению, к уклонению от отбытия наказания. И пенитенциарная система смогла этого добиться от федерального законодателя, и сегодня появился зелёный свет на то, чтобы людям давать отпуска. Но мы понимаем, что всё-таки это очень осторожно, очень сдержанно и, наверное, какой-то должен пройти адаптивный период прежде, чем значительное количество людей, которые в местах лишения свободы заработали право на отпуск, они могли вообще... 

Людмила Айвар:

Андрей Владимирович, что такое «заработали право на отпуск»? Мы тут попытались предположить, я свои знания изложила, возможно, неправильно. Потому что я знаю насколько из своей практике, раньше тоже были случаи, когда люди отпускали в отпуска. Это Краснодарский, южные регионы, и были такие случаи. Они не афишировались так громко, они были единичные, это были особые заключённые, которые могли себе позволить. Но они всё-таки были. Да, может быть из 1000 или из 5000 это был один случай, но он был. Тем не менее, за какие такие заслуги и кто может всё-таки. Во-первых, там предусмотрен не только отпуск, как поощрение и не только с выездом, но и с нахождения внутри колонии. 

Владимир Бабушкин:

Конечно, существует несколько видов поощрительных воздействий в этом плане . Это отпуск 14-дневный с проживанием вне отряда, в т.н. профилактории для лиц, находящихся в трудовом отпуске. В большинстве колоний эти профилактории сохранились, хотя была предпринята около 10 лет назад попытка их ликвидировать. Затем это свидания с предоставлением возможности выхода за пределы колонии, эта возможность есть у лиц, которые находятся в колониях-поселениях и у лиц, которые переведены в облегчённые условия отбытия наказания в колониях общего режима или воспитательных колониях для несовершеннолетних. И наконец, отпуска с выездом на родину, но это совершенно, там есть два вида отпусков. Отпуска по чрезвычайным семейным обстоятельствам, кто-то, не дай бог, умер, стихийное бедствие и так далее, тяжелые заболевания. И отпуск в качестве поощрения. Связано, когда применяются отпуска в качестве поощрения или в связи с исключительными семейными обстоятельствами, это было скорее связано не с VIP статусом этих заключённых, это было связано с общим подходом, общей позицией руководителей управления или колонии по отношению к поощрениям. То есть это кто мог себе позволить. Очень давно работающий начальник управления территориального, который пользовался большим уровнем доверия и уважения как со стороны своего руководства, так и со стороны прокуратуры и местных властей. То есть если у него какое-то ЧП происходило, он был достаточно устойчив, чтобы отбить атаки своих недоброжелателей. И такие вещи практиковали Яров, генерал Яров в Краснодарском крае, генерал Шаешников в Красноярском крае, то есть устойчивые, сильные руководители. Руководитель, который прошёл недавно, ещё не успел себя утвердить, у него первый отпуск, который он предоставит заключённому, может стать последним. 

Людмила Айвар:

Для него рабочим днем. 

Владимир Бабушкин:

И есть другая серьёзная проблема. У осуждённых и у сотрудников отсутствует летняя форма одежды, понимаете. Совершенно логично было бы, когда на улице 40 °, пот льётся градом, чтобы у человека была коротенькая маечка, какие-то шорты, и у сотрудников тоже. И зеки с ненавистью смотрят на сотрудников, которые заставляют застегивать пуговицу, якобы он нарушил форму одежды. И сотрудник думает, как так, пуговицу расстегнул, мне генерал вообще вкатит по первое число. Понимаете, эта, казалось бы, мелкая проблема, она создаёт, на самом деле, очень серьёзные сложности в процессе отбытия наказания. 

Людмила Айвар:

За что человека отпускают в отпуск. Не каждого могут отпустить, всё зависит от персонажа. 

Владимир Бабушкин:

Здесь необходимо сочетание трёх факторов. Первое, должна быть семья или какие-то люди на свободе, готовые его принять, положительно характеризующиеся. Этот человек должен иметь положительную тюремную биографию. У него не должно быть непогашенных взысканий, у него должны быть поощрения за какие-то реальные вещи, какие-то реальные достижения в учёбе, в труде, в бесплатном труде по благоустройству и так далее. И третье, он не должен состоять на профилактическом учёте. То есть оперативные данные о его активности, скрытые от внимания, официального внимание тюремных властей, они не должны говорить о том, что он готовит новые преступления, хочет отомстить потерпевшим, готовится к побегу, намерен расправиться со свидетелями и т.д. Должно быть сочетание этих трёх факторов. 

