Юлия Белозерова:

Добрый день, с вами «Интеллектуальный капитал», Школа академического наставничества и сотворчества, проект Лиги преподавателей Высшей школы при поддержке Фонда президентских грантов и Министерства науки и высшего образования Российской Федерации. Мы продолжаем цикл программ, которые посвящены наставничеству. Тема нашей программы заявлена, как ШАНС молодым, с вами в студии Юлия Белозерова, генеральный продюсер проекта, заместитель председателя Лиги преподавателей Высшей школы и заведующая кафедрой продюсерского мастерства Института кино и телевидения ГИТР. С нами на связи руководители региональных отделений Лиги, Республика Удмуртия, Татьяна Альбертовна Наумова, кандидат психологических наук, доцент кафедры теории, методики, технологического профессионального образования Института педагогики социологии и социальных технологий Ижевского государственного университета, и Сергей Валерьевич Костылев, кандидат культурологии, доцент кафедры культурологии, искусствоведения Сибирского федерального университета, доцент кафедры социально-гуманитарных наук и истории искусств Сибирского государственного института искусств имени Дмитрия Хворостовского.

Сегодня мы говорим о семейном наставничестве, об особенностях использования метода наставничества в работе со студенческой молодежью, о том, как работать с талантами, чем и зачем нужно помогать молодым, в том числе научным талантам. Татьяна Альбертовна, сегодня мы очень часто слышим от учителей, директоров школ о том, что семья определяет и профессиональную судьбу, и знания ребенка, и во многом успешность научения, обучения даже маленького ребенка. В вопросе профессионального определения, где грань между тем, что ребенок идет по накатанной, уже подготовленной дорожке его родителями, или наоборот, родители довлеют и агрессивно влияют на его профессиональное самоопределение, или же это благостные методики, предоставление свободы ребенку, потому что родитель все время боится пережать и недодать одновременно? Как родителям справляться с задачей профориентации и справляться в том числе с подростковым бунтом?

Татьяна Наумова:

Выбор профессии – это важнейший этап в жизни ребенка, семьи, в которой живет этот ребенок, и правильность выбора профессии, та траектория, которую они выбирают сообща или индивидуально, важна и влияет на судьбу этого ребенка. Часто встречаются такие ситуации, что родители навязывают свой собственный выбор под предлогом того, что мы знаем, как должно быть, мы знаем, как будет лучше, невзирая на пожелания своего собственного ребенка. Может быть, это так, желания не совпадают, и они наблюдают за своим собственным ребенком: кто же больше знает свое дитя, чем родители, видят, что выбранный им путь не совсем его. А бывают случаи, когда родители хотят воплотить свои невоплощенные мечты: я хотел стать врачом, значит, врачом будешь ты. Из этого ничего хорошего не получается, и кроме того, семья – это самый закрытый институт нашего государства, никто не знает, что происходит в семье, за закрытой дверью, какие вопросы там обсуждаются, и повлиять на решение этих вопросов фактически невозможно никому, потому что это семья, не религия, не государство. Мы можем соглашаться, но что происходит между родителями и детьми, знают только те, кто находится внутри этого института, как раньше говорили, ячейки.

У меня опыт работы в школе учителем, преподавательский опыт работы в университете уже позволяет делать кое-какие выводы относительно выбора профессии. Сколько было слез пролито детьми, когда родители влияли на выбор профессии и делали это довольно жестко, в приказном тоне: идешь учиться, и все. В более выигрышной ситуации дети, которые имели положительный пример своих родителей, видели, насколько они уважаемы в своей профессии, насколько они успешны, и это оправдывало их выбор, но судьба брала свое. Я знаю династию врачей, где сын все-таки стал айтишником, несмотря на то, что имеет диплом врача-психиатра.

