{IF(user_region="ru/495"){ }} {IF(user_region="ru/499"){ }}


Валерий Хилтунен Журналист 22 апреля 2019г.
Гиперборея. Мифы, реальность и будущее Арктики
Гиперборея. Мифы, реальность и будущее Арктики

Иван Кононов:

Здравствуйте всем! Меня зовут Иван Кононов, я главный редактор издательского дома «Отечественные товаропроизводители». Это программа «Третье дыхание» о тех, кто добился многого, но не останавливается на достигнутом. Мой сегодняшний гость уже сбился со счета. Привет, Валера Хилтунен, сколько раз ты менял своё дыхание, сколько ты заново начинал в своей жизни, ты попал вот в эту книгу, которая называется «Рекорды России». Показываю всем, там стоит Хилтунен, человек, который больше всех на свете на себя примерил экзотических профессий. Кем ты только не был. Первая твоя профессия началась в 12 лет в качестве радиоведущего. 

Валерий Хилтунен:

Да, я попал в эфир, 55 лет уже моему эфиру, я с ума ещё не сошёл. В январе 64-го года... 

Иван Кононов:

А что ты вел, когда тебе было 12 лет? 

Валерий Хилтунен:

Я вёл программу под названием, что-то такое, юные кто-то. 

Иван Кононов:

А кто, ты уже не помнишь. 

Валерий Хилтунен:

Я забыл, кто, потому что нас за это дело потом горластых приглашали на всякие партийные конференции профсоюзные, я там помню какие-то стихи кричал: 

Сегодня будем поздравлять

И вашу мать, и нашу мать.

Иван Кононов:

Да ладно. Но не ты писал. 

Валерий Хилтунен:

Не я, мне было 13 лет, как я такое могу писать. Я был в красном галстуке, орал, мы орали так ещё:

Скорей бы мне закончить школу,

Я в космос к Марсу полечу. 

А девочка:

А я хочу быть Терешко. 

А я: 

Быть Николаевом хочу. 

Иван Кононов:

Послушай, это ты помнишь. Но ты вообще-то выходец из партийной номенклатуры, скажем так. Из карело-финской, скажем так.

Валерий Хилтунен:

Из Коминтерна, скажем так, дед был коминтерновец, так и вымер коминтерновце, в Финляндии он жил. А отец здесь остался одно время, работал здесь в России, в Карело-Финской ССР, не было финнов, поэтому искали хоть кого-нибудь, кто был финн. И вот нашли, он был большой чин и сразу получил... 

Иван Кононов:

Да и то он, оказывается, не финн был вовсе, а наполовину шотландец. 

Валерий Хилтунен:

Шотландские корни в деревне, просто по 16-м веке наши шотландские предки, хилт - это юбка шотландская, кто знает. 

Иван Кононов:

Килт. 

Валерий Хилтунен:

Килт - khilt, так говориться. Я, на самом деле Килтунен, а не Хилтунен. 

Иван Кононов:

Ты Килтунен.

Валерий Хилтунен:

Килтунен я конечно, просто что делать. У меня когда дед приехал сюда, в Россию, его стали называть вместо Матисон, Мартинсон Мартын Матвеевич назвали, поэтому всё понятно. Просто шотландцы пришли когда в 16-м веке, шведского короля поставили на престол. Он их так испугался, они были тогда в юбках, все такие воинственные, он их послал сторожить Кемскую волость. Граница Шведской была империи с Русской частью. И они там смешались с лапландцами. Почему я люблю так Арктику, потому что шотландцы на земле самые умные считаются, покровительство гениев, но и самые злые, а лапландцы, они их утихомирили. Лапландцы, они такие, не очень умные, но зато они добрые, шаманистые такие, хранящие какую-то древнюю мудрость. Поэтому наш род стал такой шотландско-лапландский. 

Иван Кононов:

А финны - они кто? 

Валерий Хилтунен:

Лапландцы - они загадочный народ, Ницше не понимал несколько народов на земле, что они там делают на севере, может откачивать на юг чукчей, лапландцев. Или они что-то сторожат, какую-то древнюю истину, потому что они знают вещи, которые никто уже не знает. Только лапландцы и финны помнят, что дед Мороз, на самом деле, был рогатый. 

Иван Кононов:

Боже мой. 

Валерий Хилтунен:

Да, Йоулупукки - это же козёл, на самом деле. Самый древний сейчас эпос на земле, в Европе, по крайней мере, это Калевала. Если покопаться там всерьёз, то дед Морозом, Йоулупукки называли человека, сторожившего с антенной на голове две какие-то ракеты, которые стояли. И он отгонял аборигенов, чтоб они не лазили раньше времени, потому что в одной ракете было познание, а вот второй праведность, это были какие-то пришельцы, скорее всего. Но раз в году он их собирал и на экскурсии водил. Он им показывал эльфов, скатерти-самобранки, а потом выгонял снова. Они это запомнили, но в некоторых религиях всё перепуталось, потому что раз рогатый, да ещё с проводами сзади, как сатана стал. А в некоторых он стал святой, потому что он подарки дарил. Поэтому здесь очень важно быть диалектическим человеком, что и то, и другое в человеке есть.

Иван Кононов:

В тебе есть все, на самом деле, понамешано в тебе всё, я знаю, ты человек мира, ты путешественник, твоя любимая страна Исландия. 

Валерий Хилтунен:

Исландия, Новая Зеландия и Индия, эти три страны, я считаю, обязательно в течение жизни нужно эти три страны посетить. Потому что там три удара ниже пояса возникают к менталитету, и ты уже когда обернёшься, надо три обязательно, две мало, и ты уже будешь другой человек. Ты уже просто поймёшь, что в этом мире всё бывает. 

Иван Кононов:

В твоей жизни, по большому счёту, действительно, мы с этого начали, было уже практически всё по части твоих профессий. Ты был санитар психиатрической скорой помощи, это самое такое. 

Валерий Хилтунен:

Смешное. 

Иван Кононов:

Нет, экзотическое из всего, кем ты был. 

Валерий Хилтунен:

Я был дворецким в замке XI-го века в Люксембурге, который считает Америку нищей страной. 

Иван Кононов:

Кем ты там был?

Валерий Хилтунен:

Дворецким, мне давали ключи, я сторожил замок XI-го века, 44 зала. 