Людмила Айвар:

И оплачивает, я так понимаю, дорогу он сам из своих денежных средств, ему государство ничего не платит. 

Владимир Бабушкин:

Нет, почему, если есть денежные средства, он сам оплачивает, если нет денежных средств, ему государство оплачивает. 

Людмила Айвар:

Но впоследствии государство удерживает эти денежные средства из его заработной платы. 

Владимир Бабушкин:

Не удерживает. 

Людмила Айвар:

Вот мы дезинформировали. 

Владимир Бабушкин:

Удержания денежных средств за питание, за жилищно-коммунальные услуги, одежду, кроме специальной одежды, обувь, средства, выплачиваемые по гражданскому иску. Или алименты, всё. Данные средства не подлежат удержанию. 

Людмила Айвар:

Андрей Владимирович, я знаю, вы, как правозащитник и член ОНК очень много ездили по всяким таким учреждениям, видели всякое разное, и доброе, и не очень. Я представляю сейчас интересы бывшего сенатора, и меня иногда шокируют те нарушения, якобы нарушения, за которые его постоянно наказывают. Он перепутал отчество зам.начальника, ему ШИЗО, он повесил полотенце не на ту сторону, ему выговор, он прошёл, ему говорят: иди в столовую. Он пошёл, его по дороге останавливают, говорят, почему пошёл. То есть как всё-таки регулируется эта система внутреннего распорядка, специально людей подставляют под наказание, под какие-то взыскания, или всё-таки это такие вынужденные меры для того, чтобы сдержать внутри этой колонии порядок. Потому что не все заключённые добропорядочные люди, которые хотят соблюдать закон. 

Владимир Бабушкин:

Знаете, режимные ограничения рождались, конечно, с целью сломать криминальную преступную волю и заставить человека, в худшем случае, просто не производить криминальную активность, а в лучшем случае встать на путь исправления и пересмотреть своё отношение к собственной жизни и к своему месту в этой жизни. К сожалению, в процессе создания правил внутреннего распорядка и в процессе их применения мы видим, что та часть сотрудников, которые желают использовать все эти вещи для создания обстановки произвола и для создания коррупционных различных элементов, они почему-то одержали такую, я надеюсь, временную победу. Поэтому мы видим, что к осужденному можно пристать за что угодно. Расстегнул на сорокаградусной жаре пуговицу - нарушение формы одежды, оторвалась бирка - нарушение порядка отношения идентификационного знака. Неправильно заправил кровать - тоже нарушение. Плохой у тебя сон, ночью не спал, проспать подъём - ещё одно нарушение, идёшь вне строя, ногу натёр - ещё нарушения. То есть придраться можно к чему угодно. Очевидно, у них было недостаточное количество поводов для придирок, изобрели ещё один. Точнее, не один, а два: это обязанность осуждённого здороваться и обязанность осуждённого представляться. Вроде законное требование, мы все здороваемся. Что такое здороваться? Там написано, что если осуждённый увидел, что идет сотрудник администрации, он обязан с ним поздороваться. Он его один раз увидел, поздоровался, второй раз поздоровался, на 20-й раз он уже не поздоровался. А сотрудник так сильно оскорбился, что с ним поздоровались всего 19 раз, что пошёл, накатал рапорт и товарищу в начале выговор, потом трое суток ШИЗО, потом 10 суток ШИЗО, потом в помещение камерного типа загремел. Их обязанность представиться. Вначале это, как, знаете, фильм ужасов, я это видел в тюрьме «Чёрный дельфин», где осужденные по такой-то статье, а сейчас это распространили на всю страну. Зачем это сделали, совершенно непонятно, от этой практики, конечно, нужно как можно быстрее уходите. 

Людмила Айвар:

Не все осуждённые имеют право на отпуск за пределами колонии. Это какая-то определённая категория людей? Я имею в виду осуждённые за. Вы уже сказали те характеристики, которые должны быть соблюдены. По всем ли составам преступлений? 

