Ксения Чиненова:
Добрый вечер, дорогие радиослушатели, в эфире канал «Медиадоктор» и наша программа «Взгляд доктора Куренкова» со мной, ведущей Ксенией Чиненовой — врачом-офтальмологом, с Вячеславом Вадимовичем Куренковым — профессором...
Вячеслав Куренков:
Добрый вечер.
Ксения Чиненова:
...руководителем нашей клиники. И сегодня в гости мы пригласили катарактального, рефракционного и витреоретинального хирурга Сергея Игоревича Абрамова. Здравствуйте.
Вячеслав Куренков:
И просто замечательного офтальмолога, человека и друга.
Ксения Чиненова:
И просто замечательного человека и нашего хорошего друга.
Сергей Абрамов:
Добрый вечер.
Ксения Чиненова:
И поскольку мы пригласили хирурга, мы сегодня поговорим о том, какое существует разнообразие хирургических способов исправлений аномалий рефракции. Поговорим поподробнее о том, что это за сложные слова, и какие есть способы улучшить качество жизни нашим пациентам.
Вячеслав Куренков:
Да, но это опять же не значит, что если хирург, хирургия и коррекция, это сразу обязательно на стол. Естественно, очки и контактные линзы остаются тоже актуальным способом коррекции, их нужно правильно носить, использовать и наблюдаться у доктора. А хирургия, естественно, помогает повысить качество жизни и остаться без очков, без контактных линз и абсолютно свободным, с хорошим зрением.
Ксения Чиненова:
А сейчас новости, да, Вячеслав Вадимович?
Вячеслав Куренков:
Да, очень давно у нас не было новостей, я думаю, они актуальные.
Ксения Чиненова:
Поскольку современная медицина больше изучает вопросы исследований головного мозга, нейронных связей, конечно, новость связана с этим. Итак, биологи нашли ген, заставляющий наш мозг расти большим. Всем известно, что человеческий мозг — один из самых больших на планете и исключительно велик для размеров нашего тела. Однако до сих пор никто не мог сказать, как именно он достигает своих впечатляющих размеров. Объяснение этому дают две недавние работы, результаты которых представлены в статьях, опубликованных в журнале Cell.
Команда Пьера Вандерхагена из Брюссельского университета и Дэвида Хосслера из Калифорнийского университета в Санта-Крузе описывают семейство генов со сложным названием, вовлеченные в рост объема мозга. «С учетом довольно стремительной эволюции человеческого мозга, — говорит Пьер, — соблазнительно предположить, что именно новые, специфические для людей гены отвечают за этот процесс». В самом деле, гены NOTCH2NL уникальные для нашего вида: они не обнаруживаются ни у макак, ни у орангутанов, и даже у таких близких к нам видов, как гориллы и шимпанзе, хотя они и имеются, но остаются неактивны в течение всей жизни. У человека же этот ген работает, по-видимому, продлевая жизнь стволовых клеток-предшественниц нейронов, так что они успевают произвести больше делений и дать жизнь большему числу клеток формирующегося мозга человека.
Пьер и его коллеги анализировали РНК, которые синтезируются с активных генов в ходе кортикогенеза (то есть зарождения клеток коры головного мозга) у человеческих эмбрионов. Это позволило идентифицировать группу из 35 молодых, специфических для нас генов. В самом деле, эксперименты на мышах и человеческих плюрипотентных стволовых клетках показали, что результат действия обнаруженных генов — это увеличение числа новых нейронов. «То есть из одной стволовой клетки вы можете получить либо две клетки-предшественницы, которые дадут два нейрона, либо одну предшественницу и один нейрон, — объясняет Пьер Вандерхаген. — И этот ген смещает выбор между двумя вариантами в сторону появления большего числа нейронов».
К схожим результатам пришли и ученые из группы Дэвида Хосслера, которые начали со сравнения активности генов в формирующемся мозге макаки и человека. Внимательный анализ последовательности ДНК генов позволил ученым найти небольшой участок, изменения в котором ассоциированы с некоторыми нарушениями развития мозга. Судя по всему, активность этих генов привела не только к увеличению объемов мозга у наших предков, но и сделала нас подверженными развитию таких состояний, как микро- и макроцефалия.
Вячеслав Куренков:
Да, очень интересно.
Ксения Чиненова:
Такое интересное достаточно открытие.
Вячеслав Куренков:
Каждый раз что-то новое из области мозга, и вообще, мозг — это очень интересная штука, никто ее до сих пор не понял и до конца не разобрал. И Наталья Бехтерева очень интересно...
Ксения Чиненова:
Невероятные книги. «Магия мозга» .
Вячеслав Куренков:
Невероятные книги, работы, все это захватывающе, интересно. Я думаю, когда-нибудь все-таки человечество откроет, что же такое мозг. Естественно, два нейрона лучше, чем один, и лучше иметь этот ген, который, в том числе, восстанавливает все-таки связи и помогает нашему мозгу дожить до глубоких седин, ощущать себя человеком в этом возрасте, а не каким-то другим субъектом.
Ксения Чиненова:
Нижестоящим.
Вячеслав Куренков:
Наверное, все эти исследования все-таки связаны с теми заболеваниями, которые присутствуют у людей в пожилом возрасте — с деменцией, с Альцгеймера и другими недугами, которые не позволяют человеку качественно жить, качественно себя ощущать, помнить о себе, о своих родственниках и о своей истории.