Иван Кононов:

В Люксембурге. 

Валерий Хилтунен:

Да, в Люксембурге. Люксембург - страна, которая считает немцев... 

Иван Кононов:

Не надо говорить в микрофон, ты не на сцене. 

Валерий Хилтунен:

Люксембургцы считают немцев неорганизованными, грязными засранцами, потому что они не моют улицы мылом. Американцев - голытьбой, потому что уровень жизни в Люксембурге в 3 раза выше. Поэтому я окунулся в такое, что меня уже не удивить ничем. У меня была история такая трагическая в Люксембурге, ко мне приехали всякие из разных стран люди такие, духовные очень сильно. Они говорили, что они гуру, всякие такие... 

Иван Кононов:

А помещение, где ты был дворецким, это что было, замок?

Валерий Хилтунен:

Замок, я там был один там. 

Иван Кононов:

А он откуда там, это чей был замок? 

Валерий Хилтунен:

Замок графини Мундорф, на минуточку, а у неё её муж был старейший сотрудник Еврокомиссии. 

Иван Кононов:

Но он был в качестве музея?

Валерий Хилтунен:

Нет, это дом жилой, почему. 

Иван Кононов:

Жилой дом. 

Валерий Хилтунен:

Да, они там жили впятером в 4 залах. Он был небольшой такой по размерам, но при этом мы туда приехали семьей однажды, там пожили, потом я остался там, мне дали ключи. 

Иван Кононов:

Слушай, если всё ты начнёшь рассказывать, что было в твоей жизни. 

Валерий Хилтунен:

Не буду. Мемуары. 

Иван Кононов:

Не хватит не то, что передачи, не хватит всего эфира. 

Валерий Хилтунен:

Я однажды на спор с Караваевым, я был в «Комсомолке», и мы всё время спасали светлых шизиков, которые что-то предлагали. И однажды вынули опять из дурдома Караваева, и он нам подарил такой роскошный подарок. Он показал, как можно 96 часов говорить беспрерывно. Я могу так теперь уже. 

Иван Кононов:

Понятно, это Караваев, который бальзам Караваева?

Валерий Хилтунен:

Да, причём он мне надиктовал перед смертью полный состав караваевского бальзама. 

Иван Кононов:

А его считали не совсем в себе? 

Валерий Хилтунен:

Городской сумасшедший, конечно, он сидел тоже. Да всех людей, которые что-то такое. У меня был приятель, которого посадили в дурдом, когда он телемосты придумал. Иосиф Гольдин придумал телемосты. 

Иван Кононов:

Боже мой, я Гольдина помню прекрасно. 

Валерий Хилтунен:

Он сидел в Кащенко с диагнозом «обладает навязчивой идеей соединения СССР и США с помощью мостов» каких-то. И полгода, мы когда туда приходили, он нам какие-то из форточки инструкции посылал, как делать первый телемост. Потому что никто не мог сделать без него. Когда уже поняли, что состоится, его выпустили, потому что бред осуществлённый не является уже бредом. 

Иван Кононов:

Тогда извини меня, я это прекрасно знаю, потому что мама моя врач-психиатр была всю жизнь, поэтому я наслышан много об этих случаях и знаю, что мама всегда считала, что люди, её пациенты, это самые нормальные и самые продвинутые люди на земле. Это я знаю с пелёнок. 

Валерий Хилтунен:

Я со старейшим театром, который Высоцкого возил, он сказал мне, что он лет уже 40 возил до того всех, он сказал, что моё счастье в том, что я ни одного нормального человека в жизни не встретил. И это хорошо, потому что такая противная у меня сущность, такая серая и неинтересная, что я наверное сбрендил бы сам. 

Иван Кононов:

Валерий Хилтунен у нас гостях, дорогие друзья, запомните это имя. Это человек, который для меня лично был всегда на моем телевизионном поприще неким таким талисманом. Ты помнишь. Я тебя приглашал на все проекты, на которые только можно было. 

Валерий Хилтунен:

И однажды мне учудил, я сидел в «Третьем глазе» ночью с каким-то бородатым таким же человеком, какую-то эзотерику рассказывали. И вдруг врывается в живой эфир мужик и матом везде... 

Иван Кононов:

По эфиру. В смысле по телефону.

Валерий Хилтунен:

Да, был эфир живой, и так дальше матом, и два мужика бородатых несут матом, и все это не успели заглушить, я ушёл оттуда такой, немножко покалеченный. 

Иван Кононов:

Кстати сказать, надо отдать должное нашему прямому эфиру, он был реально прямым эфиром. И мы сами, без редакторов, сидя, там был параллельно Дмитрий Дибров по воскресеньям, а я был по субботам. И у нас была штучка, которую он предложил как главный режиссёр и кнопочка такая. Мы видим, горит кнопочка, мы её нажимаем и разговариваем. Но редко, вот народ у нас всё-таки какой-то стыдливый, понимаешь. Он в жизни может наградить бог знает что... 

Валерий Хилтунен:

Тот дядька был очень сильно пьяный. 

Иван Кононов:

Да, но попадёт если в эфир, он стыдится. 

Валерий Хилтунен:

Да, стыдится, теряется от неожиданности. 

Иван Кононов:

Да, и он как-то. 

Валерий Хилтунен:

Я вёл «Времечко» одно время, мы там сидели. 

Иван Кононов:

Да, ты же «Времечко» вёл. 

Валерий Хилтунен:

Я помню, что надо было выходить у Быкова. Пульт был, как у космонавта. Реально, нам ещё давали такой костюм от Версаче, но только до пояса, потому что не видно, и мы были в штанах своих. И была подписка такая о том, что вне эфира на территории Москвы не появляться в Версаче, потому что это опасно, могли ограбить. Но некоторые ходили. 

Иван Кононов:

Мы вспомнили Диму, дай бог ему здоровья, он задышал, вроде бы возвращается к жизни. 

Валерий Хилтунен:

У нас с ним отношения сложные, но я его очень уважаю. 

Иван Кононов:

Я думаю, у него сложных отношений много с кем есть, но человек он не простой, но он талантливый, если не сказать гениальный человек. Дай бог ему здоровья. 

Валерий Хилтунен:

Дай ему бог здоровья, конечно, да. 