В выигрышной ситуации те родители, которые мягко направляют своих детей. Во-первых, это помощь в профориентации, имеется в виду, что они помогают им в выборе профессии, объясняя все плюсы и минусы этой профессии, чем она выигрышная для него, что уж тут греха таить, это и заработная плата, и социум, в котором окажется выпускник после окончания вуза, это помощь в исследовании рынка труда, кто востребован сейчас, это ведь тоже важно. У нас юристов много, тем не менее юристом хотят стать все. Это помощь в принятии решения, помощь в волонтерстве, кто мешает при выборе профессии посетить ту организацию, где он собирается работать после окончания вуза, это будет очень хороший стимул – да, я попробовал, это не мое. Есть как положительные моменты помощи семьи в выборе профессии, так и отрицательные, положительный – это мягкая помощь, отрицательный – это личностное давление.

Что касается подростковых бунтов, тут отдельная история. Подростковые бунты были всегда: пусть я уши отморожу, но шапку не одену. Причем наблюдается интересная картина – сначала подросток активно сопротивляется тому, что говорят родители, но когда родители соглашаются, он снова сопротивляется уже тому, на что родители дали согласие, то есть важен процесс, а не результат. Если родители действительно успешные и в семье позитивный настрой к тем профессиям, которыми они владеют, так же будет относиться к этому их ребенок.

Юлия Белозерова:

В свое время советская школа старалась взять на себя максимум воспитательных, образовательных функций, освободить родителей для общественно значимого, полезного труда и взять на себя максимальную заботу о детях во всех составляющих: и о здоровье, и о питании, и о воспитании. Современная школа постоянно твердит родителям, что они часть образовательного процесса, и если они не будут заниматься и делать домашние задания с ребенком, то ничего не получится, что учиться должны вместе, родитель и ребенок. Но родители на это начинают протестовать: а где мне взять время, где мне взять знания, где взять возможности, тем более, если ребенок в семье не один. Какой подход наиболее рационален, правилен и более полезен для ребенка?

Татьяна Наумова:

Во всем важна золотая середина. Мы все выходцы из СССР, мы учились в это время, и вспоминая подростковую жизнь, обучение в школе, родители уделяли минимум внимания моим проблемам, все работали, в основном это работа в школьном комитете и посещение родительских собраний. Но от этого мы хуже не стали, мы постоянно где-то участвовали, ходили в кружки, ведь прежде чем выбрать профессию, мы попробовали все, по крайней мере я, и уже к девятому классу я точно знала, мое это или не мое. Может быть, еще влияние оказывало то, насколько разнообразен выбор высших учебных заведений в том или ином регионе, если выбор небольшой, тут и выбирать не из чего. Но родители в принципе не занимались, даже слово репетиторство было чем-то оскорбительным: «Ты что, не можешь это сделать в школе?» Можно пересчитать тех родителей, которые помогали детям, по крайней мере, мы знали об этом, при выполнении задания.

Сейчас перекос в другом, родители чересчур трясутся над детьми, потому что на самом деле видно по результатам, кто выполнял задание. Когда я начала работать в школе учителем информатики, началась конверсия, родители не вкладывали труд в выполнение задания, потому что они просто не знали, что это такое, это была новинка. А по другим предметам дети, не стесняясь, говорили: «Да, тут мне помогли», – хотя в 1990-е годы это было еще не так, переходный период между советской системой и тем, что мы видим сейчас. Но теперь многие живут за счет труда своих родителей, и этим они их портят, потому что приходя в вуз, они бывают неподготовленными к самостоятельной работе, у них появляется много проблем, совершенно другая система, тут не подсунешь родителям выучить урок, и это для них бывает шоком. Мне кажется, много отчислений с первого курса из-за школьной гиперопеки не только со стороны детей, но и учителей приводит к тому, что не самостоятельны в вузовском обучении.

Юлия Белозерова:

Зафиксируем идею, что наиболее тяжелый период – это первые годы обучения. Сергей Валерьевич, на каких курсах студентам нужно наставничество наиболее часто, это коррелирует с тем, что Татьяна Альбертовна сейчас сказала, что первый курс самый тяжелый? Может быть, именно на первом курсе нужны наставники, а дальше каждый пошагает сам?

