{IF(user_region="ru/495"){ }} {IF(user_region="ru/499"){ }}


Дмитрий Богданов Директор департамента акселерационных программ Фонда поддержки социальных проектов 21 января 2019г.
Социальный бизнес имеет все шансы для развития
Социальное предпринимательство – очень человечный, добрый бизнес. Его клиенты, потребители товаров и услуг – прежде всего представители слабозащищённых слоёв населения. Также такие проекты способствуют решению важных социальных проблем в сфере экологии, здоровья народонаселения, улучшения качества жизни, обеспечения рабочими местами людей с ограниченными возможностями и т.д. Но для развития социального предпринимательства необходимо предпринять несколько эффективных мер. О них – в эфире

Мария Большакова:

Здравствуйте! С вами «Социальный лоцман» и я, Мария Большакова. И сегодня мы с вами опять о социальном предпринимательстве. Благодаря, в том числе, Президенту Российской Федерации, что такое социальное предпринимательство, вернее, о том, что существует социальное предпринимательство, узнали все. Теперь его учитывают и крупные чины, и крупный бизнес, и все мы. А вот что с этим делать, как этому научиться и, собственно говоря, почему, на самом деле, это так важно, мы поговорим сегодня с Дмитрием Богдановым – руководителем акселератора Фонда поддержки социальных проектов. Дима, привет!

Дмитрий Богданов:

День добрый!

Мария Большакова:

Значит, история такова. С одной стороны, мы все понимаем, что предпринимательство (ну, куда же без него!), что оно бывает малое, средние и очень большое. С другой стороны, мы все понимаем, что такое социальные проблемы. Мы неоднократно в эфире говорили о социальном предпринимательстве, то есть о желании людей делать что-то такое, куда ведет сердце, и при этом предоставлять работу тем, кто находится рядом и не чувствовать себя бедными. Давайте, скажем честно, путь избавления от бедности – это во многом путь социального предпринимательства. Потому что совсем не все могут работать в мегакорпорациях, не всем показан и прописан офис, у всех разные компетенции и существует масса небольших проблем, которые можно решать, не покидая локации, не покидая дома даже, и при этом очень сильно помогать, в первую очередь, себе, семье, ну, и тем, кто нуждается в помощи. И тут у нас ножницы: есть предприниматели, есть предприимчивые люди, есть те, кто может и способен делать множество добрых дел, но при этом не обладает никакой предпринимательской жилкой и компетенциями. И тут возникает то самое слово «акселератор», которое Вы буквально возглавляете в структуре, специально созданной для придания социальным проектам некоторой коммерческой составляющей.

Дмитрий Богданов:

Есть такое дело.

Мария Большакова:

Поэтому, давайте, мы с Вами начнем, на всякий случай, с азов. Во-первых, что такое акселератор? Ну, чтоб не страшно было…

Дмитрий Богданов:

Ну, да, давайте. Сложно всегда давать определение. Мы обычно даем, если по-книжному, то такое определение о том, что акселератор – это институт интенсивного развития проектов (стартапов, проектов или бизнеса на начальной стадии). Фактически, у многих происходит смещение относительно того, что акселератор – это якобы какая-то образовательная такая субстанция, где люди приходят и чему-то учатся. Нет. Чаще всего они, если и учатся, то очень немного и чему-то сразу же очень практическому, а именно: как правильно исследовать рынок, как выявить потребность клиента (индивида), как создать продукт, облечь его в понятную упаковку для потенциальных покупателей (пользователей, кого угодно еще), и как научиться его эффективно продавать и свести экономику, чтобы постоянно был плюс, а не плюс-минус, или (не дай Бог) минус постоянно. Поэтому конкретно у нас в акселераторе все обучение сжато в 3 дня, затем это небольшие вебинары, а 2 месяца проекты вместе с опытными трекерами – это такие поводыри в мир бизнеса, если можно так сказать, они работают уже в своем проекте над конкретными количественными и качественными показателями. Причем основатель проекта при помощи, конечно, трекера, но сам определяет, какие показатели для него будут ключевыми в ближайшее время, и работает над ними. Для кого-то это выручка, для кого-то прибыль, для кого-то количество клиентов, для кого-то количество продуктов, для кого-то количество точек, куда могут прийти клиенты, и так далее, и тому подобное. И вот Вы сказали про социальные проекты, вот я, когда первый раз начинал для социальных предпринимателей ввести – у меня есть такой семинар «Социальный предприниматель: как заработать?»…

Мария Большакова:

О, Боже! Слушаете, это нас, домохозяек, просто грандиозная ценность!

Дмитрий Богданов:

И я говорил слова «бизнес-модель социального проекта», «клиенты», «выручка»… Вы не представляете глаза людей, потому что они привыкли оперировать терминами «благополучатели», «без денег», «все очень плохо» и так далее, и тому подобное.