Владимир Бабушкин:

Я забыл указать, что есть ряд осуждённых, которые такого права лишены. Это осуждённые за террористические преступления, лица, осуждённые за преступления в сфере оборота наркотиков, за преступления в сфере половой свободы, половой неприкосновенности несовершеннолетних. Мне эти количества ограничений представляются совершенно неразумными, потому что это же администрация принимает решение. Если она видит, что этот террорист, он вынужденный террорист, по глупости туда попал, а прошло уже 15 лет, и человек себя зарекомендовал, фактически, он уже другой человек, не тот, кто попал к ним после осуждения. Начальник принял ответственность, почему бы этому человеку не предоставить отпуск. Такие формальные критерии, они перевешивают критерии содержательные. 

Людмила Айвар:

Вы думаете, что лица, которые осуждены к пожизненному лишению свободы, тоже не могут быть исключением в данном списке? 

Владимир Бабушкин:

Я думаю, не могут быть исключением, конечно, потому что эти люди очень сильно меняются. Другое дело, здесь важно не допустить просчета. Но на сегодняшний день система, уголовно-исполнительная система, она обладает ресурсами, которые позволяют все узнать о человеке, все его мысли, все его намерения, все его планы, насколько он психологически устойчивый. У человека могут чудесные намерения, а слабая воля. Он освободился, встретил дружков, они выпили, вот тебе и новое преступление, понимаете, я уж не говорю о том, что в колонию не вернулся. Уголовно-исполнительная система сегодня обладает всеми ресурсами, которые позволяют прогнозировать поведение человека. Со стопроцентной вероятностью это сделать невозможно, господь Бог вряд ли сможет это сделать. Но с очень высокой степенью вероятности. 

Людмила Айвар:

Оснащают ли таких людей браслетами, как в домашнем аресте применяется, или это на усмотрение?

Владимир Бабушкин:

Я с такой практикой не сталкивался. 

Людмила Айвар:

Не сталкивались. Кто тот самый главный человек, который принимает решения по поводу отпусков, предоставления свиданий и так далее. 

Владимир Бабушкин:

Начальник учреждения. 

Людмила Айвар:

Не управление, а именно начальник учреждения. 

Владимир Бабушкин:

Начальник учреждения, он несёт персональную ответственность. Если свидание вне учреждения, начальник учреждения, а если свидание в учреждении, они предоставляются по графику. Там начальник учреждения обязан контролировать, чтобы не было злоупотреблений в этой сфере. А то у одного 10 свиданий за год, а у другого полтора. 

Людмила Айвар:

Вот что касается женщин теперь меня интересует вопрос, они имеют такие же права, как мужчины, или всё-таки у них есть... Женщины, имеющие несовершеннолетних детей, которые остались на свободе. Или у них есть какие-то иные преференции? 

Владимир Бабушкин:

Конечно, им идут навстречу, потому что мать есть мать, понятно, что разлуку с матерью ребёнок переживает более тяжело, чем разлуку с отцом, и психологические изменения в поведении личности ребёнке при длительной разлуке с матерью более значимы, более ощутимы, более масштабны. Поэтому конечно, женщине идут навстречу. Здесь надо сделать две оговорки. Конечно, когда мы говорим, постоянно ведётся дискуссия, а надо ли сажать женщин, у которых дети до 14 или до 3 лет. Надо ли разрешать женщине, когда ребёнок до 3 лет, чтобы она жила со своим ребёнком. Дело в том, что есть ещё две категории женщин, с которыми надо быть очень осторожными. Это женщины, которые рассматривают своего ребёнка не как цель своей жизни, а как средство достижения неких целей, ребёнок - это средство для того, чтобы ослабили режим и получить некие преференции. Но это женщины, которые своим поведением проявили свою неспособность, слабую волю при обеспечении своего ребёнка всем необходимым. То есть мы понимаем, если этой женщине предоставить возможность, дать ей послабления, то это принесёт вред и ей, и ребёнку. Для этого уголовно-исполнительная система, она исследует характер взаимоотношений между матерью и ребёнком. Мы знаем, есть несколько моделей взаимоотношений. Когда ребёнок является высшей ценностью, когда ребёнок является социальным партнёром для женщины, когда ребёнок является каким-то кумиром для женщины. А есть, когда ребёнок является средством. Для такой категории женщин, конечно, мы не можем давать им возможность, те же самые возможности, как матери, которая действительно готова ради ребёнка пожертвовать своей жизнью. 