Ксения Чиненова:
В любом случае, все великие открытия начинаются с малого, поэтому ген за геном, я думаю, что мы все-таки познаем…
Вячеслав Куренков:
Да, может быть будет какая-то система, которая будет активировать все-таки выброс определенных веществ или воздействие на те же самые гены, чтобы восполнить или запустить опять процесс, как и в более молодом возрасте, для того, чтобы это все восстанавливалось. Раньше считалось, что клетки мозга не восстанавливаются, сейчас доказано, что есть тенденции к восстановлению по одним работам…
Ксения Чиненова:
Еще и ген нашли, кто это делает.
Вячеслав Куренков:
По другим — что они точно восстанавливаются. Естественно, нельзя себе представить ткань (а мозг — это, в принципе, ткань), которая не восстанавливается. Наш организм за всю жизнь обновляется десятки раз, если так уж посчитать, как доказали биологи, физиологи. Эта новость интересная, пожелаем хорошего плавания, чтобы в ближайшем будущем мы получили продукт, который будет оказывать влияние на наш мозг.
Сергей Абрамов:
Печенье.
Вячеслав Куренков:
Печенье. В Амстердаме.
Ксения Чиненова:
Коль уж мы говорим о зрении, мы все прекрасно знаем, что зрение и мозг — это две неотъемлемые части, и одна без другой не может существовать. Но говорим мы о несколько более понятном для наших слушателей — о том, что такое аномалия рефракции. Что это такое, Сергей Игоревич? О чем мы говорим, когда говорим о таких сложных словах, как аномалии? Это немножко пугает наших слушателей и пациентов…
Вячеслав Куренков:
Всякая аномалия, естественно, пугает.
Ксения Чиненова:
Да, то есть настолько ли это страшно, какие они бывают, по какой причине?
Сергей Абрамов:
Давайте, наверное, начнем с того, что такое рефракция.
Вячеслав Куренков:
Совокупность оптических средств, которые позволяют нам видеть предметы, да еще на разных расстояниях.
Сергей Абрамов:
Да, то есть это система преломления в глазу, позволяющая нам четко или нечетко видеть предмет. В человеческом глазу существует центральная зона сетчатки, макулярная область сетчатки, на которую должно подпадать четкое изображение. Тогда мы можем различать мелкие предметы, можем читать, распознавать, отличать лица и так далее (в отличие от животных, кстати).
Вячеслав Куренков:
То есть животные не различают лица?
Сергей Абрамов:
У некоторых животных нет макулярной области, поэтому они распознают по другим признакам.
Ксения Чиненова:
По предметам просто.
Сергей Абрамов:
Да, и не могут читать.
Вячеслав Куренков:
Но не забывают радоваться, когда видят хозяина.
Ксения Чиненова:
Плюс мозг не тот, конечно, мы уже это выяснили.
Сергей Абрамов:
Да, и в этой системе, которая преломляет, существуют: первое — это роговица глаза, преломляющая способность ее достигает 42, 43, 45 диоптрий. Дальше — передняя камера, туда входит влага передней камеры и радужка, то есть диафрагма, которая суживает направленный пучок света, что дает эффект дифракции света. Дальше идет хрусталик — это большое образование, наша большая оптическая линза в глазу, которая может изменять свою кривизну…
Вячеслав Куренков:
До 40 лет.
Сергей Абрамов:
...и тем самым настраивать зрение вдаль или вблизь. И, соответственно, дальше идет стекловидное тело, которое в меньшей степени играет уже в формировании рефракции, но сейчас ведутся работы о том, что тоже есть какая-то его роль. И весь этот механизм у нас преломляет изображение, которое к нам попадает на сетчатку в перевернутом виде, и наш мозг на 7-10, по-моему, сутки это изображение переворачивает.
Ксения Чиненова:
После рождения.
Сергей Абрамов:
После рождения.
Вячеслав Куренков:
После рождения, не после попадания.
Сергей Абрамов:
После рождения, да. Ребенок до десятых суток видит в перевернутом ракурсе.
Вячеслав Куренков:
Недавно я читал работу, что закрыв глаза можно перевернуть назад это изображение. Оно действительно опять потом будет восстановлено через 10-14 дней.
Сергей Абрамов:
Да, это очень интересно. Почему так сделано природой — пока непонятно, и, соответственно, правильное положение всех этих структур и их содружественная работа приводит нас к нормальной рефракции — называется эмметропия.
Ксения Чиненова:
Эмметропия?
Сергей Абрамов:
Эмметропия, да. Это когда, по-человечески говоря, не плюс, не минус, ноль у человека.
Ксения Чиненова:
Многие пациенты пугаются. Им говорят: «У Вас ноль по рефракции». Они начинают: «Как это у меня ноль? У меня вообще все 100!».
Вячеслав Куренков:
Они привыкли к 100.
Сергей Абрамов:
Да, потому что есть отличия — все путают формулировку рефракция и острота зрения.
Ксения Чиненова:
Количество строчек.
Сергей Абрамов:
Рефракция — это как раз отклонение, вот этот плюс-минус, который требуется для того, чтобы изображение четко попало на сетчатку. А острота зрения — это то, сколько человек может увидеть (там есть максимальная коррекция зрения) с помощью сетчатки.
Вячеслав Куренков:
Когда изображение падает на сетчатку, будь то эмметропия, либо со стеклом гиперметропическим или миопическим при аномалии рефракции. И там тоже будет 100%.
Ксения Чиненова:
То есть количество строчек, которые пациент может прочитать, будем проще воспринимать. Это острота зрения.