Мария Большакова:

Дима, я представляю эту паническую атаку, лет 10 назад я это проходила на себе. Знаете, это больно! Когда ребенок проходит родовые пути, у него голова сплющивается. Когда ты из физического лица становишься юридическим, ощущение, наверное, эквивалентно. Поэтому на сегодняшний день я вижу как раз вот именно эту проблему. Проблем не в тех, кто уже умеет зарабатывать деньги, будучи предпринимателем, кого можно назвать предпринимателем, а не работником найма, потому что уровни ответственности совершенно разные и точки (зоны) ответственности разные. А именно вот от этого перехода из коробейника, извините (надеюсь, никого не обидела), в человека бизнеса – пускай, малого бизнеса, может быть, даже у вас чистая прибыль, которую вы можете потратить на себя, будет меньше, чем ваша зарплата…

Дмитрий Богданов:

ИП-шников мы тоже любим.

Мария Большакова:

ИП-шники – это, на самом деле, на сегодняшний день, мне кажется, структура, которую надо внимательно пересмотреть законодательно, потому что есть нюансы. Можем сейчас, можем попозже. На самом деле, если установить CPM, каждый раз приходится напоминать людям, что, с одной стороны, это очень правильно, потому что можете получать более крупные заказы для себя, вы можете работать с крупным заказчиком и даже с крупной корпорацией. С другой стороны, ваша основная компетенция – это теперь вовремя сдать налоговую декларацию, вовремя сдать документооборот, юридические все нюансы и кадровые, если у вас есть сотрудники. А не ваша гениальная идея, вы ее можете трансформировать как угодно, и для многих это откровение. Для меня, например, это было на первом этапе откровением. И когда я говорю с, так скажем, себе подобными, оказывается, что это откровение почти для всех, даже если ты это знаешь.

Дмитрий Богданов:

Есть такое дело. Но, как показывает практика, у нас те проекты, которые заходят – я, видите, не использую сразу термин «социальный предприниматель», иногда это социальный проект, который имеет сомнительную окупаемость, но нам с такими даже интересней…

Мария Большакова:

То есть он не бизнесовый по факту?

Дмитрий Богданов:

У нас даже есть сейчас специальная номинация, когда заходят благотворительные проекты, но за время акселератора они становятся предпринимательскими проектами и получают возможность финансировать свои правильные дела не только за счет пожертвований. То есть они из части своих продуктов делают коммерчески привлекательные продукты и начинают их продавать. Вот у нас были мастерские «Антон тут рядом», «Простые вещи» – это когда люди с особенностями развития делают, действительно, керамические чашки, плошки, шьют сумки и так далее. Они были абсолютно благотворительные, потому что изначально базировались на трудотерапии, но они научились продавать эту продукцию и вышли на окупаемость, или почти рядом с окупаемостью. Вот у нас сейчас такая же история с «Синим платочком Победы» – это когда ветераны вместе со школьниками, они разрисовывают платки, делают такие сюжеты на военную тему. Ну, «Синий платочек» – это, понятно, из песни Шульженко. И до этого они, конечно, все раздаривались. Но, в общем-то, женщины носят платки и, на самом деле, платок может быть и товаром…

Мария Большакова:

Вообще, платок – это потрясающий товар!

Дмитрий Богданов:

…часть выручки от которого может идти и на вот эти же самые добрые дела. И не значит, что их нужно всем дарить, их кто-то может вполне купить. Вот даже для того, чтобы это показать основателю проекта, знаете, сколько сил уходит у трекеров, чтобы сказать: «У вас есть продукт, и многие готовы с удовольствием его купить, потому что бесплатно, например, не смогут получить, либо нужно стоять большой очередь, а они очень хотят…»

Мария Большакова:

Слушайте, вообще платки – коллекционный сегмент.

Дмитрий Богданов:

Согласен.

Мария Большакова:

Осталось уговорить тех, кто коллекционирует, что эти платки – тоже коллекционный сегмент.

Дмитрий Богданов:

Да. И таких историй, на самом деле, очень много. Но, вот Вы сказали по поводу документооборота, налогов и прочего. Как это ни парадоксально, такие вещи (основатели проектов или социальные предприниматели), такие вещи они очень хорошо знают. Почему? Потому что они привыкли работать с некоммерческим сектором, а вы знаете, что там тоже очень большое регулирование по отчетности, по использованию вот этих денег, которые они получают в виде субсидий, грантов и всего остального.

Мария Большакова:

Да, грантовая отчетность, она не слабее экономической.

Дмитрий Богданов:

Поэтому для них, на самом деле, отчетность не является проблемой. Для них проблемой чаще всего, как показывает практика, является изменение собственного сознания о том, что они делают продукт, который люди захотят покупать (это первое), либо вообще, в принципе, то, что в их деятельности хорошее, может быть, продукт. Я не говорю, что любые социальные проекты могут быть окупаемыми. Конечно, нет. Есть такие направления деятельности, которые, в принципе, не смогут быть окупаемыми, они будут функционировать, и там буду справляться с проблемами за счет благотворительности, либо денег государства. Но очень часто все, что касается даже работы с детьми с особенностями развития, все, что касается экологии, все, что касается транспортных средств реабилитации (технических, прошу прощения, средств реабилитации, оговорился), все, что касается культурных и социокультурных проектов и многие направления даже социальной работы, они вполне могут быть самоокупаемыми и даже приносить прибыль. Потому что, как я говорю, у нас (не только у нас – во всем мире) в чем проблема социальной сферы? Решили одну проблему – породили другую. Я вот типичный пример привожу, у нас сейчас, слава Богу, люди начали жить больше (продолжительность средняя жизни растет), но тут же растет количество заболеваний деменцией, болезнью Альцгеймера, Паркинсона и так далее. И что это такое? Это служба сиделок, это частные пансионаты постоянного или временного пребывания для такого рода людей и прочее-прочее. Вот, видите, вроде один вопрос решили, другой появился. И таких проектов все больше и больше появляется, то есть уже спрос начинает рождать предложение.