Иван Кононов:

Я просто хотел тебе ещё сказать, вернее напомнить, ты же начинал, один был из тех, кто был у истоков, не ты, а ты был уже вторым или даже третьим.

Валерий Хилтунен:

Я был старпомом. 

Иван Кононов:

«Алого паруса». 

Валерий Хилтунен:

Юрий Щекочихин был капитаном после Ивкина, и мы написали...

Иван Кононов:

После кого? 

Валерий Хилтунен:

Ивкин был первым капитаном «Алого паруса», которого поставили. 

Иван Кононов:

Соловейчик там ещё был. 

Валерий Хилтунен:

Соловейчик придумал «Алый парус», Соловейчик и Зюзюкин. Два человека. 

Иван Кононов:

Соловейчик, великий Соловейчик, который был потом главным редактором «Учительской газеты». 

Валерий Хилтунен:

Он был серым кардиналом, он не был главным редактором, просто он так рулил. Он меня и нашёл, потому что я работал, он меня в тюрьме нашёл, я работал в колонии библиотекарем. 

Иван Кононов:

Одно из твоих экзотических. 

Валерий Хилтунен:

Читал убийцам всякие книжки хорошие. А потом Ивкин прошёл однажды в редакцию газеты, вернее, пришла учительница и сказала, что этот хулиган, он такую стенгазету выпускает, и принесла такую газету, которую Ивкин бузил в школе своей. Словечек посмотрел, говорит: надо взять его на работу. И взял его на работу. 

Иван Кононов:

Это то, что нам нужно. 

Валерий Хилтунен:

И он долгие годы был капитаном. Потом, когда он уже стал солидным, Юра Щекочихин пришёл, он был капитаном, а я был старпомом в одно время. У нас было написано даже на двери о том, что здесь работает Юрий Петрович Щекочихин, говорит Валерий Хилтунен Лёнька Загальский, как стажёр. И мы втроём работали, и потом из ЦК комсомола дядька пришёл и сказал, что так писать нельзя, это безобразие. И нам устроили выговор, сняли нашу запись. Но я горжусь тем, что я работал в лучшем на земле коллективе творческом, работал в «Алом парусе» и получал миллион писем в год. 

Иван Кононов:

Да, я кстати хочу сказать, дорогие друзья, те , кто не знает, не помнит, не слышал, даже не то, что такое сам по себе «Алый парус», а что он в соответствии с сегодняшними, например, социальными сетями. То есть любые социальные сети, даже Цукерберг со своим Фэйсбуком, можно сказать, отдыхают по сравнению. 

Валерий Хилтунен:

Да, потому что «Алый парус» во всех школах Советского Союза. 

Иван Кононов:

По крайней мере, на территории России. Конечно, Цукерберг, он всемогущ и всесилен по миру. 

Валерий Хилтунен:

Да, нам сказали социологи, что на пике «Комсомолки» старой её читало 132 млн. людей ежедневно.

Иван Кононов:

Ежедневно! И вот столько же было у вас поклонников у «Алого паруса». 

Валерий Хилтунен:

Да, «Парус» - это была гениальная формула организации чего угодно. Приказы «Алого паруса», которые печатались, они висели в каждой школе, в каждом вузе, везде, кто выписывал «Комсомолку».

Иван Кононов:

То есть это была такая сфиры влияния гигантская. 

Валерий Хилтунен:

Да, «Комсомолка» газета была, не газета, что угодно. Она была и партией подпольной, и партизанским отрядом, и философским каким-то центром. Я счастлив, что это было, скорее всего, главное, что в Советском Союзе было интересного сделано за историю Советского Союза, это коллектив, которого нигде больше не было. 

Иван Кононов:

Слушай, а главный кто тогда был?

Валерий Хилтунен:

Менялись, был Панкин, который сейчас ходит к королеве Швеции, был Селезнёв. 

Иван Кононов:

Панкин - дипломат. 

Валерий Хилтунен:

Он был министром последим иностранных дел Советского Союза. 

Иван Кононов:

Да, я знал его сына очень хорошо. 

Валерий Хилтунен:

Был Воронов, которого политбюро выгнало за статью нехорошую по поводу. 

Иван Кононов:

Селезнёв потом. 

Валерий Хилтунен:

Селезнёв был, там менялось, но в «Комсомолке» было вече своё, это была, на самом деле, такая община, которая решала всё там. Классный был только, как собачка бегавший, лишнего чего-то такого чтобы не было написано. 

Иван Кононов:

Слушай, а как всё было позволительно, это были шестидесятые годы. 

Валерий Хилтунен:

Я думаю, что, на самом деле, все слухи о том, что нельзя где бы то ни было сделать человеческий коллектив, это слухи. Я понимаю, что в любой ситуации, при любом строе собранные вместе 259 человек, подсчитал компьютер НАСА, они создают ситуацию абсолютной свободы и автономии, если они являются творческим коллективом, чем мы и были. Потому что я, в отличие от всех журналистов остальных, которые не журналисты, по сути, я видел счастье творческого коллективного. У нас любой мальчишка, приходивший в редакцию со своей дурацкой рукописью, проходя по коридору, становился гением, потому что нам запрещали двери закрывать. И он проходил к Руденко, к Голованову, к Пескову. 

Иван Кононов:

Что ни имя, то эпоха. 

Валерий Хилтунен:

Да, и всё обсуждалось. И у нас была такая история, нам говорили, что если пень с ушами попадёт в этот коллектив, он через 9 месяцев будет супер профессионалом. 

Иван Кононов:

Будет пень с мозгами через какое-то время. 

Валерий Хилтунен:

И дальше не остановится, потому что самое страшное - это профессионализм на земле. Это отсутствие лишних движений при выполнении конкретных задач, обычно идиотских, так некоторые забывают, что у нас всякая узкая задача является идиотской. Поэтому кретин профессиональный, которые не меняет себя, становится все большим профессионалом, он не может не стать кретином. Поэтому мы все не были журналистами. У нас в отделе работали повар, дантист, ракетчик, кто угодно. Я грешный пришёл библиотекарем из тюрьмы. Но это у нас даже, по сути, не брали с журфака людей, как правило, это считалось, что голова у него. 

Иван Кононов:

Испорченная. 

Валерий Хилтунен:

Ну как испорченная, трудно начинать заново. 

Иван Кононов:

Да, я и говорю. 