Вячеслав Куренков:
Острота зрения также может быть различной, может быть и 100, и 200, и 300%. По-моему, самое большое отмечено — 450% у человека. Это зависит от плотности клеток, которые находятся в этой зоне.
Сергей Абрамов:
Орел.
Ксения Чиненова:
Орел.
Вячеслав Куренков:
Да, и действительно это было описано, и у нас даже где-то в клинике был доклад, кто-то нам докладывал про максимальную остроту зрения у человека, которая была выявлена и подтверждена документально. Это 450 или 350%, но это все равно очень много. А не подтвержденное — это было 600, но это, конечно, сказки.
Сергей Абрамов:
Так вот пациенты, когда приходят, говорят: «У меня очень плохое зрение, у меня -4». Почему плохое зрение — это просто отклонение рефракции. И с - 4 он может прочитать 100%.
Ксения Чиненова:
Это обычно первое, с чем мы начинаем общаться, когда пациент приходит.
Сергей Абрамов:
И дальше рефракцию мы можем делить: эмметропия (когда ни плюс, ни минус, а ноль); если человеку нужно подставлять стекла минусовые, то это мы называем миопия или близорукость попросту; если человеку нужно для хорошего зрения подставлять плюсовые стекла для зрения вдаль, то это называется гиперметропия. После 40-45 лет все нормальные люди с нулевым зрением приходят...
Ксения Чиненова:
К нулевой рефракции.
Вячеслав Куренков:
Отказываются от хорошего зрения вблизи.
Сергей Абрамов:
Отказываются от хорошего зрения вблизи. Это связано с уплотнением хрусталика, и это состояние называется пресбиопия или возрастная дальнозоркость, когда человек сначала отдаляет руки от себя для чтения, а потом одевает очки для чтения. Это не патология, это физиологическое состояние организма, просто нужно подобрать правильно очки.
Ксения Чиненова:
Поскольку мы довольно обширно разделили на миопию (близорукость), гиперметропию (дальнозоркость). И есть еще такое понятие, как астигматизм — тоже очень сложное для понимания пациентов, но не такое сложное для объяснения, когда силы преломления линз могут не соответствовать по разным осям, и тогда изображение может быть вполне четким, но...
Вячеслав Куренков:
Но двойным.
Ксения Чиненова:
Да, двойным, тройным, вытянутым в разном направлении. И это тоже отклонение от рефракционной нормы.
Сергей Абрамов:
Еще можно выделить, что астигматизм бывает регулярный и нерегулярный.
Вячеслав Куренков:
Это уже такие тонкости, которые нашим слушателям не нужны.
Ксения Чиненова:
Так вот, рождается ребенок. Какая у него рефракция, какой он будет в 7 лет, грубо говоря, в 20 лет? Такие очень широкие коридоры сделаем. И что является нормой?
Сергей Абрамов:
Конечно, у ребенка большая гиперметропия, то есть большая дальнозоркость.
Ксения Чиненова:
И это связано…
Сергей Абрамов:
И это связано с тем, что у него...
Вячеслав Куренков:
Глаз маленький.
Сергей Абрамов:
...глаз маленький просто, и он потом потихонечку начинает расти.
Ксения Чиненова:
И это нормально.
Сергей Абрамов:
Это норма.
Ксения Чиненова:
Это нормально. Когда мы говорим о том, что это не норма, если ребенок до 7 лет и он дальнозоркий, предположим? В каком возрасте и что делать? Мы поговорим о хирургии чуть попозже, но, тем не менее, что в данном случае можно сделать, чтобы ребенок развивался правильно?
Сергей Абрамов:
Старая школа (в которую даже я еще попал при обучении, немножко захватил ее и был на разделении как раз, когда переходили на новую школу): на ребенка нужно одевать очки только тогда, когда он уже прямо совсем не видит, и не нужно одевать очки, чтобы глаза тренировались у ребенка. Потом, когда более детально изучили уже все процессы зрения и стали глубже понимать процессы аккомодации (то есть настраивание зрения вдаль, вблизь), пришли к такому выводу, что коррекция неправильного зрения (аметропия называется) — отклонение зрения у ребенка нужно корректировать сразу и в полном объеме, и чем раньше, тем лучше, так как это может в дальнейшем привести к амблиопии.
Отклонение зрения у ребенка нужно корректировать сразу и в полном объеме, и чем раньше, тем лучше, так как это может в дальнейшем привести к амблиопии.
Ксения Чиненова:
«Ленивому глазу» то есть.
Сергей Абрамов:
Да, или синдрому ленивого глаза.
Вячеслав Куренков:
А по последним данным, если человек использует стопроцентную коррекцию, то доказали уже научно, что у таких детей меньше идет прогрессирование самой близорукости. И стопроцентная коррекция входит как раз в программу контроля миопии, когда доктора вместе с родителями работают над тем, чтобы у ребенка не было агрессивного прогрессирования близорукости, чтобы он к 18 годам не набрал большие диоптрии, с которыми потом трудно бороться.
Ксения Чиненова:
Мы говорим не только о близорукости и дальнозоркости, а обо всех видах аномалий рефракции в детском возрасте. Дело в том, что дети не очень способны видеть бинокулярно и стереоскопически — то, к чему мы привыкли и не обращаем на это внимание. Если не способен глаз видеть 100%, то развивается, по разным причинам, косоглазие или амблиопия («ленивый глаз»). То есть ребенок не способен двумя глазами собрать одно изображение.