Мария Большакова:

И к вам они приходят?

Дмитрий Богданов:

Да, у нас были и частные службы сиделок, и частные пансионаты для постоянного и временного пребывания. Более того, сейчас вот (еще 2 дня) у нас идет набор в следующий акселератор. И уже, насколько я помню, из заявок еще 2 пансионата постоянного и временного пребывания, при этом они все региональные, московского нет ни одного.

Мария Большакова:

Слушайте, на самом деле, у меня на эфире довольно активно обсуждалась эта тема на уровне достаточно серьезном экспертном. Проблема, пожалуй, еще в том, что эта сфера вообще никак не отрегулирована, то есть она сейчас только регулируется.

Дмитрий Богданов:

Ну, как показала практика, вот тех проектов, которые…

Мария Большакова:

У нас нет профстандарта сиделок.

Дмитрий Богданов:

Да, насчет сиделок тут сложнее, потому что у нас даже те же службы сиделок, которые заходили, они трансформировались, то есть они делали производные продукты («Санаторий у дома» и так далее). То есть они не самой службой заходили, а вот с пансионатами, там попроще. Туда просто переносятся вот эти государственные стандарты (для гос. Пансионатов), а сами предприниматели, желая привлечь клиентов, они делают это лучше. Лучше обои, лучше оборудование, лучше условия проживания, больше медсестер или сиделок на постояльцев, чем в государственном, пища лучше и так далее, и тому подобное. Я был в нескольких таких частных пансионатах, и при том, что там вполне демократичная была цена за пребывание, там были, конечно, очень хорошие условия.

Мария Большакова:

Ну, я видела несколько государственных пансионатов, в которых были прекрасные условия, и я думаю, что тут, конечно, зависит от директора и от мотивации.

Дмитрий Богданов:

От директора. И, понимаете, с государственными – вопрос очереди же еще. Ведь когда это вопрос, скажем так, бесплатного получения, то всегда возникает вопрос сбора большого количества документов, очереди и так далее. И, как правило, как показывает практика, большая часть людей (у нас же пансионаты эти проводили так называемые customer development, то есть общались со своими покупателями – это, как правило, дети, внуки тех, кто оказался в этом доме), для них, в принципе, изначально и не стоял вопрос разместить своего родственника в государственном пансионате. То есть, очевидно, здесь разведены две эти категории, и они не конкурируют между собой на данный момент, эти категории покупателей, потребителей (потребителей, скорее всего, потому что в одном случае есть покупатель, в другом нет – да, потребить).

Мария Большакова:

Я думаю, что тут такая же история (она потихонечку будет развиваться) как частные и государственные школы.

Дмитрий Богданов:

Конечно!

Мария Большакова:

То есть конкуренция даже не между частными домами для пожилых, а между государством, ГЧП и частниками. Это, на самом деле, очень хорошо, потому что это дает возможность развития всех трех направлений.

Дмитрий Богданов:

Абсолютно! Улучшаются абсолютно все условия пребывания во всех участниках рынка (и в государственных, и в частных).

Мария Большакова:

И государственные структуры, они же получают финансирование по количеству прибывающих.

Дмитрий Богданов:

Абсолютно точно! Вот Вы сказали по поводу детских школ, но вот со школами меньше, но самое большое количество проектов, например, которые у нас заходят, это проекты различных развивающих центров (детских садов и так далее) для детей. Это вот традиционно от 30-ти (в самом меньшим случае это было, по-моему, 38 у нас процентов) до 50-ти с лишним.

Мария Большакова:

Это совершенно объяснимо, и мы это тоже здесь обсуждали. Видите, у нас практически экспертная площадка, и все, что обсуждалось, может быть как-то использовано в приятных целях поделиться информацией. Дело в том, что мне как раз очень нравится история с развитием развивалок на местах, потому что они не конкурентные с точки зрения качества, они конкурентные по локации исключительно. То есть любая развивалка для родителей удобна, если она находится (условно) в шаговой доступности. Не так много родителей имеют даже просто энергетический ресурс тратить 2 часа, допустим, на дорогу. Особенно, если дело касается ребенка (неважно – машина, не машина). И поэтому, если у вас в локации, в шаговой доступности возникает хорошая развивалка, вы, скорее, пойдете туда, потому что это соседи, которые могут вас подстраховать, это понятный круг – сейчас эти развивалки, они заменяют как бы ощущение двора в том понимании…

Дмитрий Богданов:

Да, гуляют мало, больше ходят в такие центры.

Мария Большакова:

Ну, потому что как бы прогулки очень ограничены, и обычно, если уж и гуляют, то, получается, с теми же, с кем ходишь в развивалку. То есть у тебя появляется некий круг – и у мам, и у детей появляется круг общения по интересам.