Валерий Хилтунен:

Он думает, что он уже профессионал, ему стыдно признаться, что он такой же, как все мы, но при этом я такой. И вторая история, что из других газет мало брали людей, правда, потому что там считалось, что всё-таки такой стиль «Комсомолки» и дух «Комсомолки», это другая история. И мы потом в «Литературке» много работали, когда подрастали уже из комсомольских штанишек таких, детских, и там была другая ситуация. Там был смешной такой случай, когда наш один в лифте поздравил кого-то из журналистов с тем, что статья хорошая, у нас так принято было. И вдруг он так испугался, и все окружающие. 

Иван Кононов:

Испугался кто? Тот, кого поздравил. 

Валерий Хилтунен:

Человек который поздравил, и все окружающие так на него посмотрели. То есть история такая, что есть места, где профессионалы, но зависть профессиональная. У нас такая радость, когда кому-то было хорошо, понимаете. И когда всё, что решалось, решалось летучкой, коллективом, вече. 

Иван Кононов:

Я смотрю на твои горящие глаза и понимаю, что ты жил просто при коммунизме, о котором мечтали классики марксизма-ленинизма. 

Валерий Хилтунен:

Я одну статью, которую я написал про Исландию, без моего ведома назвали «Страна стопроцентного марксизма». Потому что считается, что лет на 700 опередила все человечество, американцы считают, не я. Но я знаю, что они, конечно, ближе всего подошли к тому, о чем наши классики мечтали. И у меня там есть, я ездил долгие годы, когда были 90-е годы такие сумбурные, я решил, что нужно посмотреть мир другой. Я поехал смотреть коммуны западные, экопоселения. 

Иван Кононов:

Ты вообще коммунар по натуре. 

Валерий Хилтунен:

Не то, что коммунар, у меня была прививка в детстве, сделанная от каких-то вещей, которые многих людей делают сугубо индивидуалистами. У меня дед был левый очень такой, коминтерновец, до конца жизни, жил в Финляндии, я туда ездил без проблем, потому что ну что такое. Конечно, я был сначала и националист финский, потому что что такое Финляндия, там эти все. У меня в 53-м году стояли джинсы на столе. 

Иван Кононов:

Не отвлекайся, поехал в коммуну. 

Валерий Хилтунен:

Я к тому, что я быстро прожил этап, которые многие проживают десятилетиями, убежать от своей нищеты, от того, что чем-то гордиться нужно, какие-то деньги нужны. У меня всё это было, ну хорошо, деньги есть, всё есть, у меня всё было. А дальше что делать? И вот в Исландии когда я вижу людей, которые ушли дальше от рынка, рынок, он был... Там дядька у меня один, Гудрун, интереснейший мужик такой. 

Иван Кононов:

Ты на каком языке с ними разговариваешь? 

Валерий Хилтунен:

У меня много в башке языков. 

Иван Кононов:

Или ты сразу там на всех сразу. 

Валерий Хилтунен:

Да язык тоже, когда мне Мельников сказал в своё время, что, на самом деле, четыре языка в месяц учить - это щелчком, главное.... 

Иван Кононов:

Что мы всё время отвлекаемся. 

Валерий Хилтунен:

Дядька, Гудрун, я говорю, Долина эльфов называется у него поселение такое, коммуна такая. Я говорю: здравствуйте! Он говорит: иди отсюда. А ты из России что ли? Я говорю: да. Иди отсюда! Я говорю: почему такое? Потому что, говорит, вы всё своё про про-про... я был миллиардером, у меня была одежная торговля всей Исландии, первый раз мне было лет 40, вулкан пукнул, я решил, что спасал свои эти магазины, бегал, что-то такое. Через 10 лет опять вулкан, я думаю, что такое, ну спасал по-прежнему. А потом третий раз опять та же история. Я понял, что это уже напоминание, что три раза. Я всё подбрасывал, все свои эти шмотки за миллиарды и поехал туда, построил Долину эльфов такую. Коммуну такую построил и стал читать книжки, ваши книжки, ваши книжки, в которых всё написано правильно, мы вам просто компас кривой дали и со сроками вас надули очень сильно. Но я был человек предприимчивый, я всё-таки прошёл рынок, я не криворукий, я объявил по всей Европе, что у меня есть дыра такая в вулкане, куда если ты пролезешь жопой вперёд, ты получаешь диплом о том, что ты человек будущего. И ко мне вся Европа стала ездить. Я на эти деньги вполне всё построил. 

Иван Кононов:

То есть он и тут стал предпринимателем. 

Валерий Хилтунен:

Потому что рынок, люди, уже прошедшие рынок, уже научившиеся всему, ударившиеся о собственное, об это потреблядство, они дальше, что дальше делать. Пока он не состарится, некоторые могут работать, а некоторые говорят... Коммунизм, это про другое, раз свинарник там получше, свинарник тоже должен быть такой же. И вот каждая свинья должна вырастить поросёнка, посадить дуб и свинарник построить. Но это этапы, это детские болезни. 

Иван Кононов:

Ты вот что мне скажи, мой друг. Ты, как журналист, я знаю, неисчерпаем. Ты можешь, чем ты и работал на одной из моих программ, на «Предметном разговоре». Ты работал говорящим компьютером. 

Валерий Хилтунен:

Гуглом. 

Иван Кононов:

Тебе не надо было ни включать, ни подключать к розетке, ты просто скромненько сидел в углу и делал мне знак, мы специально поставили с тобой такую вертушку, помнишь, что ты готов прокомментировать. Короче, я убеждён в этом, ты знаешь практически всё в этом мире, по крайней мере, приблизительно если тебя о чём угодно спросить, ты приблизительно, но ответишь. Так или иначе, подойдёшь к ответу. Скажи мне, как ты, как журналист отличаешь, сейчас это модно, фейк от правды? Где мифология и где история? 

Валерий Хилтунен:

Во-первых, запах, самое главное - запах. 

Иван Кононов:

Ты серьёзно говоришь про запах? 

Валерий Хилтунен:

Да. 

Иван Кононов:

Что значит запах, мой друг?

Валерий Хилтунен:

Всегда люди, которые чем-то пахнут, они трусы...

Иван Кононов:

Нет, при чем тут люди, информацию не только люди передают. 