Вячеслав Куренков:
Если оно очень разное на обоих глазах, то, естественно, мозг отклоняет одно из худших изображений и пользуется изображением с того глаза, которое наиболее приемлемо для анализа.
Ксения Чиненова:
Ведущий глаз. Это еще один пункт в сторону, почему нужны очки или любые другие способы временной коррекции.
Вячеслав Куренков:
Поэтому очень важно, чтобы ребенка вел грамотный офтальмолог на всех этапах его развития, особенно это дошкольный период. Потому что как раз тогда идет формирование и бинокулярного зрения, и возможность сливать сначала изображение (одновременное зрение), потом появляется бинокулярное зрение. Если у ребенка была та или иная проблема с рефракцией, и она не была правильно откоррегирована, то ребенок может остаться с плоскостным изображением. То есть у него не будет стереоизображения.
Сергей Абрамов:
3D не будет, будет 2D.
Ксения Чиненова:
Будет 2D.
Вячеслав Куренков:
Да, и можно потом не ходить в кино.
Ксения Чиненова:
Мы все прекрасно знаем о том, что история развития офтальмологии датируется веками и тысячелетиями.
Вячеслав Куренков:
Еще до нашей эры.
Ксения Чиненова:
До нашей эры, да. Почему эти аномалии рефракции всегда вызывали дискомфорт в жизни, всегда создавались какие-то поиски для создания путей, чтобы избавиться от этих аномалий, если мы говорим уже о взрослом возрасте? Ведь различные хирургические способы создавались. Расскажите, Вячеслав Вадимович.
Вячеслав Куренков:
Не далее, как сегодня у нас была на консультации пациентка, которая очень хотела видеть. И когда у нее появились мушки, которые у нее заплавали вдруг после 60 лет, до этого ее зрение устраивало, то она прибежала к офтальмологу. И прибежала не на соседнюю улицу, приехала, по-моему, из Краснодара
Ксения Чиненова:
Да, из Ростова-на -Дону.
Вячеслав Куренков:
Да, и ее не устроило то обследование, которое ей провели там, и она не получила ответа на интересующие ее вопросы, потому что для нее зрение было важно. Так важно зрение было еще до нашей эры, естественно, это волновало всех и будоражило, потому что человек рождается маленький, он взрослеет, он начинает хорошо видеть. Потом проходит энное количество лет, и у человека ухудшается зрение, появляются заболевания. Заболевания офтальмологические были всегда, и, естественно, люди пытались бороться. То ли это катаракта и реклинация хрусталика, еще описанные Авиценной…
Сергей Абрамов:
Гиппократом.
Вячеслав Куренков:
...в незапамятные времена до нашей эры, то ли это другие какие-то вещи, которые пытались тоже сделать. То ли этот царь Нерон с отшлифованным сапфиром, который пытался, по-моему, все-таки корригировать пресбиопию и читать тексты. Масса проблем, и действительно, при изготовлении стекла, когда впервые откололся кусок, и через него люди посмотрели, увидели, что оно увеличивает, они все-таки стали использовать это вместе с глазом и пытаться как-то корригировать изображение, и оттуда появились первые очки.
Сергей Абрамов:
Очки появились вообще много сот лет назад.
Вячеслав Куренков:
До нашей эры. Первые.
Ксения Чиненова:
Достаточно давно. Итак, резюмируем: как можно исправить рефракцию глаза? Если мы разделим на временные и постоянные способы коррекции.
Вячеслав Куренков:
Рефракцию нужно исправлять всегда, мы уже к этому пришли, потому что стопроцентное зрение обеспечивает наиболее комфортное, во-первых, ощущение у человека, кто носит, то есть у ребенка. Препятствует прогрессированию близорукости и дает возможность развить глаз в правильном русле, чтобы не приобрести какие-либо другие атрибуты, когда человек носит неправильную коррекцию, в том числе и амблиопию.
Сергей Абрамов:
Я бы еще добавил безопасность.
Вячеслав Куренков:
Естественно, безопасность.
Сергей Абрамов:
Потому что хорошее зрение — это наша безопасность, это и дорога, это и действия выполнять...
Вячеслав Куренков:
Это поглощение знаний ребенком, потому что 80% информации мы получаем за счет хорошего зрения, это один из основных обучающих процессов, в том числе и ребенка.
80% информации мы получаем за счет хорошего зрения, это один из основных обучающих процессов, в том числе и ребенка.
Ксения Чиненова:
И плюс, конечно, психоэмоциональное развитие, правильное, которое достигается только при хорошем зрении. Что с этим делать и почему так важно полноценно развивать наше зрение с правильной рефракцией?
Вячеслав Куренков:
Вернемся опять к коррекции, опять к очкам. Естественно, любая коррекция неминуемо начинается с подбора очков и с ношения очков. Потому что, как правило, это выявляется в достаточно раннем детстве, это школьная близорукость, когда человеку необходимо носить очки. Также еще в более раннем возрасте возможна и дальнозоркость — тогда надеваются уже положительные стекла, и человек ходит с такими большими глазами, которые тоже помогают развить глаза в правильном направлении, чтобы хорошо видеть в последующем. Очки, естественно, должен подобрать доктор, они должны быть правильными, оправа должна быть удобной, и ребенок должен с удовольствием их носить. Он должен понимать, что они ему помогают жить. В более старшем возрасте, естественно, это возможность перейти (если ребенок очень активный и занимается спортом или теми видами деятельности, где просто очки будут лишним атрибутом и неудобны) на контактные линзы. Но и в этом случае он не должен избегать очков, когда он отдыхает дома, когда каникулы, когда просто выходные. Потому что линзы надо тоже носить правильно, иначе они скоро перестанут устраивать пациента, потому что начнут вызывать непереносимость.