Дмитрий Богданов:

Самое главное, все-таки и мам немножко разгружают, потому что дети заняты, при этом заняты полезным делом. При этом дети, как сейчас показывает практика, с 1-го года (и даже чуть меньше) и до 18-ти лет, то есть охватывают все сегменты. И в регионах, на самом деле, там проблема-то чуть меньше с доступностью, потому что города поменьше и так далее. Если мы условно откинем миллионники, то в остальных местах с этим попроще.

Мария Большакова:

Там может быть проблема с транспортом. Все-таки в миллионниках очень развитая транспортная сеть.

Дмитрий Богданов:

Здесь да. Но вот единственное, что являлось абсолютным конкурентным преимуществом тех центров, которые к нам заходили – это не локация даже, а вот та степень успешности этих занятий. И там всегда работает сарафанное радио, на самом деле. Мамы-то, они люди такие, они могут через полгорода провести ребенка туда, если они понимают на выходе конкретную пользу для себя, ценность для себя. Поэтому, как показывает практика (по крайне мере, то, что вот я видел, те проекты, которые я видел), там речь шла именно о контенте. И тут как раз родители, они большие молодцы, потому что им нужен разный контент, они вот очень по-разному подходят к своим детям и по-разному стремятся их развить. Это раньше у нас было традиционно – или спорт, или музыкальная школа, или все вместе, а еще языки могли быть. А сейчас там такое богатство выбора, что родителям, во-первых, конечно, из своих предпочтений, во-вторых, они, действительно, очень многие родители хотят понять, к чему есть склонность у ребенка (очень сильно хотят понять, к чему есть склонность у ребенка), и вот очень хорошо заходят еще все вопросы с диагностикой (ранней диагностикой) этих различных способностей и, соответственно, индивидуальной траекторией развития ребенка.

Мария Большакова:

Ну, то есть этот рынок тоже сейчас на большом подъеме?

Дмитрий Богданов:

Очень, да. Это, мне кажется, понятно, что и бэби-бум здесь играет роль, который у нас был в 7-ом году (в 6-ом, в 8-ом). И сейчас, в общем, рождаемость хорошая, и мамы хотят выйти на работу, поэтому частные детские садики, на самом деле, они же молодцы, они идут вниз (полтора года, год, кто-то до года).

Мария Большакова:

Ну, потому что ясель нет.

Дмитрий Богданов:

Да, потому что нет ясельных групп, и это большая как бы проблема, которая есть. А мамы хотят выйти на работу или что-то еще, и поэтому детские сады, они заменяют эти ясли, которых нет.

Мария Большакова:

А к вам уже приходят готовые продукты?

Дмитрий Богданов:

Да.

Мария Большакова:

То есть это не то, что приходит, например, мама и говорит: «Вот я начала собирать у себя дома…» (вот из коробейников в юрлицо)?

Дмитрий Богданов:

Нет, из коробейников в юрлицо – это мы планируем сейчас запуск преакселератора так называемого и заочного акселератора, вот там, я думаю, что будет как раз эта траектория, когда совсем уж от идеи. Мы берем в акселератор, когда есть продукт, то есть когда уже есть продукт, который либо реализуется, либо они готовы стартовать, реализовывать его во время акселератора.

Мария Большакова:

Стартовать и реализовывать, то есть они вам приносят презентацию? Как надо доказать, что продукт, на самом деле, есть, и эта идея начинает становиться шкафом?

Дмитрий Богданов:

У нас многоступенчатая система.

Мария Большакова:

Про 150 вопросов даже прямо…

Дмитрий Богданов:

Да, у нас, действительно, очень анкеты из большого количества вопросов финансового и нефинансового характера, связанных с проектом. И когда человек отвечает, уже, в принципе, понятно, в какой стадии его продукт (когда читает эксперт). Затем это читают эксперты, параллельно проходит верификации этой заявки посредством Скайпа, то есть созванивается с основателем проекта представитель фонда и беседует по проекту.

Мария Большакова:

Итого, если вы хотите попасть в акселератор, хотя бы заведите Скайп.

Дмитрий Богданов:

Подождите, это еще не все, это начало только. Значит, после этого, если эксперты оценили положительно и на Скайпе тоже проект уже получил положительную оценку, проект вызывается на стартовый интенсив акселератора, где как раз вот эта обучательная часть (образовательная часть) есть, и по ее итогам он делает уже очную презентацию перед жюри по своему проекту, где ему задают вопросы. И вот, если выберет вот это уже очное жури после очной презентации, мы зачисляем проект в акселератор, и он 2 месяца работает в акселераторе.

Мария Большакова:

Это же не только москвичи, несмотря на 3 дня очного интенсива?

Дмитрий Богданов:

Не только, бывает по-разному. Вот у нас прошло в полном объеме 3 акселерационные программы. Например, во второй акселерационной программе иногородних было гораздо больше, чем москвичей.

Мария Большакова:

Они приезжали, или вы как-то выезжаете?

Дмитрий Богданов:

Они приезжали.

Мария Большакова:

А если Сибирь, Дальний Восток?