Валерий Хилтунен:

Там тоже пахнет, поэтому я всегда проверяю, я когда в интернете вижу, он же не пахнет пока, поэтому я стараюсь идти к тем, и всегда ищу себе человека, который антитезу, вот два оппонента, но оба гроссмейстеры, лучшие в мире враги, которые знают друг про друга всё. Я стараюсь быть между ними, между их дуэлью секундантом честным. А потом, если удастся быть тамадой на их свадьбе, чтобы они родили что-то такое третье, считаю, что я в этом смысле молодец, потому что другого способа родить истину нету на земле, кроме, как двух людей, одинаково умных. 

Иван Кононов:

Но это касается и людей, и скажем так, двух направлений видения. 

Валерий Хилтунен:

Да, атеизм и вера, язычество и наоборот... Я поэтому очень защищён, я как канатоходец, я думаю, что всё-таки Тибул был в юности главным героем, наверное, Тимур был моим героем. 

Иван Кононов:

С шестом ты ходишь. 

Валерий Хилтунен:

Я главное хожу, что я понимаю, он должен быть натянут, канат, для того, чтобы ты не упал, он должен быть натянут. И ты понимаешь, что ты там, и там, и влево, и вправо есть такая же пропасть, как и в другом. Если ты начинаешь ходить и говорить, что ты одним крылом машешь: я правый, я правый, я левый, я левый. Когда ты взлетишь. Или маленькие такие крылышки, никогда в жизни не взлетишь. На самом деле, счастье, как мне кажется, почему нет у Ефремова слова «счастье» в книжках нигде, это горе и радость, на самом деле, это угол целый, они одинаковые. И когда ты боишься туда идти, где горе, тогда ты говоришь, я вот так буду. И у тебя это, как в проруби болтается, такой хвостик, и ты говоришь счастье. 

Иван Кононов:

Нет, но ты показал вектор, извини меня, который указывает наверх, там тоже есть. 

Валерий Хилтунен:

Я не знаю, я знаю, что глобус круглый, поэтому я думаю, что есть проблема... 

Иван Кононов:

Хорошо, я к чему клоню, я хочу тебя спросить по поводу нашего сегодняшнего общего дела и интереса, связанного с Арктикой. 

Валерий Хилтунен:

С Арктикой очень просто. У финнов нет буквы Ш и Б, они поэтому говорят вместо «Шамбала» «Сампола». Я давно очень читал, что такое, почему Сампола, откуда название Шамбола в Финляндии. Оказывается, по их древним сказаниям Шамбалой называлась вовсе не страна, которая отдельно где-то взятая, это ось Земли, которая перемещается, такая, как мельница, которая крутит, вертит все на свете, это ещё из гиперболических дел каких-то древних. 

Иван Кононов:

Не маши вот так, ты обернись попредметно, к гиперборейским делам. Потому что там, где начинается Гиперборея, как раз и начинаются споры и разговоры о том, что это всё выдумки. 

Валерий Хилтунен:

Да, я всегда так, я знаю, что нужно 37 гипотез собрать и она должна быть вся верная. Бог проверяет человек на 37 раз, когда тебе надо что-то сделать, пройди через 37 дверей, одна откроется обязательно. Вот я поэтому у меня есть 37 версий возникновения человейника, 37 версий Гипербореи. Я знаю, что там правда какая-то есть. Я даже в Индии спрашивал главного индолога в своё время, а правда ли, что Рама жил на горе Народна увел индусов оттуда, с северного Урала. Он, знаете, мне что сказал в ответ? Самый главный индолог на земле, старик такой, водил меня, показывал древности. Он говорит: этому на земле не скажет тебе никто сегодня, но это, скорее всего, правда. Я тебе разрешаю это проповедовать. Всё равно ко мне придёт на подпись любая бумажка, я подпишу и скажу, что это правда. Мы один народ, который Гиперборея, он сказал, через Хатангу, Хатанга - это по-индийски столица. Хат - это дом, тенга - это много. Представляешь, Хатанга - это нынче вечная мерзлота, где ничего нет. Это место, откуда гиперборейцы спускаюсь вниз. 

Иван Кононов:

Да, это был исток цивилизации. 

Валерий Хилтунен:

Один из истоков. Там же много интереснейших вещей, которые можно посмотреть. Скажем, в Гренландии, как одна из версий, это четвёртый остров Гипербореи, который не пропал, он просто покрылся всем этим белым ужасом, поэтому там внизу столько много всего, не докопаешься. 

Иван Кононов:

Гренландия. 

Валерий Хилтунен:

Гренландия, один из четырёх островов Гипербореи, оказывается. Я просто к тому, что может меня кто-то ругать, что я несу всякую околесицу, но я всякое могу нести. 

Иван Кононов:

Я как раз хочу, чтобы ты разделил околесицу от околесицы. 

Валерий Хилтунен:

Я думаю, что Земля Санникова, эти странные экспедиции Бокия на Кольский полуостров, который потом финны, оказывается, тоже рассекретили. 

Иван Кононов:

Бокия как раз был посланник советской власти, который искал чудеса и Шамбалу в том числе, и Ноев ковчег. 

Валерий Хилтунен:

Да, и с его гибелью многие вещи так и непонятны, зачем вот эти Махатмы здесь появлялись такие, Гурджиевские уши, да много чего интересного, что можно ещё не нашему поколению понять. Но я думаю, что сейчас, когда всё это растает потихонечку вся эта сугробистость, мы много чего так найдём, что даже не подозревали. И хорошо, что часть большая Арктики сейчас российская. Не зря Сталин вот это от полюса линеечками, мое сказал. 

Иван Кононов:

Он так отодвинул. 

Валерий Хилтунен:

Да. 

Иван Кононов:

Но дело в том, что, не знаю, случайно или нет, но он прочертил это по шельфу. 

Валерий Хилтунен:

Да, получается, сейчас мировое сообщество полупризнало, что всё-таки. 

Иван Кононов:

Нет, официально признало. 

Валерий Хилтунен:

Некоторые не признали. 

Иван Кононов:

Но шельф, это наш шельф, и он идёт практически до Северного полюса, правильно? 

Валерий Хилтунен:

Да, главное, что наш там город, который законопаченный стоит пустой, не гниющей, пирамиды. Знаете, что город, который снабжался по линии ЦК КПСС, там до сих пор детский сад из карельской берёзы.

Иван Кононов:

Это ты сейчас про что?