Сергей Костылев:

Я поддержу эту точку зрения, что первый курс самый проблемный с адаптационной точки зрения, даже вспоминаю свой год поступления в педагогический университет, когда я поступил в совершенно иную систему – систему свободы, систему отсутствия наставничества, и как минимум полгода мне приходилось адаптироваться к лекционно-семинарским занятиям. Нам были определены кураторы учебной группы, однако это была лишь некая формальность, все-таки формировала и адаптировала нас та среда, которая на первом курсе исторического факультета уже была сформирована. И благодаря этой среде, благодаря тем, что мы общались с более старшими курсами, они в какой-то степени были неформальными наставниками по отношению к нам, они нас четко вводили в мир высшего образования, четко говорили, что у этого преподавателя можно пропустить, у этого нельзя, этот будет ставить автоматом по итогам работы, этот не будет. И вот таким образом неформальная система кураторства со стороны старшекурсников адаптировала меня и моих одногруппников в большей степени.

Юлия Белозерова:

Если на первом курсе нужно ввести в систему, то нуждаются ли старшие курсы в наставнике, потому что на первом курсе от Вас прозвучала важная идея горизонтального наставничества, когда студенты более старших курсов помогают другим студентам, есть какой-то куратор от деканата или от вуза, а на старших курсах эта модель меняется?

Сергей Костылев:

Я воспользуюсь опытом Сибирского федерального университета, который принял положение о системе наставничества, который и реализуется в рамках проекта «Высокий потенциал, акселератор», это программа господдержки российских вузов «Приоритет 2030», три модели. Первая модель – это модель кураторства, которое реализуется для студентов первого курса, опытный куратор, некий фасилитатор, который готов поддержать тебя на первом курсе. На втором курсе вводится модель наставничества, это второй-третий курс, для того чтобы поддержать тех студентов, которые стремятся специализироваться на научной деятельности, в личностной сфере, здесь наставник свои функции может реализовать. И для старших курсов, для студентов магистратуры вводится менторство, что помогает определиться и помочь в профессиональной сфере. Поэтому в СФУ такой опыт присутствует – куратор, наставник, ментор.

Юлия Белозерова:

Это волонтерская работа или вводятся должности?

Сергей Костылев:

Это пока на добровольной основе, возможно, какие-то стимулирующие выплаты предполагаются. Говоря о наставничестве, мы уже ко второму, третьему, четвертому курсу, если это уровень бакалавриата, определяемся с научной составляющей, и здесь очень важен научный руководитель, дипломный руководитель, как мы раньше называли старшего наставника, с тем, который бы уже нам помогал, без этого никуда. Я, как научный руководитель выпускных квалификационных работ, прекрасно вижу, что моя помощь, как научного руководителя, пусть не в статусе куратора, наставника, просто необходима.

Юлия Белозерова:

Вернемся к тому школьнику, который приходит в вуз, он приходит из системы гиперопеки, гиперконтроля, когда родители погружены в большинство вопросов его обучения, в том числе воспитания. Татьяна Альбертовна, вузы должны продолжать работать с родителями, потому что для родителей тоже стресс – отпустить ребенка в свободное плавание? Второй момент – родители часто являются заказчиками платных образовательных услуг, они все равно держат руку на пульсе даже в материальном ключе. Вуз ведет эту работу, или все-таки мы рассматриваем студента как автономную единицу, совершенно самостоятельную и с родителями не работаем?

Татьяна Наумова:

В этом есть водораздел, который пролегает от школы до вуза. В вузе нет сопровождения родителей, а жаль, потому что на первом курсе мы теряем много студентов из-за того, что они, почувствовав вольную жизнь, начинают пропускать занятия.

Юлия Белозерова:

А родители даже не знают, у них нет такой возможности контролировать.