Дмитрий Богданов:

Приезжали. И Приморский край в осенний акселератор приезжал, и Южно-Сахалинск приезжал, и Камчатка приезжала. Хотя мы понимаем, что это затратно, и поэтому, как раз таки, и встал вопрос с заочным акселератором тоже, когда им не нужно было бы приезжать. Но, на самом деле, процентов, наверное, 10 из поданных заявок при собеседовании говорят, что они не могут приехать (например, у них нет средств или времени). Это не останавливает социальные проекты – переместиться, чтобы узнать что-то новое и сделать себя лучше. Более того, даже те, кого мы не отбираем, они очень часто падают на следующие акселераторы заявку, вот как сейчас, например. Это, причем, между прочим, проект из Тюмени – тоже не самое ближнее…

Мария Большакова:

Не ближний свет, да.

Дмитрий Богданов:

Да, не ближний свет, но, тем не менее. То есть они эту пользу (полезность) видят для себя.

Мария Большакова:

Сколько примерно в процентном соотношении вы отбираете из того, что прислано?

Дмитрий Богданов:

Заявок?

Мария Большакова:

Ну, да.

Дмитрий Богданов:

Ну, вот если мы проходим такой путь от заявок до уже зачисления в акселератор, то из присланных заявок отбирается на данный момент (если прямо совсем грубо, на вскидку) порядка 60-70% из полностью заполненных, если заявка не заполнена, она…

Мария Большакова:

…не считается.

Дмитрий Богданов:

…не считается, да. Порядка 60-70% заявок отбирается из полностью заполненных. Из тех, кто приезжает потом на стартовый интенсив (уже на очный отбор), отбирается примерно каждый второй проект. Зависит по-разному. Раньше, например, меньшее количество проходило заочный отбор просто потому, что люди не до конца понимали, в чем специфика работы фонда, и подавалось очень много абсолютно благотворительных проектов, которые считали, что мы гранты даем.

Мария Большакова:

«Вышли денег. Здравствуй, мама…»

Дмитрий Богданов:

Да, на самом деле. Вот раньше, в первом акселераторе, их было очень много, во втором их уже было меньше, в третьем их уже практически не было. Вот сейчас их всего 2 заявки. И в настоящий момент у нас порядка уже 400 заявок…

Мария Большакова:

А еще целых 2 дня!

Дмитрий Богданов:

Да, 400 заявок, и в настоящий момент 2 заявки только – те, которые реально обратились за грантом, они почему-то не дочитали (не прочитали) на сайте всю информацию, и вот таким образом как-то они не очень попали.

Мария Большакова:

Слушайте, и 3 дня интенсива (прямо целый день)?

Дмитрий Богданов:

Да, с 10:00 до 19:00 с обеденным перерывом.

Мария Большакова:

И потом…

Дмитрий Богданов:

Но мы накрываем: чай, кофе и даже обед.

Мария Большакова:

Отлично! Настоящая Баба Яга всегда должна накормить, напоить, выслушать, а потом уже… Потом работа с трекерами?

Дмитрий Богданов:

Да.

Мария Большакова:

По какому принципу идет коммуникация с трекером?

Дмитрий Богданов:

А вот здесь уже проще для региональных проектов – это любые мессенджеры: WhatsApp, Viber, не знаю, можно ли говорить слово Telegram в эфире…

Мария Большакова:

Боже, какой ужас!

Дмитрий Богданов:

…и Skype. И там 3 касания в неделю, за человеком закрепляется трекер, и минимум 2 раза они в неделю по часу работают. И есть еще так называемые трекшн-митинги, где другие трекеры следят за тем, что делают проект и трекер, и еще могут вносить коррективы, замечания и все остальное. Поэтому это очень интенсивная двухмесячная работа. Когда говорят: «А почему вы не сделаете акселератор полгода или 3 месяца?» – проекты просто сойдут с ума! Потому что у них текущая деятельность в их проекте, они еще работают над улучшением, тестируют дополнительные гипотезы и все прочее, и это, конечно…

Мария Большакова:

Трекеры, наверное, жесткие ребята?

Дмитрий Богданов:

Очень! Мы, конечно, адаптировали методику трекинга, которой с нами поделился Фонд развития интернет-инициатив, они проводили для нас первый акселератор, и мы взяли многое от их методик и даже трекеров, но не всех.

Мария Большакова:

Ну, на самом деле, в России просто мало трекеров (будем честными), адаптированных к нашим реалиям.

