Ирина Некрасова:
Добрый вечер, это программа «Кому на Руси жить хорошо» и я, ее ведущая, Ирина Некрасова. Представляю гостя – в студии режиссер, сценарист, художественный руководитель театра «Модерн» Юрий Грымов. Юрий Вячеславович, почему до сих пор в Вашем послужном списке нет такой опции, как актер?
Юрий Грымов:
Я считаю, что это совершенно уникальная профессия, ко мне не имеет никакого отношения, потому что это совершенно другой образ жизни, совсем другие ответственности. Периодически у меня бывают приступы того, что, может быть, кто-то начинает мне об этом говорить, и был период, когда я начал писать пьесу под себя, но понял, что это глупость, помутнение. Это очень трудно, тем более, если мы говорим про театр, в кино все-таки это можно, собрались, разбежались, кино – очень простой, а на фоне театра примитивный вид искусства.
Ирина Некрасова:
Разве профессия режиссера слишком простая?
Юрий Грымов:
Трудная профессия шахтера, потому что он находится под землей, большая физическая работа. Я не люблю, когда актеры или режиссеры говорят: «Знаете, у меня такая трудная работа». Обалденная у нас работа, веселая, радостная, мы встречаемся с красивыми людьми, дарим тепло, как в свое время у Джека Николсона спросили: «Скажите, Джек, профессия актер трудная? – Трудная? Вагончик, душ, деньги, хорошее питание».
Ирина Некрасова:
А как же личные переживания?
Юрий Грымов:
Ключевое слово какое?
Ирина Некрасова:
Переживания.
Юрий Грымов:
Личные, Вы ошиблись, личные переживания находятся внутри.
Ирина Некрасова:
Но это тоже трудно.
Юрий Грымов:
Нет, это интересно, мы, млекопитающие, очень жестокие, но пытаемся быть людьми, поэтому наши переживания, наши познания себя и мира позволяют нам оставаться или быть человеком, но не у всех это получается.
Ирина Некрасова:
Я прочитала Вашу биографию и поняла, что Вы тоже прошли свою личную эволюцию от рекламного бизнеса, исторического факультета и т.д. Как Вы дошли до такой истории, как художественный руководитель театра, не просто режиссер театра, а именно художественный руководитель, это же большое хозяйство, большая ответственность.
Юрий Грымов:
Большая ответственность, за мной стоят как минимум 150 человек театра «Модерн». Волей случая, но не совсем. Я уже понял, что кинематограф стагнирует, отечественного кинематографа вообще не существует, будем говорить честно, его нет и довольно-таки давно. В 1998 году я дебютировал, и года через 2-3 было ощущение ренессанса, возвращения отечественного кино, разнообразие работ, фамилий, но это большой серьезный разговор, для меня со слезами на глазах. И я начал поглядывать в сторону театра, поставил в РАМТе «Цветы для Элджернона» по Кизу, этот спектакль идет уже 10 лет. Я хотел продолжать, был большой успех, награды, но у меня не сложились отношения с Бородиным, художественным руководителем театра РАМТ, молодежного академического театра. Даже не то, что не сложились, не было никаких конфликтов, был успех, замечательная труппа, но когда я пришел и сказал, что хочу продолжать и поставить «Войну и мир», мне сказали, что все расписано до 2023 года.
Ирина Некрасова:
Бюрократия?
Юрий Грымов:
Нет, что-то другое, личное, и я понял, что мне театр интересен, я не собирался быть худруком, даже не думал в эту сторону, но так сложилось, и министр культуры Кибовский предложил возглавить театр «Модерн». Я не знал, что это за театр, никогда там не был.
Ирина Некрасова:
У театра уже было название «Модерн»?
Юрий Грымов:
Было, театру 45 лет, я согласился сразу, и все те проблемы, которые на меня обрушились – предыдущее руководство, которое иногда выпускает статьи и пишет, что все это не так, мне просто смешно это читать, я знаю документы и те штрафы, которые мы платили, зарабатывая с актерами, просто с точки зрения законности все было незаконно. Была разруха, репертуара практически не было, труппа мне досталась та, которая и сейчас, с 15-20 процентами я расстался без всяких конфликтов. Ребята, который сейчас в труппе из того состава, замечательные, откровенные. Некоторые люди работали по 20 лет, не получая ни одной роли, какую-то мелочь играли, сейчас они у меня играют практически главные роли.