Ксения Чиненова:
Это временные способы коррекции, как мы понимаем, это то, что меняется в течение жизни.
Вячеслав Куренков:
Да, не постоянные или обратимые, то есть очки можно надеть, можно снять, линзы можно надеть, можно снять. После 18 лет, когда заканчивается рост человека, вместе с ним заканчивается прогрессирование близорукости. И тогда мы при получении два раза подряд в течение года, а лучше чуть более постоянную рефракцию, то есть одну и ту же, мы можем предложить пациенту или ребенку, уже подросшему, лазерную коррекцию зрения. Это будет после 18 лет. Тогда мы можем убрать ту аномалию именно рефракции, которая не давала возможность видеть без очков и контактных линз. Мы подстраиваем систему оптического глаза под его измененные размеры, и человек уже пользуется своим глазом, как оптическим прибором, как эмметроп.
Ксения Чиненова:
Верно ли, Сергей Игоревич, что лазерная коррекция зрения, любые ее варианты — у нас сейчас не об этом эфир в плане разновариантности — самый распространенный способ коррекции аномалий рефракции в мире? Действительно ли так или все-таки мы имеем какую-то вариабельность? Почему это так распространено во всем мире, такой способ коррекции?
Сергей Абрамов:
В Японии считается, что около 70% людей обладают миопической рефракцией и очень многие ходят в очках. Не потому, что им не доступно, не потому, что у них нет лазерной коррекции или они чему-то не верят, а потому, что для них это очень дорогая манипуляция и очень дорогая услуга. Так же, как и в Европе — порядок цен в 4-5 раз превышает...
Вячеслав Куренков:
И очень часто люди из Европы ездят к нам оперироваться.
Сергей Абрамов:
Поэтому у нас это оперируют. На данный момент — Вячеслав Вадимович, наверное, лучше знает цифры — порядка 2 миллионов человек в год вообще делают рефракцию зрения, лазерную коррекцию...
Порядка 2 миллионов человек в год делают рефракцию зрения, лазерную коррекцию.
Ксения Чиненова:
В мире.
Сергей Абрамов:
В мире, да. Все остальные способы сейчас уже сошли на нет, хирургические, которые были предложены ранее и Святославом Федоровым, и так далее. Сейчас эксимерлазерная коррекция, фемтолазерная коррекция, их сочетание и так далее.
Вячеслав Куренков:
Это все лазерная коррекция.
Сергей Абрамов:
В принципе, это все об одном, это все о роговице, и все происходит в роговице. Тот метод, который подходит пациенту, чаще всего должен выбирать, я считаю, врач.
Вячеслав Куренков:
Предлагать врач, а уж соглашаться или нет...
Сергей Абрамов:
...а соглашается или не соглашается уже пациент. Поэтому искать там, где подороже, предположим, сделать лазерную коррекцию, потому что там лучше и так далее — это неправильно, это должен все-таки назначить врач (тот или иной способ). О способах опустим.
Вячеслав Куренков:
Способов много.
Ксения Чиненова:
Да, их много, мы просто не успеем.
Сергей Абрамов:
Сейчас их много.
Вячеслав Куренков:
Но суть у всех одна.
Сергей Абрамов:
Суть одна, и я думаю, что в руках каждого хирурга технология, которой он владеет в совершенстве, будет, я думаю, лучше.
Ксения Чиненова:
Чтобы наши слушатели понимали, что не только близорукость можно исправить, но и астигматизм, и дальнозоркость, если она не возрастная.
Сергей Абрамов:
Обязательно.
Вячеслав Куренков:
И дальнозоркость, все это разное просто моделирование на роговице.
Сергей Абрамов:
Иногда у пациента есть небольшой астигматизм, который он в течение жизни не корректирует очками, а корректирует, предположим, только миопию, но при обследовании и при планировании операции, естественно, мы хирургически всегда убираем все эти неровности и делаем максимально высокое, максимально комфортное зрение. И мало того, еще мы убираем аберрации не только низшего порядка (астигматизм, миопия), еще так называемая кома — это отклонения, еще дополнительные аберрации, искажение неровностей на роговице, они тоже убираются.
Иногда у пациента есть небольшой астигматизм, который он в течение жизни не корректирует очками, а корректирует только миопию, но при обследовании и при планировании операции мы хирургически всегда убираем все эти неровности и делаем максимально высокое, максимально комфортное зрение.
Ксения Чиненова:
Такой персонализированный подход.
Сергей Абрамов:
То, что человек даже не чувствует в течение жизни, но потом после операции, конечно, это очень...
Вячеслав Куренков:
И у нас лазерная коррекция, если посчитать по всему миру, наверное, занимает 99% всех хирургических коррекций, которые проводятся в мире хирургическим путем. И лишь 1% приходится на факичные линзы — это тогда, когда человек не может себе не финансово позволить сделать себе эту коррекцию, а именно биометрически, потому что, допустим, тонкая роговица, потому что будет либо остаточное, либо еще по каким-либо причинам нельзя делать. Тогда он уже выбирает другие способы хирургической коррекции, о которых Сергей Игоревич нам сейчас расскажет.
Ксения Чиненова:
Расскажите, если мы говорим о факичных линзах: что это такое, чтобы наши слушатели понимали, кому показан такой способ коррекции.