Людмила Айвар:

Да, бывают разные истории с матерями. Интересный факт, в 2008-м году Минюст внёс в Госдуму предложение исчислять дни отбытия наказания 1 за 2 и прочее. В итоге 10 лет этот законопроект блуждал, и теперь закон выглядит таким образом, что 1 день в СИЗО приравнивается к 1,5 дням в дисциплинарной воинской части, к 2 дням в случае ограничение свободы, принудительных работ, ареста, к 3 дням для исправительных работ, ограничения военной службы, к 8 часам обязательных работ. А в случае лишения свободы в изоляторе рассчитывается, как 1 день при отбывание наказания в тюрьме, исправительной колонии общего и строгого режима. 1,5 дня при отбывание наказания в исправительной колонии общего режима, 2 дня при отбывании наказания в колонии поселении. Кроме этого, 2 дня под домашним арестом приравниваются к 1 дню заключения под стражу в колонии. Не кажется ли вам это несправедливым? Потому что на сегодняшний день всё-таки домашний арест у нас являлся, до определённого периода времени, до 21 июня 18-го года рассчитывался 1 к 1. Как вы думаете, с точки зрения условий, с точки зрения социальной справедливости, правовой справедливости, это правильное решение или есть какие-то мнения по этому поводу?

Владимир Бабушкин:

В вопросе есть ответ, конечно, с точки зрения справедливости это несправедливо, там много несправедливых моментов. Мы видим, что этот закон не распространяется на лиц, которым назначено наказание в колониях строгого и особого режима. Почему, например, может назначено наказание в колонии строгого режима. Тем, кто совершил особо тяжкое преступление. То есть один совершил преступление, которое предусматривает до 10 лет лишения свободы, он пользуется этой льготой, а у того, у кого до 12 лет лишения свободы, а разница не очень большая, у него этой льготы уже нет. Или особый режим. Человек особо опасный рецидивист, что он сделал? Он раз свинью украл, освободился, второй раз свинью украл, когда у него третья свинья украденная, всё уже, извините, уже особо опасный рецидивист. Не третий, четвёртый раз в данной ситуации. То есть мы видим, что целый ряд людей, которые могли бы воспользоваться такого рода, скажем так, льготой законодателей, они ей воспользоваться не могут. Ну и конечно, я думаю, что это ошибочно по отношению к домашнему аресту. Понятно, из чего исходил законодатель. Степень лишений в СИЗО существенно выше, чем степень лишений в колонии. Это действительно так. Длительных свиданий нет, нормальной прогулки нет, телевизор смотрят только, если есть в камере, холодильником пользуются только если он есть в камере. Возможности телефонных переговоров понижена и так далее, понимаете. Действительно, интенсивность такого воздействие на человека неблагоприятного, она существенно выше, чем в колонии. Но есть другая сторона дела, когда мы говорим о том, что нам надо разгрузить наши тюрьмы, то домашний арест - это один из способов разгрузке тюрем. И мы недавно проводили совет по правам человека при президенте, вернулись из Алтайского края, где с моей точки зрения очень хорошо поставлен вопрос о применении мер пресечения, не связанных с лишением свободы. Мы увидели, что переполненные СИЗО, они превратились в СИЗО, где сегодня можно отдыхать полной грудью, войти в камеру без угрозы того, что упадёшь в обморок от страшного нечеловеческого запаха. Поэтому, конечно, домашний арест, он должен здесь сыграть свою роль. И то, что домашний арест, если человеку не грозит лишение свободы, ему совершенно безразлично, сколько ему засчитают за день домашнего ареста 2 дня, 22 дня, полдня. А если он понимает, что ещё впереди лишение свободы, он сам будет искусственно пытаться попасть под стражу для того, чтобы у него на годик было меньше, понимаете. Поэтому здесь, конечно, мудрости законодателей не хватило. Взгляд законодателя у нас односторонний, он не спрогнозировал тех последствий, которые будет иметь принятый им законопроект. 