Сейчас труппа театра «Модерн» одна из самых лучших в Москве, не потому, что я руковожу, поверьте, я могу сравнивать по динамике развития, по таланту, по разнообразию, была премьера «Леонардо да Винчи», это второй спектакль трилогии «Антихрист и Христос», первый «Петр I» успешно идет год. Все завертелось, и я за это время ни разу не пожалел.
Ирина Некрасова:
Название «Модерн» обязывающее, потому что модерн – это штрихи, детали.
Юрий Грымов:
Просто современный. Предыдущее руководство трактовало это с точки зрения почему-то архитектурного стиля модерн, но театр – это не здание.
Ирина Некрасова:
Но сам творческий процесс не лишен деталей, проработки.
Юрий Грымов:
Театр – это высказывание в моей концепции, в моем понимании. Когда-то я работал на заводе АЗЛК, работал руками, был модельщиком 3 разряда в конструкторско-экспериментальном бюро, вот там были нужны детали. А прежде всего высказывания, желание, может быть даже громко промолчать.
Ирина Некрасова:
Я с Вами не соглашусь, потому что есть такой анекдот, когда театральный режиссер приглашает телевизионного режиссера на премьеру и говорит: «Я что, приду и два часа буду смотреть общий план?»
Юрий Грымов:
Это если плохой спектакль. В театре существует крупный план посильнее, чем в кино, потому что вывести актера не в смысле на авансцену, дело не в этом, он не намного станет крупнее, а надо создать такую атмосферу на сцене с актером, чтобы вы смотрели прямо ему в глаза, даже если вы будете сидеть в последнем ряду, вот это крупный план, это магия. Самый сильный спецэффект в кино не когда машина взрывается, а крупный план – человек, который смотрит в камеру.
Ирина Некрасова:
Я говорю как раз об этих деталях.
Юрий Грымов:
В театре их еще больше, потому что театр – очень древний вид искусства, совершеннее и труднее, чем кино. Театры живы, их много в Москве, и это замечательно, потому что не было экспансии. Когда я работал на заводе АЗЛК, это было 30 лет назад, нам навязали комплекс неполноценности, типа вы, русские, не умеете делать машины. Завода АЗЛК сейчас нет, как и завода ЗИЛ.
Ирина Некрасова:
Какое-то время назад нам навязывали мысль, что мы совки.
Юрий Грымов:
Можно любой ярлык приклеить, но автопрома-то нет.
Ирина Некрасова:
Совки есть.
Юрий Грымов:
Я совок, я же из страны СССР, ее уже нет, а мы есть. Мы совки, и я не обижаюсь, есть масса преимуществ с точки зрения традиций, преемственности, ответственности, но автопрома нет, также пытались кинематографу – и получилось – навязать комплекс неполноценности, сказать, что мы не умеем снимать кино. Я всегда говорю – а почему мы должны снимать кино, как в Голливуде? Почему нас не заставляют снимать, как японцы или корейцы, китайцы? У нас был прекрасный советский кинематограф, я являюсь его поклонником и рад, что у меня снимались великие актеры из той страны, которой нет.
Театр сохранился, потому что энтузиасты театральной жизни России сохранили это понятие, сохранили зрителя, мы сейчас в театре «Модерн» работаем на аншлагах.
Ирина Некрасова:
За 5 лет Вам удалось создать авторский театр?
Юрий Грымов:
А неавторского не может быть. Появилось такое поветрие – я надеюсь, что это было поветрие, хотя оно еще не развеялось, – театр директорский. Умер Марк Захаров, и 2 года в Ленкоме нет художественного руководителя, там руководит директор. Если бы Марк Анатольевич это знал, он бы с ума сошел, потому что это противоречит понятию «Русский театр», как это, без художественного руководителя. До Марка Захарова был Эфрос, потом пришел Марк Захаров, 40 лет руководил, создал свой театр, не похожий на европейский, сегодня такого нет. Поэтому любой хороший театр – авторский, там должна быть авторская позиция. В кино нет автора, поэтому кино и нет. А потом уже появляются менеджеры, которые учат снимать кино и снимают фильмы про войну в приключенческом жанре, война – это не приключение, это преступление. Я воспитан на советских военных фильмах и с многими режиссерами, которые снимали великие картины, был знаком и дружен, мы обсуждали, как это делалось и кто это делал.