Дмитрий Богданов:

Абсолютно точно! И мало акселераторов, которые, действительно, являются эффективным институтом развития. Вот ФРИИ – действительно, это такой акселератор и такой фонд, они создали эту методику, но для себя мы ее адаптировали, потому что там она была рассчитана на IT-проекты, она была, конечно, гораздо более жесткой. У нас я сам лично успокаивал проекты, женщин, которые плакали после общения с трекерами и так далее. То есть мы это все устранили, мы адаптировали это для соцпроектов, значит, с учетом специфики этих проектов. Но трекеры все равно выступают такими достаточно жесткими, действительно, специалистами, которые не позволяют проекту расфокусироваться. На самом деле, задача трекера – заземлить проект, то есть спустить с больших таких мечтаний и облаков на землю, и заставить двигаться шаг за шагом к цели. Потому что очень многие проекты, они ставят такие цели, которые они, в принципе, не способны…

Мария Большакова:

Хрустальный мост. И за такую дружбу наградит нас государь орденом… Маниловщина (назовем вещи своими именами)…

Дмитрий Богданов:

Абсолютно точно! Либо у социальных проектов, у них всегда очень сильно процветает гигантизм, и он очень сильно развит, они почему-то сразу хотят на всю Россию. Ну, вполне возможно, они пришли через личностную историю, через социальные проекты, для которых, действительно, основным является количество благополучателей или вот этой целевой группы, для которой приносят пользу проект. И когда, например, приходит какой-то центр и говорит, что мы сейчас откроем франшизу и в течение полугода откроем еще 100 центров, то им сразу же говорят: «Стоп! Давайте действовать пошагово и приземлено. Что из этого вы читали? Что из этого вы смотрели? Сколько у вас ресурсов?» И так далее, и тому подобное. И, как показывает практика, люди сами отлично понимают, что лучше развиваться чуть медленнее, но устойчивее. Вот акселератор как раз не позволяет сбавлять темп, но, в то же время, спускает вот с этих облаков со 100-300 филиалами, всеми регионами России и так далее, и тому подобное. Потому что, как правило, это как раз недостаток знаний так поднимает в эти мечтания, которые далеки от реальности. А трекер не позволяет расфокусироваться, заставляет еженедельно работать, измерять все цифрами. Хорошо/плохо, много/мало и так далее – это не показатели. Показатели – это количество договоров, клиентов, продуктов, денег на счету, прибыли и так далее. Каждый проект же, на самом деле, приходит со своими болячками. У нас не приходят на фазе идеи. Я вот посчитал, у нас 2 года 3 месяца – это средний срок жизни проекта до нас. Какие-то у нас есть совсем молодые, а каким-то по 5-7 лет, кому-то, вот у нас сеть детских садов была, 20 лет ей (из Нижнего Новгорода). И проекты у нас разные – с выручкой и 5 тысяч рублей в неделю, и с выручкой 300 миллионов в год заходили проекты, поэтому разные абсолютно проекты. И вот у каждого свои проблемные зоны, места, даже у взрослых, больших проектов проблемные зоны и места…

Мария Большакова:

Слушайте, ну, нет проблемных зон у тех, кто ничего не делает!

Дмитрий Богданов:

Абсолютно точно!

Мария Большакова:

И не ошибается тот, кто ничего не делает! И об этом тоже никогда не надо забывать!

Дмитрий Богданов:

Да. И трекеры понимают эту специфику, потому что у нас нельзя применить один подход ко всем проектам даже в рамках одного акселератор, потому что кто-то детский сад, кто-то экологический проект, кто-то работает с людьми с особенностями развития, или с инвалидностью, или с чем-то еще. Не может быть одного подхода! И в этом сложность нашей работы и сложность работы трекеров, потому что у трекера могут быть, например, 2 диаметрально противоположных проекта, или которые рядом, но тоже очень уникально рядом стоящие.

Мария Большакова:

Слушайте, Дима, а теперь такой момент. Дело в том, что я понимаю, что у вас, на самом деле, как таковых конкурентов на этом рынке нет (по акселерации, по быстрому контролируемому росту проекта). Хотя для многих (Вы совершенно правы) акселератор кажется – это такая интенсивная учеба, это, в общем, интенсивная практика под контролем.

Дмитрий Богданов:

Акселераторов социальных проектов на данный момент в России, которые были бы такими общероссийскими, их, действительно, нет. Есть одна-две бутиковых истории (маленькие какие-то, по случаю сделанные). Действительно, вот здесь мы на данный момент пока единственные, которые системно занимаются социальными проектами.

Мария Большакова:

Это просто отдельное направление, отдельный труд и достаточно большая нагрузка. Я поэтому и спросила, потому что периодически получаю (знаете, нативная реклама – наше все!) и когда анализирую то, что приходит в количестве предложений (а я, естественно, подписана вообще почти на все, что можно, все, что связано с социальным предпринимательством), понимаю, что много… Я не могу назвать их фейковыми (они свято верят, что они что-то хорошее делают), но дилетантскими, так скажем.

Дмитрий Богданов:

Есть такое дело.

Мария Большакова:

И как в этой ситуации, собственно говоря, объяснить потребителю, или, может быть, не стоит объяснять потребителю? Но это трата и средств, и времени немножко впустую.

Дмитрий Богданов:

Знаете, какая ситуация? Если вот, как Вы говорите, такие дилетантские истории, если они делают это, может быть, даже не очень профессионально…

Мария Большакова:

Но с целью заработка, понятно!

Дмитрий Богданов:

…но как раз не берут за это деньги, то, в общем, для проекта это просто еще один образовательный опыт. Потому что большая часть, как Вы говорите, дилетантских историй, связанных с акселератором – это когда акселератор подменяют какой-то школой.

Мария Большакова:

Когда, на самом деле, форма предпринимательства – это сам акселератор и есть.