Сергей Абрамов:
Что значит слово «факичный»: «факос» — это хрусталик по-гречески, и, соответственно, эта операция предполагает, что мы оставляем собственный хрусталик человека и ставим на него контактную линзу, — как контактная линза на глаз ставится, на роговицу, технология примерно такая.
Ксения Чиненова:
Подобная.
Сергей Абрамов:
Да, подобная.
Вячеслав Куренков:
Которая способна изменить, собственно, рефракцию.
Сергей Абрамов:
Она ставится внутрь глаза, и, соответственно, ее не нужно снимать.
Ксения Чиненова:
В каком возрасте показана эта хирургия и кому?
Сергей Абрамов:
Только после полного роста глаза, то есть после 18.
Вячеслав Куренков:
Так же, как и лазерная.
Ксения Чиненова:
И до какого возраста?
Сергей Абрамов:
И до пресбиопического возраста, когда у человека начинаются затруднения в чтении без дополнительной очковой коррекции.
Ксения Чиненова:
Такая линза имплантируется один раз на всю жизнь или как-то меняется? Это то, что обычно пациенты спрашивают очень часто.
Сергей Абрамов:
Когда придет время катаракты, а оно придет у всех, то эту линзу придется доставать.
Вячеслав Куренков:
Это обратимая операция, есть необратимые методы коррекции, допустим, лазерная коррекция зрения — это постоянный и необратимый метод, потому что мы удаляем ткань, мы изменяем геометрию роговицы — живой линзы глаза. Это необратимая операция. Если же мы ставим факичную линзу, то это внешний объект, который можно таким же способом извлечь из глаза и тем самым вернуть состояние, которое было ранее, до этого.
Ксения Чиненова:
Многие пациенты спрашивают, видна ли она при общении.
Сергей Абрамов:
Нет.
Ксения Чиненова:
То есть она такая маленькая.
Сергей Абрамов:
Она не видна, она ставится за радужку и полностью практически соприкасается...
Вячеслав Куренков:
Она сливается с хрусталиком, мы видим, как черный зрачок.
Ксения Чиненова:
Такой каверзный вопрос задам, раз так красиво все звучит, и собственная аккомодация работает: почему многим не выполняют такой способ? Почему все равно выбирают лазерную коррекцию зрения, если и такой способ возможен, и другой?
Вячеслав Куренков:
Это более доступно.
Сергей Абрамов:
Да, во-первых, более доступно, а во-вторых, всегда любая операция — это соотношение рисков.
Вячеслав Куренков:
Тем более полостная.
Сергей Абрамов:
Да, лазерная коррекция — это поверхностная операция и считается самой безопасной, которая сейчас в офтальмологии есть вообще. В плане осложнений и так далее.
Лазерная коррекция — это поверхностная операция и считается самой безопасной, которая сейчас в офтальмологии есть вообще.
Вячеслав Куренков:
Меньше 1% осложнений при этой методике.
Сергей Абрамов:
Все, что касается полостных операций внутри глаза, уже подразумевает под собой небольшой, правда, но процент осложнений, и более опасных, наверное, чем при лазерной коррекции. Поэтому нужно сопоставить эти «за» и «против» и выбирать то, что нужно. Обычно факичная линза ставится, когда миопическая коррекция не проходит, на высоких диоптрийностях, например, больше 11, больше 13.
Вячеслав Куренков:
Да, это должны быть биометрические показатели глаза, которые позволяют поставить такую линзу.
Ксения Чиненова:
То есть это индивидуальный расчет.
Вячеслав Куренков:
...и желание пациента тут уже не идет. Потому что доктор ему должен сказать, если не получается сделать лазерную коррекцию, то возможно ли будет ему имплантировать данную линзу. Потому что если будут противопоказания со стороны биометрии глаза, то данная линза вызовет другие заболевания, которые не очень понравятся данному пациенту.
Ксения Чиненова:
Сколько лет уже выполняют такие коррекции, и кто сейчас лидер по производству таких линз?
Сергей Абрамов:
Факичных?
Ксения Чиненова:
Да.
Сергей Абрамов:
Факичные линзы были разных моделей, и первые модели, которые представлялись, это были модели, которые ставились перед радужкой.
Ксения Чиненова:
И они были как раз видны.
Сергей Абрамов:
Они, во-первых, были видны, а во-вторых, они вызывали некоторые осложнения в дальнейшем, через много лет. Потом выпускали другие модели, которые ставились, но по причине потери эндотелиальных клеток, как считали в Европе, хотя наши пациенты, кому, например, я поставил, ходят и без всяких потерь…
Ксения Чиненова:
Не вызывает осложнений.
Сергей Абрамов:
Да, но у них очень жесткие правила в плане того, что если есть какой-то определенный процент осложнений, больше какого-то определенного процента осложнения выбились — все, они снимают с производства и закрывают дальнейшую деятельность. И сейчас последние, которые остались линзы, у нас в России представлены — это линзы, которые придумали русские. Потом их выкупила швейцарская компания сразу же, и стали они швейцарские.
Ксения Чиненова:
Красиво. Как про наш футбол.
Вячеслав Куренков:
Но авторы наши.
Сергей Абрамов:
Авторы наши. А теперь они швейцарские.
Вячеслав Куренков:
Это Зуев разработал вместе с Дмитрием Давидовичем Дементьевым.
Сергей Абрамов:
Да, все было сделано у нас, как Вячеслав Вадимович привез в Россию лазерную коррекцию, так же и факичные линзы тоже были у нас.