Татьяна Наумова:

Поэтому в какой-то степени информированность родителей должна быть. Я понимаю, что родителям трудно посещать вузы, прийти в деканат. Были такие случаи, когда растерянный отец узнает, что два года назад его сын был отчислен, отец и не знает об этом, наши подростки умеют скрывать. Поэтому информационное обеспечение должно быть, должно быть консультирование родителей, чтобы в деканате могли дать информацию. Наш деканат с родителями работает, и если есть какие-то проблемы с вузом, один из поводов отчисления – это потеря связи студента с вузом, то в ход идет тяжелая артиллерия, то есть работа с родителями, результат бывает разный.

Кроме того, это и вовлеченность родителей в различные мероприятия, ведь студенты живут не только одной учебой, у нас проходят интереснейшие мероприятия. Сейчас закончилась «Студенческая весна», с трудом, но некоторые родители также смогли присутствовать, и действительно для некоторых было удивлением, что мой ребенок способен на такое. Да твой ребенок еще не на такое способен, просто он получил возможность реализовать себя не только как будущий специалист.

Юлия Белозерова:

Можете привести пример таких мероприятий, где требуется участие родителей студентов?

Татьяна Наумова:

Прямого участия нет, может быть просто посещение, в основном участвуют наши преподаватели и студенты, когда мы можем встретиться в неформальной обстановке. Это еще и возможность защитить права ребенка, ведь дети бывают разные, некоторые настолько скромны, что не могут защитить свои права в полной мере. Таких все меньше и меньше становится, может, это и хорошо, но такое бывает. Однако тут есть очень важный момент: чтобы все-таки сохранились права наших молодых студентов на личную жизнь, на свою тайну, раскрытие информации тоже является наказуемым. Родители имеют право, но и наши студенты тоже имеют право, поэтому не советуют разглашать оценки перед всей группой, чтобы каждый знал свои оценки, у нас для этого есть информационная система, где каждый смотрит свои оценки, не видя других. Но родители финансируют своих детей и ожидают, что их финансы будут потрачены не зря, и результат от обучения будет, но в основном проблем нет.

Есть один интересный пример, молодой человек обучался в направлении психологии, и его мама ежемесячно приходила в вуз узнавать, как учится ее сын, и ни для кого это не было шоком, он не стеснялся визитов матери, но не для того, чтобы его чего-то лишить, поругать, а, может быть, чтобы гордиться.

Юлия Белозерова:

Наверное, очень доверительные отношения между этим студентом и матерью, у него еще очень покладистый характер, потому что большинство молодых людей были бы в шоке от таких частых явлений мамы, если у них все идет хорошо и они ни в чем не виноваты.

Татьяна Наумова:

Тут особенность семьи, мальчик был цыган.

Юлия Белозерова:

В конкурсе «Золотые имена Высшей школы» есть такая номинация «За верность традициям», и там часто принимают участие старейшие представители профессии и представители педагогических династий. Очень интересно читать в эссе, когда поколения преподавателей сменяют друг друга, но на этот счет есть очень разные мнения. Кто-то говорит, что папа с мамой проторили дорожку, поэтому, не обладая выдающимися способностями, он все равно занял это кресло, и, возможно, это ведет к деградации профессии. А другие говорят, что все-таки накопленный опыт, связи, знания передаются в семье. Как Вы относитесь к вопросу педагогических династий, как они влияют на качество образования?

Татьяна Наумова:

Я положительно отношусь не только к педагогическим династиям, но и вообще к семейным династия, потому что это передача опыта и знаний. В профессии каждый накапливает за годы своей трудовой деятельности, а если эта династия насчитывает уже несколько сотен лет, то и опыт предыдущих поколений, и все это обсуждается в закрытой семье. Дети сталкиваются с этим, внимательно слушают то, что рассказывают их родители, особенно если этот опыт позитивный, а не вываливают в семью весь тот негатив, который пусть ситуативно, но произошел на работе. Во-вторых, это высокая квалификация, накопленный опыт в семейной квалификации будет очень высоким. И это сохранение традиций.