Ирина Некрасова:
Как говорит один мой знакомый, что есть художественное кино, вернее, оно было, а потом оно превратилось в игровое.
Юрий Грымов:
А потом оно превратилось в кино категории Г. Любой человек, который может соединить причины и следствия, увидит, что происходит, какие деньги тратит государство, ведь коммерческого кино не существует, его давно нет, а продюсеры, которые кричат, что они самые лучшие продюсеры, тратят государственные деньги и 99 процентов неэффективно.
Ирина Некрасова:
А потом хвалят сами себя на премьерах.
Юрий Грымов:
Они сами себе награды дают, сами распределяют кому дать, а потом на этих же фестивалях сами себе вручают награды.
Ирина Некрасова:
Давайте вернемся в театр, как Вы подбираете актеров для своих спектаклей?
Юрий Грымов:
Я не устраиваю кастингов, у каждого актера в театре «Модерн» есть возможность попробовать, даже если я считаю, что вы не подходите, но вы хотите, давайте поговорим и попробуем. Это театр, мы должны быть вместе, я считаю, что бывают неожиданности.
Ирина Некрасова:
Я была на премьере спектакля «Москвичи» и поймала себя на мысли, что я смеялась так, как смеялась, когда первый раз увидела комедию Бастера Китона, потому что там нет кривляний или чего-то лишнего, просто невыносимо смешно, и весь зал просто рыдал от смеха.
Юрий Грымов:
Мы вчера играли эту комедию и побили рекорд. У меня есть Маша, завтруппой, которая записывает реакции, что происходит в зале. Вчера было 140 реакций на 120 минут спектакля.
Ирина Некрасова:
Я на показе была с дочерью, она сначала не очень хотела идти, сказала, что плохо себя чувствует, и когда закончился спектакль, она говорит: «Мне так легко, так хорошо».
Юрий Грымов:
Это наша обязанность, мы как терапия, приходите на сеанс. Почти не шучу, потому что театр в сегодняшней ситуации то место, где отвлечься вы не сможете, но можете хотя бы подумать про что-то другое, и важно, что вы подумаете про себя.
Ирина Некрасова:
Мне кажется, что Ваш театр – это место, где можно прожить свои личные эмоции.
Юрий Грымов:
Потому что там про вас, там про меня, про всех, и как я могу ставить спектакль «Петр I» или «Леонардо да Винчи» и делать это не про себя? Я же и есть Петр I, я же и есть Леонардо да Винчи. Сейчас скажут, что сошел с ума, вы можете думать все что угодно, но есть люди, которые понимают, о чем я говорю, это очень важно. И актеры, которые играют, это же не просто кривляние, и они же не играют, они живут этим, значит нужно настолько присвоить, это полдела, и это делает хороший актер, а гениальный актер находит у себя, что он Петр I. Юрий Анпилогов играет у нас Петра I, это потрясение. Я знал режиссеров, которые снимали фильмы про Петра I и был дружен с ними, и одного актера я снимал, великого Петренко, который играл Петра I, так вот у нас Юра Анпилогов лучший Петр I, не потому что это поставил я, а потому что так соединились возраст, профессия, талант, время, драматургия, все совпало, и это тоже очень важно.