Ксения Чиненова:
Перейдем к контингенту пациентов, которые абсолютно молодые, трудоспособного возраста, и вот в 40 с лишним лет вдруг принимают решение сделать операцию по коррекции зрения. Всю жизнь носили контактные линзы или очки, и приходят к нам в таком молодом, но уже все-таки не юном возрасте.
Вячеслав Куренков:
Прежде всего их толкает как раз проблема пресбиопии. Допустим, человек пользовался очками - 5 и чувствовал себя хорошо, и вдруг у него начинается что-то, что на приеме у офтальмолога звучит, как вторая пара очков для близи. Естественно, он уже задумывается — почему я должен носить двое, пойду и сделаю лазерную коррекцию и все это уберу, все очки.
Ксения Чиненова:
Вот, вот!
Вячеслав Куренков:
Но, к сожалению, это нельзя сделать. Мы можем убрать только одни очки, откоррегировать зрение на даль или на близь. Такой же подход есть при хирургии катаракты, когда в более старшем возрасте мы обсуждаем рефракционные потребности пациента, потому что вместе с катарактой мы можем убрать у него имеющуюся дальнозоркость, близорукость, астигматизм и даже, путем имплантации мультифокальной линзы, дать ему возможность видеть все это без очков и иметь хорошее зрение и вблизи, и вдали. Но, действительно, подталкивает после 40 лет — это разность между тем, что нужно смотреть вдаль, и тем, что нужно читать вблизи. Поэтому пациенты больше задумываются о своих глазах и, естественно, идут к офтальмологу.
Ксения Чиненова:
Да, Вячеслав Вадимович уже озвучил решение такой проблемы.
Сергей Абрамов:
Мультифокальность.
Ксения Чиненова:
Это с помощью имплантации искусственного хрусталика.
Сергей Абрамов:
Это у нас существует такой внутренний стандарт, что если человек, предположим, вдаль видит 100%, а вблизи он пользуется очками, соответственно, мы такому даже не будем предлагать, потому что это нормальное его состояние, и это будет риск, если вдруг менять хрусталик (я о замене хрусталика сразу).
Вячеслав Куренков:
Но это не касается, когда человек требует. Потому что много людей требуют, приходится менять прозрачность хрусталика с рефракционной целью.
Сергей Абрамов:
Ну да, профессия требует этого, он не может носить очки. То есть если у человека есть аномалия рефракции («плюс» или «минус», неважно какой), и плюс у него еще добавятся вторые очки для близи, то такому пациенту показано, в принципе, удаление даже прозрачного хрусталика, замена его на мультифокальный хрусталик. Тем более, сейчас уже мультифокальные хрусталики способны давать четкое зрение на всех расстояниях. Немного нужно к ним привыкать после операции (намного меньше, чем это было, например, пять лет назад). Сейчас уже новое поколение хрусталиков, есть трифокальные и так далее. И хирургия наша — катаракта или замена хрусталика — уже дошла до такого уровня, что это практически абсолютно безопасно (0-0,1% каких-то осложнений), что соответствует, даже если человеку не была бы сделана операция, и он бы мог иметь проблему с глазами. И достаточно большое количество людей у нас ходит с этими хрусталиками, и достаточно давно. То есть это технология не новая, она отработана…
Если у человека есть аномалия рефракции, и плюс у него еще добавятся вторые очки для близи, то такому пациенту показано удаление даже прозрачного хрусталика, замена его на мультифокальный хрусталик.
Ксения Чиненова:
То есть меняется только качество линз.
Сергей Абрамов:
Качество линз меняется и меняется качество техники — это одноразовые все материалы, сугубо индивидуальные, которые не дают никакой возможности попасть инфекции. Через микропроколы, без швов, без всего, человек практически становится работоспособным через несколько дней полностью.
Ксения Чиненова:
Смотрите, тоже звучит очень красиво, почему в более молодом возрасте не предложить такой способ, если на всех расстояниях тоже хорошо, и вдаль, и вблизь? Почему все-таки мы ждем какого-то пресбиопического возраста? Ведь линзы тоже нам создают такой эффект для близи, почему мы не предлагаем?
Сергей Абрамов:
Предположим, если не сгибается палец, мы же его не отрезаем, мы не ставим искусственный. Пока есть свой палец, его нужно беречь.
Ксения Чиненова:
Понятно.
Сергей Абрамов:
Тоже самое, наверное, и с хрусталиком.
Ксения Чиненова:
Точнее не сравнишь.
Вячеслав Куренков:
Да, человек же рождается, мы не убираем у него гланды, потому что у него могут быть частые ангины или аппендицит. Так же и хрусталик — лучше пользоваться, естественно, своим природным глазом, и когда у него есть какие-либо проблемы, тогда мы готовы прийти на помощь и помочь человеку вернуть желаемое, и пользоваться этим, и жить спокойно и счастливо.
Ксения Чиненова:
К слову сказать, вспомнила историю одной нашей пациентки, которая в молодом возрасте, до 30 лет, пришла к нам в клинику, она из Таджикистана, невероятно образованная девочка, знающая английский язык, работая в Москве, очень хотела сделать операцию, потому что не могла носить линзы по невозможности переносимости, и носила очки…
Вячеслав Куренков:
Я тоже вспомнил про эту девушку из Таджикистана.
Ксения Чиненова:
Она очень хотела оперироваться, ей нужно было выходить замуж…
Вячеслав Куренков:
Вот ключевое слово.