Что касается педагогических династий, тут есть сложности. Почему дети неохотно выбирают педагогическую профессию? Потому что они видят на протяжении 11 лет работу своих учителей, и часто все те трудности, которые они видят, больше отпугивают, чем призывают следовать. Это и раздерганные учителя, которые должны, должны, должны, а дальше-то что? Почему идут в профессию те, у кого есть династический опыт? Им родители объясняют, что кроме всего внешнего есть еще и что-то внутреннее, это желание, умение, опыт, красота профессии. И когда я разговариваю со своими студентами, а мы готовим на своей кафедре будущих учителей информатики, когда я приступаю к своим дисциплинам, спрашиваю – для чего вы пришли в эту профессию? Один-два человека скажут, что у нас в семье все учителя. Очень интересно включать их в процесс освоения профессии с точки зрения семейного опыта. Конечно, учителя бывают разные, например, учителя математики, физики, химии, но сама педагогическая традиция все равно остается. Раньше гордость своей семейной профессией отслеживалась, были династии купцов, династии металлургов, династии инженеров и династии педагогов, причем педагогов как школьных, так и вузовских, это поощрялось. Но особенности нашей жизни не способствуют выбору педагогической профессии, это и финансовая составляющая. Консультантами в выборе профессии являются родители, они видят финансовые возможности, если они выберут эту профессию, и многих это отпугивает.

Интересный пример, семья, где отец был военным, а мама врачом, это один из моих учеников. Он всегда приходил и говорил: «Кем мне стать? Я очень люблю военное дело», – он одевал отцовский мундир, фотографировался, помните фильм «Офицеры», как сын сфотографировался перед войной со своей невестой. все «Но я хочу быть и медиком. – Какие проблемы, у нас ведь есть профессия военного медика, ты будешь в мундире, но будешь врачом». Так и случилось, поступил в Петербург в военно-медицинскую академию, стал военным медиком.

Юлия Белозерова:

Напоминаю, что с вами программа «Интеллектуальный капитал» на Медиаметрикс, программа Лиги преподавателей Высшей школы, которая осуществляется при поддержке Фонда президентских грантов и Министерства науки и высшего образования Российской Федерации. Мы сегодня ведем разговор о ШАНСе для молодых, наставничестве в работе со студенческой молодежью. Сергей Валерьевич Костылев представитель Красноярского регионального отделения Лиги. Как Вы считаете, вопросы наставничества, менторства, кураторства для массы или для отдельных звездочек, отдельных талантливых студентов, эта индивидуальная траектория развития нужна только некоторым или каждый должен обязательно получить шанс на индивидуальность, нужен ли им этот индивидуальный трек, или все-таки массовый подход к работе показывает свою эффективность?

Сергей Костылев:

Массовый подход был характерен для советской педагогики, сегодня высшее образование наиболее индивидуализировано, в том числе с точки зрения образовательных траекторий своего развития. Поэтому кураторство, наставничество – это точечный, в какой-то степени элитарный подход для наиболее талантливых обучающихся с тем, чтобы помочь им раскрыть свой потенциал. Я склоняюсь к точке зрения, что кураторы, наставники – это точечный продукт, который позволяет в индивидуальном порядке реализовать, помочь, поддержать тех, кто стремится получить в этой жизни развитие. В меньшей степени я могу сказать, что сегодня в массовом обучении есть много желающих, это все-таки единичные варианты.

Юлия Белозерова:

Когда Вы начали отвечать на этот вопрос, у меня возникла мысль – может быть, наставничество нужно отстающим студентам, чтобы они совсем не скатились, чтобы их проблемы могли хоть как-то решаться, а не наслаивались друг на друга и не приводили к отчислению?