Дмитрий Богданов:

Ну, акселераторы есть, действительно, платные, есть бесплатные. Здесь мы как раз тоже уникальны, потому что мы и бесплатны, и взамен не требуем ни долю, ни денег за оплату в акселераторе (пребывание команды и так далее). Здесь мы тоже уникальны, потому что, конечно, в основном, акселераторы, они абсолютно бесплатными не бывают.

Мария Большакова:

За долю малую, за процент от прибыли…

Дмитрий Богданов:

Да, за долю малую, чаще всего, но иногда и просто деньгами берут. Мы в данном случае еще уникальны тем, что мы бесплатны. А относительно того, что существует, смотрите, какая ситуация? Вот если они не берут деньги, а просто это какая-то образовалка, чаще всего, дилетантские акселераторы – это растянутые по времени (на те же самые 2-3 месяца) образовательные мероприятия, где людям что-то рассказывают (например, как делать презентацию). А зачем, как, куда, для кого?..

Мария Большакова:

Ну, как! Power-понты, они, вообще, правят миром!

Дмитрий Богданов:

Абсолютно точно!

Мария Большакова:

Посмотрите на «Большую четверку», они до сих пор предоставляют, а когда стираешь картинки, оставляешь смысл, оказывается, что ты и так все это знаешь…

Дмитрий Богданов:

В общем, да, действительно! Вот почему я насчет образовалки иногда ироничен? Потому что большая часть таких организаций, они ретранслируют то, что можно бесплатно почитать в пабликах, в соцсетях, или на Ютубе посмотреть. Действительно, есть такое дело. Далеко не везде есть трекеры, далеко не везде есть, действительно, эксперты (и эксперты – не вот эти так называемые коучи, которые приходят, и это свое «экспертное мнение», никак не трансформируя, несут, вне зависимости от специфики проектов и аудитории), их, действительно, мало. Но вот, если деньги не берут, так и ради Бога (ученье – свет, неученье – тьма). Если, конечно, они на этом зарабатывают, наверное, это не очень здоровская история, когда дают некачественный продукт, еще и берут деньги, иногда даже большие деньги, а на выходе человек не получает тех практических навыков, которые позволят ему развить проект. Он получает набор шаблонов, которые он, в общем, мог бы получить бесплатно, и эти шаблоны не всегда применимы к его проекту.

Мария Большакова:

Трафаретики.

Дмитрий Богданов:

Вот! Трафарет…

Мария Большакова:

Даже не шаблон, а просто трафарет.

Дмитрий Богданов:

Это трафарет, который еще и не всегда применим. И не впихивается в него продукт, не впихивается в него проект и так далее. Есть такая практика. Вот мы с трекерами когда работали по трансформации существующих методик, мы как раз говорили, что у нас почти нет шаблонных историй. Даже те же самые детские сады частные, они от региона к региону обладают разными ценностными характеристиками, предложениями, спецификой и всем остальным прочим. Поэтому здесь вот эти самые трафареты плохо применимы, когда мы говорим о соцпроектах, их нельзя всех расчесать под одну гребенку.

Мария Большакова:

Ну, на самом деле, даже и бизнес-модели, честно скажем, каждая обладает своей уникальностью, иначе вы просто не выйдете в результат.

Дмитрий Богданов:

Ну, есть, конечно, отраслевые модели, которые могут быть применимы, например, к компаниям в рамках одной отрасли. Но вот с соцпроектами, говорю, так не получается. Мы уже это прошли, пощупали это руками, значит, и мы понимаем, что мы не можем, например, даже сейчас сделать какую-то универсальную вещь. Например, универсальный трекер социальных проектов – это тоже пока звучит как миф, потому что у трекера все-таки есть своя тоже специфика.

Мария Большакова:

Слушайте, ну, давайте учитывать все-таки, что при всей глобализации, ручная настройка всегда требуется, даже для машинного исполнения чего бы то ни было. А здесь тот самый случай, когда слезинка ребенка…

Дмитрий Богданов:

Это, на самом деле, ужасная ситуация. Вот Вы хорошо привели пример – слезинка ребенка…

Мария Большакова:

Ну, у нас просто большие государственные задачи не всегда коррелируются слезинкой ребенка, а ее надо учитывать.

Дмитрий Богданов:

И вот многие проекты, связанные с работой с детьми, у них как раз таки эффективность затмевала слезинка ребенка. И здесь всегда есть тоже много истины, много прав. Вот есть один центр, он занимается работой с аутистами и различными детишками с отклонениями, и он показывает очень хорошую динамику коррекции именно детей. Кто-то идет даже в обычную школу, кто-то в корректирующие детские сады, кто-то в обычные детские сады и так далее, и тому подобное. Но вот там, например, казалось бы, основатель и руководитель – достаточно жесткая женщина – она говорит: «Я не беру детей в инвалидной коляске». Ну, и когда я спросил, почему, она говорит: «Это значит плюс еще один человек сразу же, за ним чтобы следить, корректировать и так далее, и тому подобное». Говорит: «У меня тут же рушится вся экономика, и я потеряю эффективность по коррекции». Она говорит: «Я могла бы сделать отдельно для таких детишек, но другой центр с другой спецификой и так далее». И вот это, действительно, такая сложная ситуация, когда есть борьба между эффективностью всего проекта и его результатов даже для других детишек по коррекции, потому что там определенное количество этих корректирующих педагогов, специалистов и так далее, и конкретно вот одним ребенком с ДЦП или с каким-то еще диагнозом, которого родители хотят разместить в этом центре, а она отказывает. Она говорит: «Это вопрос отдельного проекта, иначе теряем эффективность».