Такого много происходит в театре, когда театр честный, когда театр высказывания, тогда зрители реагируют. Прийти в театр сегодня, заплатить, у нас билеты доходят до 10000 рублей, люди покупают, театр не может быть дешевым, это исключено, это ручная работа. У меня идет «Война и мир» Толстого совместно с хором имени Свешникова, 70 человек на сцене, 423 костюма. А теперь представьте, что после каждого спектакля нужно отдать в химчистку 423 костюма. Посчитайте, сколько обуви, и она имеет свойство изнашиваться, ремонт, мастерские, наши пошивочные цеха, у нас Надя шьет, волшебница, рукодельница. Постановочные цеха, Катя Беляева, это прекрасные люди, которые и есть театр «Модерн», не я один. Я не умаляю своих достоинств, это все – труппа театра, администрация, дирекция, капельдинер, уборщицы, буфет. У вас наливают чай, а у нас самая лучшая винная карта. После спектакля для всех в буфете 30 процентов скидки, лучшая выпечка в Москве, лучшие эклеры у нас.
Ирина Некрасова:
И еще Вы увлекаетесь суши.
Юрий Грымов:
Я люблю поесть и, как мне кажется, что-то в этом понимаю, выпустил вместе с нашими друзьями ресторана «Нияма» свой сет «Москвичи», можно в интернете заказать, вам привезут домой, там моя радостная физиономия. Суши и роллы фотографировались на фоне меня, то есть они снимали роллы, а я был по фону, не наоборот. Хотя в Америке фото с едой самое популярное.
Ирина Некрасова:
Потому что это очень личное абсолютно для всех.
Юрий Грымов:
Я считаю, что это не очень хорошо.
Ирина Некрасова:
Но это физиология, человек любит поесть и любит поесть вкусно.
Юрий Грымов:
Человек еще кое-что любит, но мы же не каждый день показываем это в интернете.
Ирина Некрасова:
Вы не подбираете актеров, но когда был разговор со зрителями после спектакля «Москвичи», Вы сказали, что некоторых актеров нашли чисто случайно, они никогда не были актерами.
Юрий Грымов:
Был один такой случай, журналист брал у меня интервью, оказался прекрасным музыкантом, Антон Дубровский. Так бывает, но это не очень хорошо, если честно, очень трудно, потому что когда у вас в руках инструмент, а артист – это инструмент, когда человек непрофессиональный, мы работаем, как на минном поле, а с профессиональным актером я могу после спектакля созвониться или увидеться и сказать – давай уберем вот ту руку, добавим ногу, а вот здесь запятую поменяем местами, и это корректируется. А непрофессиональному актеру это трудно, практически нереально.
Ирина Некрасова:
Он хорошо играет.
Юрий Грымов:
Он хорошо играет, причем играет себя, есть такие заслуженные актеры, которые играют только себя, таких актеров я не люблю.
Ирина Некрасова:
Как приходят актеры в Ваш театр?
Юрий Грымов:
По-разному, кого-то я увидел, или я осматриваю актеров после вузов, в этом году мы взяли троих, с кем-то расстались, то есть постоянно идет процесс. Известным актерам я никогда не предлагаю сразу приходить ко мне, они должны сами принять решение, что они хотят сами, потому что за многими стоит театр, где они работают. Пришел прекрасный, я не побоюсь слова великий актер Саша Борисов, звезда театра на Покровке, он играет Натана в «Москвичах».
Ирина Некрасова:
Такой чудесный спектакль, чудо просто, такое ощущение, что актеры сами себя играют и нас одновременно.
Юрий Грымов:
Они разные. Как Саша играет в «Петре I» одного смутьяна...
Ирина Некрасова:
Когда ты смотришь отдельно взятый театр, все-таки должно быть ощущение, что человек создан для этой роли.
Юрий Грымов:
Конечно, это профессиональный актер, и частый вопрос задают зрители, журналисты – как актеры выходят из роли? Знаете, почему такой вопрос задают? Они примеряют на любительский театр. Прожили на сцене, потом они нормальные люди, стоят в курилке, едут домой, выпивают вино, звонят мне или я им, мне не нужно, чтобы человек сошел с ума и всю жизнь считал, что он Юлий Цезарь.
Ирина Некрасова:
История знает такие отклонения, в основном трагические.
Юрий Грымов:
Они плохо заканчивают во времени, особенно с возрастом.
Ирина Некрасова:
Поговорим о Вашей трилогии, почему Вам пришла в голову мысль сделать трилогию спектаклей? Допустим, год назад человек посмотрел первую часть, а потом через год приходит смотреть вторую.