Сергей Костылев:

А это уже называется репетиторство за отдельную плату, потому что троешники делают свой выбор, они не ходят на бесплатные консультации, а тянуть кого-то без его желания и воли – не всем из преподавателей это нужно.

Юлия Белозерова:

Я уверена, что у Вас на занятиях нет проблемы посещаемости, но большинство преподавателей сейчас жалуются на то, что все меньше и меньше студенты могут себя заставить прийти на занятия, много пропускают, и даже недавно вышла новость, что в одном из медицинских вузов, хотя для медиков всегда было критично посещение занятий, никогда не спускали студентам пропуски, потому что они ответственны за жизни своих пациентов, а тут так наболело, что руководство даже задумалось о том, чтобы вводить дополнительные платные занятия, репетиторство за дополнительные деньги. Я, правда, не очень понимаю, каким образом организовать этот параллельный учебный процесс, потому что разные студенты разные занятия пропускают, и если по графику запустить параллельно дублирование лекций и занятий, то они и туда могут не прийти, дальше что делать? Как преподавателю стать наставником-мотиватором, на чьи занятия бегут, полные аудитории, слушают, до конца сидят, спят и видят, как бы еще посетить лекцию этого профессора?

Сергей Костылев:

Здесь может работать только смешанная система, в какой-то степени традиционная, кнута и пряника. Есть студенты, которых не сильно нужно мотивировать, поскольку они уже внутренне стимулированы на учебные занятия, на посещение, на работу, на диалог, но есть хронические прогульщики, и здесь вступает в силу ряд других механизмов, в том числе механизмы очень долгой сдачи экзаменов либо зачетов по той дисциплине, которую они пропустили или пропускали в течение семестра. Универсального метода нет, я стараюсь индивидуально переговорить с тем, кто пропускает занятия, намекая о том, что могут быть проблемы со сдачей этого экзамена, а еще хорошо мотивирует студентов, когда общая масса получает автоматы по итогам семестровой работы, а тем, кто пропускал занятия и отстал по программе, приходится очень долго наверстывать и очень долго получать заветный зачет или экзамен.

Юлия Белозерова:

Все-таки через путь строгости, мужской подход.

Сергей Костылев:

Вне всякого сомнения, поскольку если ты ослабишь, а педагогический контроль никто не отменял, на одной харизме очень сложно куда-либо выехать в современных условиях, и какие бы замечательные педагоги ни были, все равно есть определенный процент студентов, которые в силу пожизненного разгильдяйства привыкли опаздывать, не ходить, это уже как болезнь. Я всегда говорю – я вас не воспитаю, тем более не перевоспитаю, наша задача – хотя бы соблюдать этические нормы, не опаздывать, посещать занятия, работать, то есть пытаемся работать с сознанием человека.

Юлия Белозерова:

И потом ведь сами жалеют, потому что упускают что-то очень важное, часто преподаватель говорит уникальные вещи, поет и пляшет, готовит презентации и видео, деловые игры и шарады, нельзя говорить о том, что дается очень сухой, нудный материал, и из-за этого студенты не ходят, а все равно не могут себя заставить проснуться, считают, что проектная работа или параллельная работа для них важнее. Татьяна Альбертовна, у Вас какой опыт в этой сфере?

Татьяна Наумова:

Опыт есть, так получилось, что я веду очень много направлений подготовки, это психологи, клинические психологи, дефектологи, их довольно много, но и подходы к ним тоже должны быть разные. С психологами у меня такая работа: я объясняю четко и ясно, какая наша цель, а наша цель –получить пятерку на экзамене, что для этого надо сделать? Имеем в сухом остатке 18 и 18 часов, но для того чтобы вы были полностью готовы использовать технологии, вам надо сделать столько-то лабораторных заданий по офисным дисциплинам, применять интернет-технологии для исследования, они четко знают, за что могут получить при прохождении того же самого рубежного контроля. И они уже сами решают, где могут немножко пропустить, где могут нагнать и что они получат в итоге. Я так работаю уже лет семь.