Людмила Айвар:

Относительно, хотела спросить относительно тоже, наверное, в эту же тему, условно-досрочного освобождения. Это тоже некая преференция, некая такая льгота относительно людей, которые отбывают наказание и которые имеют право на условно досрочное освобождение. В этой ситуации насколько у нас мы продвинулись вперёд и какая практика применения? Потому что я знаю случаи, когда люди по 5 раз обращаются с ходатайством об условно-досрочном освобождении и никак у них не получается, несмотря на то, что они вроде и соблюдают все условия, и положительно характеризуется. Но суды почему-то подходят так по-разному, в одних регионах одни благоприятствуют таким условно-досрочным освобождениям для того, чтобы как раз разгрузить, наверное, в том числе, и колонии. В других случаях не видят такой необходимости. 

Владимир Бабушкин:

Вы знаете, к сожалению, мы вперёд продвинулись, может быть, в масштабах очень ограниченного временного промежутка. Можно сказать, что в в 19-м году ситуация лучше, чем она была в 13-м году. Если говорить историческую ретроспективу, мы увидим, что в царской империи досрочно освобождались примерно 95 % всех заключённых. В страшные времена Гулага досрочно освобождалось 80 % заключённых. Во времена советского авторитаризма или тоталитаризма, он был в 70-е годы, досрочно освобождалось 65 % заключённых. Сегодня мы не дотягиваем до 40 %. А в некоторых регионах, в Пензенской области, там, наверное, и 15 % сочтут за благо. Суды решили, что они вообще являются самостоятельными фигурами не только в процессе принятия решения, но и в процессе толкования, трактования законодательства. И мы видим, что человеку отказывают по надуманным основаниям. Самых любимых оснований три. Первое основание: ты имел взыскание в начальный период отбытия наказания, а значит твоё поведение нестабильно. Второе основание: ну и что, что у тебя поощрения, ты трудишься, учишься, то делаешь, это делаешь, как пчёлка летаешь по колонии, выполняешь все требования режима, это твои обязанности, ты ничем особо... Вот, например, улетел бы ты в космос, тогда бы мы тебя освободили. Или получил бы ты Нобелевскую премию в сфере океанографии, тогда бы подумали. А тут обычно, ну работаешь 14 часов, ну без выходных, ну получаешь за это зарплату, которая раз в 150 меньше зарплаты судьи. Ну и что, кто ты такой? Такая логика суждения судей, у которых, к сожалению, здравый смысл уже давно вытеснен различными параграфами различных инструкций, постановлений Пленума Верховного суда. Третьи нарушения, это когда суды берут реально существующие взыскания, крайне малозначительные, никакого отношения не имеющие к причинам совершения преступления. Например, человек совершил изнасилование, ну совершил он изнасилование. Почему он его совершил? Женщин не уважал, наверное, ставил мужчин, мужской шовинизм, наверное, не было чувства сострадания, наверное, не было чувства любви у этого человека, наверное, он был эгоист по жизни. И вот он получил свои 10 лет. За 8 лет он изменился, у него изменилось отношение к женщине, изменилось отношение к себе, он поверил в Бога. Прошли действительно качественные изменения человеческой личности. Психологи говорят, нет, все, условий, причин для совершения нового преступления больше нет. Почему его не освобождают? Курил в неположенном месте, плохо заправил кровать и опоздал на построение на 3 минуты. Какое это отношение имеет к общественной опасности, которую вообще представлял из себя этот человек. Да никакого не имеет отношения. Но суды по этим формальным основаниям отказывают. После постановления Пленума Верховного суда в судебной практике по УДО и замене наказания более лёгким, здесь ситуация улучшилась, прошёл сдвиг, но сдвиг неустойчивый, некачественный, нестабильный. До сегодняшнего дня судьи решают эти вопросы, как бог на душу положит. Я верю, что постановления такие, что если их прочтёт гражданин с юридическим образованием, гражданин, я имею в виду, который обладает гражданской ответственностью, он этому судье, что этого надо освободить, этого не надо освободить, он ему просто не поверит. Берутся случайные события в жизни человека, как основной критерий для решения вопроса условно-досрочного освобождения. 

Людмила Айвар:

Но ведь случаются даже ситуации, когда колония сама ходатайствует за освобождение, а суды отказывают. Я думаю, что в данной ситуации суд, наверное, должен быть тем, суд - это формальный орган, который принимает решение. Если сама колония ходатайствует за условно-досрочное освобождение, мне кажется, что суд должен только проверить законность документов, их подлинность, мнение колонии и просто разрешить. В этой ситуации суд должен стоять на страже интересов гражданина, прежде всего. 