Ксения Чиненова:
Там все сложно. И не проходили мы как раз по биометрическим показателям — слишком тонкую роговицу, интеллигентную ей природа дала. И мы имплантировали ей искусственные мультифокальные хрусталики. И я знаю ее дальнейшую судьбу — она вышла замуж, у нее все хорошо.
Вячеслав Куренков:
Когда только началась лазерная коррекция.
Сергей Абрамов:
Это я делал?
Ксения Чиненова:
Да, Сергей Игоревич, это делали Вы. Принимала я.
Сергей Абрамов:
Не все судьбы знаю, к сожалению.
Ксения Чиненова:
Да, так что замечательная история девочки Майи, и все замечательно закончилось, уже много лет она…
Вячеслав Куренков:
Счастлива и в браке.
Ксения Чиненова:
...счастлива, да, и все хорошо, и так бывает.
Вячеслав Куренков:
Масса была пациентов, когда только мы начали делать подобный вид коррекции — это конец 90-х годов. Очень много приезжих пациентов было именно из Средней Азии. И когда мы углубились в проблему — в основном это девушки молодые, — начали беседовать о цели, потому что мы всегда спрашиваем: зачем Вы идете на операцию, почему не хотите носить очки и контактные линзы, Вы можете это применить? Они все говорят, что мне нужно сделать операцию, иначе меня не возьмут замуж.
Сергей Абрамов:
Отбраковывали. Сейчас уже, мне кажется, тоже такая тенденция идет, что перед свадьбой девушки делают маникюр, мейк-ап, прическу и коррекцию зрения.
Ксения Чиненова:
И коррекцию зрения заодно. Обновить.
Сергей Абрамов:
Почему бы нет?
Вячеслав Куренков:
Наверное, не только эти вещи.
Ксения Чиненова:
Но это не в рамках нашего офтальмологического эфира. Сергей Игоревич, Вы хотели очень красиво резюмировать вопросы аномалии рефракции и социализации.
Сергей Абрамов:
Страшно звучит. Такая есть теория — я ее не прочитал, как-то она мне в голову пришла, я ее даже озвучил — по поводу того, что аномалия рефракции — это естественный отбор в природе. Потому что, например, когда хрусталики мутнеют, это значит, срок того, чтобы животное это съели. То есть оно перестает ориентироваться в пространстве, и хищники его съедают.
Вячеслав Куренков:
Более уязвимым становится.
Сергей Абрамов:
Да, более уязвимое. Дальше, второй момент — рождается, предположим, с плохим зрением, с «плюсом» большим или с большим «минусом» животное, оно, соответственно, тоже не ориентируется, не может найти себе пищу, и тоже умирает. А вот у человека по другому все идет пути, потому что мы сейчас чем дальше и больше живем в больших городах, и чем теснее мы живем, тем больше людей приобретают близорукость. Гаджеты, компьютеры, близкие расстояния между собеседниками и так далее.
Чем больше живем в больших городах, и чем теснее мы живем, тем больше людей приобретают близорукость. Гаджеты, компьютеры, близкие расстояния между собеседниками и так далее.
Вячеслав Куренков:
Сейчас даже термин есть — эпидемия близорукости, и к 2050-му году будет не только в Японии 70-80%...
Ксения Чиненова:
Но и во всем мире.
Вячеслав Куренков:
...а во все мире.
Сергей Абрамов:
Китайцы, то же самое у них. Это идет эволюция просто человечества в эту сторону. С одной стороны, это нам помогает при близком общении, с другой стороны, конечно, мешает водить машину и так далее. Если посмотреть на людей, например, которые живут в деревнях с большими расстояниями, в горах, когда люди все время смотрят вдаль, у них часто очень зрение бывает как раз 200-300%. Но в тех селах идут межродственные браки, и у них очень много потом аномалий, таких сильных рефракций, как астигматизм, очень сильное идет перекашивание. К чему я это говорю, не знаю.
Ксения Чиненова:
К тому, что рост аномалий рефракции.
Вячеслав Куренков:
Просто хорошая мысль.
Сергей Абрамов:
Просто мысль.
Ксения Чиненова:
То есть рост аномалий рефракции в мире говорит об эволюции мозга, с чего мы начали.
Сергей Абрамов:
Я думаю, что это эволюция происходит и мозга, и эволюция глаз. А глаза — это периферическая часть мозга считается же, да?
Ксения Чиненова:
То есть человек с хорошим зрением нынче редкость?
Вячеслав Куренков:
Он служит для того, чтобы наше сознание все-таки видело, где мы живем, где находится наше тело.
Ксения Чиненова:
Ну что же, на такой позитивной ноте мы закончим. Вячеслав Вадимович, завершите.
Вячеслав Куренков:
Да, мы пожелаем всем — завтра у нас большое мероприятие в стране, начинается Чемпионат, — пожелаем всем счастливых игр, побед, участия и хорошего настроения.
Ксения Чиненова:
И еще завтра еще один очень важный датированный день — завтра День медика, 14 июня.
Вячеслав Куренков:
Да, третье воскресенье.
Ксения Чиненова:
Воскресенье, в общем, в ближайшие дни.
Вячеслав Куренков:
Мы поздравляем всех коллег с наступающим днем медицинского работника, успехов в работе, счастливых пациентов, достижений в науке и лечении наших соотечественников.
Сергей Абрамов:
Ура!
Ксения Чиненова:
Спасибо большое, что пришли к нам на эфир…
Сергей Абрамов:
Спасибо.
Ксения Чиненова:
...оставайтесь с нами и следите за нашими эфирами.