Юлия Белозерова:

Вы устанавливаете баллы за каждое задание, и за посещение тоже?

Татьяна Наумова:

Нет, за вид деятельности, а посещение – нет, я даже одно время не отмечала, а когда начала отмечать, дисциплина стала лучше. Было много успешных студентов, которые все выполнили, еще и мини-доклад. За 9 пар у нас было примерно 26 практических работ, когда они выполняли некие задания и еще мини-исследование на свободную тему, в итоге они все были довольны. Оказывается, мы многое не знаем, мы не знаем, как это все использовать в нашей будущей профессии, причем эффективно использовать. С будущими учителями попроще, они понимают, для чего сюда пришли, их будущая профессия – это преподаватель информатики. С 2020 года я начала разрабатывать онлайн-курсы на платформе и чуть позже назвала эти курсы электронной методичкой, то есть если они не дослушают что-то, что я им рассказываю, у нас как раз дисциплины, связанные с цифровыми образовательными технологиями, они могут зайти, посмотреть, попробовать, и дальше все в порядке, работают по чек-листу, то есть они четко знают, какие цифровые инструменты им надо освоить, куда они размещают результат этой работы и сколько за это получат.

Юлия Белозерова:

Я могу сделать вывод из двух ответов, что основа успеха – это контроль, с одной стороны, а с другой стороны, четкость организации, с самого начала озвучить правила и дальше этим правилам следовать. Интересный пример, у нас коллеги ездили в лос-анджелесскую школу кино, это было достаточно давно, но всех удивила система оценки: если ты с нуля зашел в курс, в дисциплину, ты уже отличник, у тебя все хорошо, а дальше система считает твои косяки. Не пришел на занятие – минус столько-то баллов, не сдал вовремя, не ответил на вопрос – минус. И есть какой-то дедлайн, после которого ты точно считаешься не освоившим дисциплину и должен прийти заново, став отличником, то есть вы все идеальные студенты, пока не докажете обратное.

Татьяна Альбертовна, как родителю перейти от модели опекуна к модели наставника и будет ли это более эффективно с точки зрения профессиональной ориентации школьника?

Татьяна Наумова:

Выбрать форму работы со своим ребенком, сюда можно включить то же самое онлайн-обучение, думаю, что современные родители знакомы, что это такое, и предложить пройти некий этап обучения в онлайн-курсах, где угодно, Coursera уже работает на достаточном уровне, хотя и российский контент исключен, по той профессии, которую бы хотел выбрать их ребенок. Очень удачным было проведение экскурсий не только в учебное заведение в День открытых дверей, а на те предприятия, те организации, где выпускник намерен работать. Почему те наши выпускники, начиная с четвертого курса, а у нас пятилетнее обучение, которые ранее работали в школе, становятся успешными учителями, они завучи, директора школ, то есть они идут по учительской карьере, им гораздо легче.

Сергей Костылев:

Я согласен, что здесь через образовательные, просветительские форматы можно работать с родителями, чтобы жесткое опекунство переросло в новую ступень своего развития, формат партнерства, наставничества, и вузы, университетское сообщество могут в этом плане информационно помочь.

Юлия Белозерова:

Спасибо большое, сегодня с вами в студии были Юлия Белозерова, представитель Лиги преподавателей Высшей школы, и руководство наших региональных отделений – Сергей Валерьевич Костылев, Татьяна Альбертовна Наумова. Я благодарю моих коллег за очередную встречу, всегда интересно пообщаться, надеемся на новые эфиры, а нашим слушателям я хочу рекомендовать более подробно ознакомиться с теми материалами, о которых мы сейчас беседовали, тема более подробно раскрыта в нашей коллективной монографии, которая в публичном доступе, совершенно бесплатно выложена на сайте Информационного агентства «Образование.Пресс» в разделе «Публикации», «Межрегиональное взаимодействие в развитии академического наставничества». До новых встреч.