Валерий Хилтунен:

На Шпицбергене стоит русский город законопаченный. Ты знаешь эту историю?

Иван Кононов:

Нет, не знаю. 

Валерий Хилтунен:

Там два города было, один сейчас живой, а второй закрытый город, в котором сейчас датчане снимали звуки тишины. Стоит город роскошный, пустой. 

Иван Кононов:

Прямо -таки роскошный. 

Валерий Хилтунен:

Там в детском саду бассейн из карельской берёзы, ты можешь себе представить, в детском саду. 

Иван Кононов:

А какого времени?

Валерий Хилтунен:

Советское время было, как когда уголь копали для того, чтобы застолбить, что мы имеем на эту территорию свои интересы. В 20-е годы мы с норвежцами подписали договор о том, что Шпицберген общий. Представляете, какая штука. Сейчас, когда Рогозин полетел на Шпицберген, он же нон-грата, он говорит: а это наше. И ничего не скажешь. Норвежская сторона с той стороны, она открыла там судного дня хранилище, там собраны семена всей земли для того, что если вдруг всё разлетится... 

Иван Кононов:

Это реальная история. 

Валерий Хилтунен:

Реальная. 

Иван Кононов:

Это я слышал. Это не фейк. 

Валерий Хилтунен:

Не фейк. Туда летят самолёты, туда ходят пароходы. 

Иван Кононов:

Там семена всего мира. 

Валерий Хилтунен:

Всего мира. Как Вавилов собирал, так же и они собрали. Сейчас там проблема, но пока там хранится. Я предложил ученым: давайте на пирамиде своей, нашей, русский город, соберём остатки всего того, что культура должна спасти. 

Иван Кононов:

Почему закрыто?

Валерий Хилтунен:

Потому что не выгодно таскать этот уголь. 

Иван Кононов:

То есть он ни к чему оказался. 

Валерий Хилтунен:

Ни к чему оказался, в советское время, когда финансирование кончилось Арктики как таковой, там ничего же не было в Арктике, и город бросили, и ушли все, остались восемь человек сторожей там сторожить. 

Иван Кононов:

Слушай, ты по-моему, какую-то страшную военную тайну открыл. 

Валерий Хилтунен:

Да нет, пожалуйста, изучи Википедию. 

Иван Кононов:

То есть получается, что у нас там готовая база. 

Валерий Хилтунен:

Да, город готовый, там дом культуры, кинотеатр. 

Иван Кононов:

Бассейн. 

Валерий Хилтунен:

Получается, что ли если сейчас придумать механизм какой-нибудь такой, что мы вместе с Норвегией, пусть даже так, потому что Норвегия богатая, у них там триллион долларов фонд пенсионный, понятно, их мало они там лапландцев своих купают в золоте. Можно сделать такую всемирную штуку, которая, так получилось, что у нас на территории, не включая Антарктиду, только Шпицберген является местом спорной территории. Потому что он норвежский, но при этом они не могут не пустить россиян туда, потому что там концессия, она не отмененная. 

Иван Кононов:

Да, она уже сколько лет?

Валерий Хилтунен:

Я думаю, что ещё не кончилась, во всяком случае, но можно её продлить, в любом случае. Норвежцы, на самом деле, люди вменяемые, я много раз там бывал и знаю, что норвежцы, Нансен, Хейердал, Амундсен, конечно, мне печально смотреть на норвежское крестьянство, которое... Сижу, размышляю, он говорит: побежали, концерт у нас симфонический в соседней деревне. Мне кажется обидно, что у нас этого нет. 

Иван Кононов:

Крестьян. 

Валерий Хилтунен:

А норвежский крестьянин тратит на просмотр культовых фильмов в 72 раза больше времени, чем горожанин российский, понимаете. 

Иван Кононов:

Валера, при этом, что там климат, извини меня, тоже не подарок. 

Валерий Хилтунен:

Климат - это всё сказки. 

Иван Кононов:

Объясни мне, это же северная страна. 

Валерий Хилтунен:

Гольфстрим, который худо-бедно ещё теплится, он обогревает настолько исландию, что там я банан в огороде, меня чуть не посадили, я в Исландии не мог в Рейкьявике банан не украсть. Залез через забор и украл банан из огорода, а меня схватили. Меня еле-еле отбила одна русская женщина, подружка президента, так получилось. Она сказала, что это она сделала. Её всё-таки простили на старости лет. Вечной мерзлоты в Европе, на самом деле, нет, она начинается в Азии, потому что Гольфстрим. 

Иван Кононов:

В Азии в смысле на нашей территории. 

Валерий Хилтунен:

На нашей территории, гигантская территория, то есть можно сказать, люди говорят а даже не Арктика, а говорят циркумполярная территория, это по южной части вечной мерзлоты. Поэтому если так считать, то вообще, мы владельцы почти всего, что есть на земле, потому что в Канаде есть немножко, в Аляске. 

Иван Кононов:

Самого ужасного, что есть на земле. 

Валерий Хилтунен:

Самое прекрасное, потому что под ней находится что-то такое невероятно важное, потому что мерзлота спасла для нас, для человечества какие-то предыдущие остатки человейников предыдущих, что мы там и будем их искать, и в Антарктиде. 

Иван Кононов:

Человейник - это ты придумал?

Валерий Хилтунен:

Нет, это Зиновьев. 

Иван Кононов:

Зиновьев?

Валерий Хилтунен:

Конечно, слово человейник, у него употреблядство хорошее слово, человейник хорошее слово, мне нравится и то, и другое. 

Иван Кононов:

Это где, в каком? 

Валерий Хилтунен:

Много я читал, я всего читал Зиновьева, я просто с ним немножко, чуть-чуть повезло по жизни, я общался. Я старался с умными стариками общаться, с детства была история, что я счастлив тем, что я успел пообщаться с Амосовым мы дружили, с Мессингом, с Лаврентьевым. 

Иван Кононов:

С Мессингом дружил?

Валерий Хилтунен:

Да, мы были, я пил с ним чай. К Сухомлинскому, даже Соловейчик туда не доехал, не доехал. 

Иван Кононов:

Сухомлинский, он жил на Украине . 