Владимир Бабушкин:

Вы знаете, здесь сложная ситуация. Суд должен стоять на страже интересов не гражданина, а общества. Он стоит на страже интересов гражданина через защиту интересов общества. 

Людмила Айвар:

Согласна. 

Владимир Бабушкин:

Мы можем увидеть, что в колонне формальный подход, взятку заплатили, давление оказали, в колонии тоже может. Вот этот человек, он совершил особо опасное преступление, в колонии не работал, чем занимался, непонятно. Приходим в колонию, он живёт в отдельном кубрике с коврами, с отдельным телевизором. И вдруг он получил 5 поощрений. За что получил, тоже понять невозможно. Этого товарища зачем освобождать, что он начал совершать новые преступления. Поэтому, конечно, суд нужен все эти вещи учесть. У суда сложное положение. Но то, что суд должен ориентироваться, в первую очередь, на самый главный критерий, а представляет ли этот человек общественную опасность, не заработал ли он освобождение от наказания, это действительно очень важно. Если человек искренне стремится к изменению, исправлению, а суд одним своим росчерком, подписью судьи под постановлением всё это перечёркивает, понимаете, это страшный удар по самому процессу исполнения наказания. 

Людмила Айвар:

У нас осталось с вами совсем немножко, минутка с небольшим, я хотела бы коснуться немножко вопроса ресоциализации. Когда люди освобождаются после отбывания наказания и попадают в некий вакуум, когда работы нет, семья распалась, срок наказания уже истёк, и куда деваться ему совершенно непонятно, потому что государство не берет на себя никакой ответственности, чтобы этого человека вернуть вновь в общество. Он отбыл, начиная 3+, он уже поменялся, он уже отвык. Та система координат, в которой мы живём сейчас, для него уже стала историей, вернее даже не историей, а будущим, космосом. Он не понимает, что происходит. Как вы к этому относитесь. 

Владимир Бабушкин:

Людмила Константиновна, тут много очень аспектов, я

 упомяну два основных из них. Первый вы обозначили, человек оторвался от новой реальности, мир динамично меняется, и человек попадает в прошлое. Он даже от прошлого отвык, он уже не помнит, как общаться с людьми в магазине, в очереди, в автобусе, на остановке, в подъезде, как попросить закурить, как помочь, сказать приятные слова женщине, которая ему улыбнулась, понимаете, он от этих вещей уже отвык. Он утратил основные базовые социальные навыки, или они у него притупились. Но есть ещё второй аспект, его отвергла семья и круг окружения, не потому, что они жестокие и плохие люди, наверняка, они верили много раз, но это доверие он не оправдывал. И у него колония должна выработать критическое отношение к собственному прошлому. Он должен инвентаризировать свои ошибки и в дальнейшем эти ошибки можно избегать. К сожалению, колония сегодня этому человека не учит. И в семью возвращается не новый человек, а прежний тиран, которого семья боялась, от которого семья убегала, он ушёл, пришёл, а семья не знает, что с ним делать. Эту главную задачу, создать мостик между освобожденным человеком и его семьёй, которая я в ужасе ожидает его освобождения, эту задачу пока что пенитенциарная система не решает. Но должна решать. 

Людмила Айвар:

Нужны ли какие-то поправки в закон для того, чтобы эта проблема решалась?

Владимир Бабушкин:

Поправки в закон всегда нужны, закон очень быстро устаревает и очень некачественно пишется. Конечно, здесь необходимо применить критерии оценки пенитенциарной системы и изменить то, что называется основными способами исправления. 

Людмила Айвар:

Я поняла. Спасибо, Андрей Владимирович, что вы всё-таки к нам доехали. Я хочу вам пожелать успехов в ваших начинаниях, которые вы сейчас реализуете активно. Мы будем всячески вас поддерживать в этом. Спасибо за подробный рассказ. Я наверное посоветую всем нашим зрителям и слушателям, у кого есть близкие, родственники, друзья отбывающие наказание в колониях, прислушаться к тому, что сегодня рассказал Андрей Владимирович и попробовать реализовать своё право, вернее, не своё, а право ваших близких и ваших родственников на отпуск, который бы они провели рядом с вами, в семье и не утратили семейные связи и близкие отношения. Я должна с вами прощаться, до следующего понедельника. Увидимся, всем тёплых хороших дней. До свидания.