Мария Большакова:

Н самом деле, я заметила, что в отношении детских проектов есть 2 варианта. Первый – это когда на них выходит человек уже с экономической практикой, допустим, в крупной компании или в каком-то бизнесе, и вот у него доминанта, чтобы сначала надеть противогаз на себя, так скажем.

Дмитрий Богданов:

Маску кислородную…

Мария Большакова:

Кислородную маску на себя. Когда выходит человек из гуманитарной сферы, некоммерческой, то есть «идеи – вперед», он часто забывает о том, что если он сейчас вложит все деньги, ему не на что будет доехать, грубо говоря, до акселератора или до банка. То есть он подушку безопасности вот эту часто не учитывает.

Дмитрий Богданов:

На самом деле, очень часто возникает проблема, когда у людей социальное затмевает, и они теряют общую эффективность проекта и, в итоге, даже социальную эффективность. Потому что, мы же понимаем, если мы берем те же самые центры коррекции детей с особенностями развития, их основная эффективность – это, естественно, не деньги, а количество детей, которым они принесли пользу, а именно скорректировали их развитие и довели его до такого состояния, что ребенок может свободно перемещаться в обществе, быть полноценным членом общества и так далее, и тому подобное. Поэтому вот очень часто (не поверите, действительно, Вы абсолютно правы) те, кто пришел из социальной сферы или из благотворительной, они в итоге вот сейчас идут на то, чтобы сделать маленькое добро, но могут очень сильно наносить ущерб всему проекту за счет вот этого.

Мария Большакова:

Наверное, для этого и нужен акселератор – для того, чтобы найти ту самую…

Дмитрий Богданов:

С жесткими трекерами, да.

Мария Большакова:

Да, найти тот самый правильный баланс, чтобы решить и социальную задачу, которая существует в сердце, в душе, и экономическую.

Дмитрий Богданов:

Вот Вы сейчас идеальную, наверное, мысль сказали. Вот я долго определял, что же мы делаем в акселераторе? Наверное, действительно, акселератор помогает найти оптимальный баланс.

Мария Большакова:

Понимаете, велосипед, для того чтобы ехал, он должен находиться в состоянии баронесса, иначе к цели не приедет.

Дмитрий Богданов:

Скорее всего, да, можно сказать, что наша цель – это, действительно, найти оптимальный баланс между социальной и предпринимательской составляющими проекта, чтобы он функционировал и приносил пользу различным группам населения как можно дольше и не требовал дополнительного финансирования со стороны государства либо доноров и так далее. Потому что мы же понимаем: государство – тоже не бездонный кошелек.

Мария Большакова:

Ну, это очень важный момент – момент устойчивости любых проектов. И что уж там говорить, если уже даже Фонд президентских грантов говорит: «Ребята, а может вы все-таки и сами займетесь как-то своей устойчивостью?» Мы с ними совершенно согласны. Время нашей передачи неумолимо (ну, очень быстро!) подошло к концу. Я только резюмирую одно: что, наверное, те, кто нас слушал и смотрел, ждали, когда мы скажем, а откуда деньги брать? Ребята, когда у вас появится устойчивость, и ваш велосипед поедет, он сам приведет вас к инвесторам. Знайте: на хорошо и правильно движущийся объект обращают внимание гораздо больше! Поэтому, что касается акселератора, это не вопрос прямых рыбок, это вопрос правильной удочки. Это жестко, это больно. Я вам могу сказать честно, что, имея и предпринимательский опыт разный (позитивный, негативный), и менеджерский, и социальный, я, честно говоря, даже зная лично трекеров, я боюсь, но, наверное, пойду. Ну, вольнослушателем меня признают…

Дмитрий Богданов:

Милости просим! Два дня на подачу заявок…

Мария Большакова:

Да, у меня есть 2 дня на подачу заявки. Просто потому, что вопрос устойчивости – это вообще вопрос успешности в любом моменте. Если вы четко и жестко стоите на ногах, остальное получится!

Дмитрий Богданов:

Абсолютно точно! Единственное, что хотел сказать, что деньги можно после акселератора взять у нас, но это возвратные деньги, это льготные кредиты беззалоговые под 6%, и на инвестиции тоже можно подать заявку и фонде. Но я как руководитель акселератора очень рад, что после акселератора почти все снимают заявки на финансирование, потому что могут финансироваться из своих собственных ресурсов, которые появились благодаря работе в акселераторе.

Мария Большакова:

Вот идеальная картина мира! Спасибо, Дима, большое!

Дмитрий Богданов:

Спасибо большое, Мария, что пригласили! И за позитивную беседу спасибо!

Мария Большакова:

Приходите к нам еще!

http://radio.mediametrics.ru/vzrosliy_razgovor/60693/