Валерий Хилтунен:

Да, сейчас его родственники сказали, что мы не будем с тобой общаться, потому что вы такой-сякой. Ну и зря. Юрий Никулин, кто бы знал, и Терехова оказали очень большое влияние на педагогику российскую. Мы с Никулиным ездили по магазинам книжным и на деньги Сухомлинского, который присылал мне в конверте, книжки ему покупали из-под полы. Мы приходили и все женщины эти продавщицы говорили: о, Никулин. Он говорит: быстро давайте, собираете. 

Иван Кононов:

Там уже был дефицит. 

Валерий Хилтунен:

Конечно. Пол библиотеки Сухомлинского - это книжки, которые мы с Никулиным ему посылали. А Рита Терехова, когда она была тоже. 

Иван Кононов:

Маргарита Терехова, великая актриса. 

Валерий Хилтунен:

Да, когда из сельской школы, соседней школы приезжали ребятишки, она брала типа трость, и мы около кассы Таганки, она отгоняла: уйдите отсюда. А я наматывал билеты 10, 20, 30, 40 для ребятишек на Таганке. А она же миледи, поэтому: не трожьте, это хорошим людям. Все же орут, что это, Таганка, 20 билетов, 30 билетов. 

Иван Кононов:

Когда распродажа билетов была?

Валерий Хилтунен:

Ну, когда приходили, конечно, там первым делом. Когда мы были студентами, у нас была коммуна студенческая, называлась «Ликбез», мы тоже брали палки и вечером дня распродажи ночевали на клумбе около Таганки, и у Современника, с утра вставали, вот так брали и палками отгоняли спекулянтов, брали все билеты самые дешевые. 

Иван Кононов:

Ничего себе, интеллигенция такая, с палками. 

Валерий Хилтунен:

Ну, что делать было. И мы на первом курсе МГУ, мы же приехали все провинциалы, ходили такие московские. Мы говорили: через год мы будем знать всё. Мы прошли все спектакли московские в театрах на галёрке было жутко конечно, прошли. Месяц Таганка, месяц Современник, месяц туда-сюда. И через год все эти Московские наши самые, они знать ничего не знали, а мы всё. Такая была, вместе кормились, что-то такое делали, какие-то свои походы, ездили куда-то, вместе потом жить начали. И это всё, просто некоторые люди раньше других начинали, сейчас во всём мире такое ощущение, я сейчас в Питер приезжаю, мне говорят: дом со средним. Я говорю: хорошо. 

Иван Кононов:

Что?

Валерий Хилтунен:

Дом на среднем, есть такое место, где молодые ребята, не сумасшедшие, они просто взяли, вселились в одну квартиру гигантскую из разных мест, и там такое творится, я у них сейчас ночевал. 

Иван Кононов:

В хорошем смысле. 

Валерий Хилтунен:

Ну конечно, в хорошем, всё хорошо. Я сижу на полке, на каких-то нарах, а внизу 40 человек рассуждают о том, каким образом можно без агрессии друг с другом общаться, курс такой у них идёт. 

Иван Кононов:

А сколько им лет, этим пацанам?

Валерий Хилтунен:

25-30. 

Иван Кононов:

Ну то есть уже не подростки. 

Валерий Хилтунен:

Не подростки. Так я такое вижу по всему миру, сейчас на земле полмиллиона людей, было по переписи, которые уже дальше за рынок пошли. Они успешные, они знали, что рынок - это хорошо, что не нужно с ним бороться, нужно вовремя его пройти. 

Иван Кононов:

Наша Гуслица, например, она же тоже живёт таким духом. 

Валерий Хилтунен:

У меня есть один такой стих, который написали в «Комсомолке» в своё время, я когда прихожу и внюхиваюсь, во-первых, чем пахнет, а во-вторых, читаю этот стих. Если я вижу по глазам, что этот стих их, хотите, могу прочитать. 

Дом друзей, куда можно зайти безо всякого,
Где и с горя, и с радости ты ночевал,
Где всегда приютят и всегда одинаково,
Под шумок, чем найдут, угостят наповал.

Где тебе самому руку стиснут до хруста,
А подарок твой в угол засунут, как хлам;
Где бывает и густо, бывает и пусто,
Чего нет - того нет, а что есть - пополам.

Дом друзей, где удач твоих вовсе не ценят
И где счет неудачам твоим не ведут;
Где, пока не изменишься сам,- не изменят,
Что бы ни было - бровью не поведут!

Где, пока не расскажешь, допросов не будет,
Но попросишь суда - прям, как штык, будет суд;
Где за дерзость - простят, а за трусость - засудят,
И того, чтобы нос задирал, не снесут!

Иван Кононов:

А это чьи стихи?

Валерий Хилтунен:

Симонова, как ни странно. Я в августе отправляюсь караваном таким, таким волонтёрским, коммунарским в Европу в поисках мест, где люди живут по-человечески. Решил, что я отправляюсь 24 августа и знаете, откуда? Исполняется 1940 лет со дня извержения Везувия, когда погибли Помпеи. Я туда съездил, посмотрел, там театр хорошо работает, такой, подчинили его, этот театр. 

Иван Кононов:

Амфитеатр такой. 

Валерий Хилтунен:

Театр огромный, там ЮНЕСКО в него вложилось, я такого в жизни мало видел, я режиссёром..

Иван Кононов:

Я был на Везувии, там был амфитеатр такой, типа греческого.

Валерий Хилтунен:

Да, он сейчас самый старый. 

Иван Кононов:

Его потом накрыли чем-то. 

Валерий Хилтунен:

Не знаю, мы там были вечером, мы проникли через забор. А на Капри в это время я открываю каприйскую школу, потому что там в бинокль как раз виден этот Везувий. А я сейчас очень увлечён Богдановым, потому что думаю, что, на самом деле, если бы они с Лениным не сильно запоролись по личным причинам, то мы бы сейчас жили по-другому. Потому что Богданов предупредил практически все наши проблемы. Самое большое количество прогнозов, которые воплотились в жизнь не у Беляева, не у Жюля-Верна, а у Богданова. Он настолько знал, что с нами будет происходить. 

Иван Кононов:

Это тот самый, с которым он в шахматы играл.

Валерий Хилтунен:

Да, когда он его обыграл, Ленин очень был сильно... Кстати, я однажды читал шахматный словарь советский, он было написано: Владимир Ильич Ленин (Ульянов) играл в силу третьего разряда, но увлечение политикой отвлекло его от дальнейшего совершенствования, поэтому он так и остался. А Богданов, кто знает, тот знает, что творилось там на Капри. Я туда съездил, там стоит несчастный Ленин, памятник, на нём написано нехорошее слово на лбу. Но я думаю, что этот памятник вне политики, взял тряпочку и протёр тряпочкой его лоб, теперь там Ленин стоит чистенький. 

Иван Кононов:

А ему на лбу написали. 

Валерий Хилтунен:

Да, какой-то дурак написал, но он мстит за что-то такое. Сейчас стоит Ленин на Капри, Горький поставлен недавно в это Сорренто. 

Иван Кононов:

Богданова ты не будешь?

Валерий Хилтунен:

Богданова нет, я поставлю обязательно, потому что я думаю, что этот человек такого класса, который лет через сколько-нибудь будет понятен. Есть несколько человек, которых мы ещё так долго будем ковыряться. 

Иван Кононов:

Он писатель, философ. 

Валерий Хилтунен:

Он философ, он автор, и кибернетику он изобрёл, на самом деле, потому что... 

Иван Кононов:

Да что ты, он жил там, так и жил. 

Валерий Хилтунен:

Нет, он приехал сюда. Ленин очень завидовал, что он немножко поумнее, Ленина учился на его учебниках, и когда молодняк стал к Богданову больше лепиться, туда, на Капри, Ленин решил, что надо это дело прекратить и открыл у себя школу Лонжюмо в Париже и туда утащил других. 

Иван Кононов:

Которую воспел Возненсенский. 

Валерий Хилтунен:

В Лонжюмо он, на Капри им читали Луначарский, приезжал туда Шаляпин, Бунин, им читали философию, футурологию, их готовили к тому, чтобы элита была умной. а Ленин торопился, чтобы они были ещё такой был, умеющими их революционерами быть. А это не то же самое. Потому что Богданов наоткрывал в своё время, до революции несколько тысяч отделений пролеткультовских так называемых, где пытался готовить людей, пролетариат к театру, к оперному пению, ко всему такому.

Иван Кононов:

То, чем занимаются в Норвегии крестьяне. 

Валерий Хилтунен:

Я нашёл сейчас что, оказывается, богдановцы, не русские, к сожалению, финны опять-таки, в Канаду уехавшие, открыли то, что он мечтал, храм труда. Это потрясающее место, нам ещё до него лет 50 ковыряться. Там люди из ничего делались творцами, коллективным творчеством, в Канаде представляете такое. Я говорю образцы, где, что происходит. Поэтому мы когда проедем по этим местам, на кемперах мы таких поедем, я нашёл место, где они дёшево стоят достаточно, не скажу где, чтобы меня не опередили. И мы поедем по тем местам, в Дамангур заедем, где Роулинг списывала Хогвартс, на минуточку, детали Хогвартса списаны в Дамангуре. А я там жил, очень интересное место такое. Я когда написал первый раз про Дамангур, в русской прессе, советской, меня стали сажать на съезды фантастов, Лукьяненко там, Головачев и Хилтунен что придумал. Я говорил: да нет, пожалуйста, езжайте, всё есть. Но как это может быть, чтобы Хогвартс там был. 

Иван Кононов:

Валерий Рудольфович, подожди, я хочу тебе напоследок, уже осталось у нас всего-навсего три минутки. Смотри, вот этот твой порыв замечательный просветительский, открывательский, когда ты хочешь вести туда-сюда, пятое, десятое, я попросил бы тебя всё-таки ещё сконцентрироваться на Арктике, в том числе. Потому что мне кажется, что ее вот эта миссия той самой Арктики, где зарыта вся тайна нашей планеты, если угодно, так вот, это может быть для страны, для молодого поколения некими такими воротами в будущее. 

Валерий Хилтунен:

Да, у меня очень сын умный такой, умнее, чем я в 100 раз. И он сказал: батя, нужно строить вот такие модельная купольные дома в Арктике, именно там, будет экспедиция, наши полёты в Космос, куда угодно. Потому что Россия, она тремя вещами останется в мире: океан, космос и Арктика. Три вещи, которые никто не отнимет. 

Иван Кононов:

Вот, я это и хотел от тебя услышать. 

Валерий Хилтунен:

И поэтому здесь я думаю, что если кто-нибудь догадается построить первый такой биовегитарий, дом, как я знаю, такие дома, где можно ещё выращивать всё и покажет, опираясь на опыт людей фольклорных, там очень много людей, которые что-то такое ещё помнят о древнем братстве своём. Энгельс Плеханову чуть в лоб однажды не удалил, когда Плеханов сказал, что нужно крестьянство погубить. Он сказал: не трогайте русскую общину, она при стечении обстоятельств будет образцом нашего будущего. Представляете, он вскрыл эту информацию, а там всё осталось. Якутия сейчас самое место, где я, когда приезжаю, балдею, там ещё пахнет человеческим, Бурятия. Вот территория страны, на русской территории, куда я с удовольствием смотрю, потому что.. это длинный разговор. Но я к тому, что север, как говорил Суворов, нужно держать голову в холоде, и тем более, что на севере не мог выжить индивидуалист, там был коллективный... 

Иван Кононов:

Хорошо. А ты в курсе, что я предложил, будучи там одним из учредителей фонда, делать купол. 

Валерий Хилтунен:

Сейчас все предлагают кукол. 

Иван Кононов:

Стоп, стоп, так что я примазываюсь к этому. 

Валерий Хилтунен:

Куполизации.

Иван Кононов:

Куполизации Арктики и считаю, что действительно, под куполом, там можно соорудить модель будущего и ворота в будущее, куда собрать всех этих твои горящих ребят. 

Валерий Хилтунен:

Песня «и под куполом, под куполом, под куполом скользя, ни о чем таком сомнительно раздумывать нельзя». 

Иван Кононов:

Все, мой дорогой, под твоим куполом и под твоим кумполом гигантские миры. Спасибо за то, что ты ими делишься, за то, что ты их претворяешь в жизнь. Друг мой, спасибо, всегда рад с тобой общаться. 

Валерий Хилтунен:

Взаимно. 

Иван Кононов:

Я с вами прощаюсь до следующего понедельника, друзья мои, понедельник, как известно, в «Третьем дыхании» - это день надежды. До свидания.