Юрий Грымов:
Я не анализирую почему, не думаю об этом. Считаю, что театр, если мы говорим, что этот театр профессиональный, должен развиваться системно, не спонтанно, в смысле проснулся, выпил бокальчик шампанского на завтрак…
Ирина Некрасова:
А не замахнуться ли нам на Вильяма Шекспира.
Юрий Грымов:
Это же театр любительский, правильно Евстигнеев говорил, что рано или поздно театры станут только любительские, вытолкнут профессиональный театр, потому что Ермолова лучше бы играла, если бы стояла у шлифовального станка. Нужна концепция, не вымучивать из себя, надо быть самим собой и чувствовать этот момент, потом мы это обсуждаем с актерами, то есть коллектив, который не натягивает на себя. Есть актеры, и у меня такие были в кино, я помню одну актрису, очень известную, я был на Мосфильме, говорю: «Ты где? Я на Мосфильме. – Я тоже на Мосфильме, давай в кафе встретимся, поговорим». А я решил с ней просто посоветоваться, и как только она поняла, что ей роль не светит просто по возрасту, увидел, как вдаль уходила ее прекрасная спина в желтом плаще.
Ирина Некрасова:
Неинтересно, потому что не о ней. И все-таки почему трилогия?
Юрий Грымов:
Во-первых, оттолкнулся от Мережковского, правда, у него Юлиан отступник, но это тоже не трилогия, а гораздо больше, но мне показалось, что это интересно, исходя из «Петра I», но у него называлось «Христос и Антихрист», я решил наоборот – «Антихрист и Христос». Христа я поставил на второе место, потому что движение через ад к свету. Мы говорим про человека, и эта грань между Христом и Антихристом размыта, все сошли с ума, видите, что происходит.
Ирина Некрасова:
Мы живем в безумный век.
Юрий Грымов:
Но он всегда такой был. Сейчас я ставлю про эпоху Возрождения, про Леонардо да Винчи, и что – чума и сифилис, страшные отношения, войны, французские варвары. Все очень жестко, и мир не меняется, к сожалению. Нас же создали по образу и подобию, как Вы думаете, зачем?
Ирина Некрасова:
Наверное, чтобы поэкспериментировать.
Юрий Грымов:
Нет, я скажу то, о чем думаю давно. Мы же говорим, что есть свет и движение к Создателю. Если нас поселили на Земле по образу и подобию Создателя, значит мы такие же, как он, чтобы мы могли на Земле создать то, к чему мы стремимся, а мы этого не сделали, мы не стали такими, как Он.
Ирина Некрасова:
Тогда не должно быть никакого сомнения, что Бог есть.
Юрий Грымов:
А у Вас есть сомнения?
Ирина Некрасова:
У меня нет.
Юрий Грымов:
А у кого могут быть? Ветром надуло?
Ирина Некрасова:
Есть люди с другой точкой зрения.
Юрий Грымов:
Они не слушают Медиаметрикс и не ходят в театр «Модерн». Ну как можно жить без опоры? Мы же не можем долго стоять на ногах, нам надо на что-то опереться, или как старый еврей опирается только на собственные колени. Тут вопрос опоры, рассуждения, я думаю над этим, да и любой человек каждый день на эту тему задумывается в тех или иных обстоятельствах, а те люди, которые называют себя атеистами, самые верующие.
Ирина Некрасова:
До определенного момента в истории нашей страны их было очень много.
Юрий Грымов:
Мы начали с того, что мы млекопитающие, мы самые жесткие, жестокие, кровавые млекопитающие, то строим церкви, то разрушаем их, и это делают те же люди, мир перекрашивается. Смотрите, что происходит, Германия, Гете, Данте, образованные люди превращаются в эсэсовцев и что совершают? Потом все это разворачивается на круги своя, и мы сейчас спокойно прислушиваемся к мнению канцлера, потому что мы жесткие пассажиры на этой планете, мы перекрасимся и не заметим, как это произойдет, сами себя убедим и попытаемся еще весь мир в этом убедить, а потом они это сделают.
Когда в Шпандау сидели люди, осужденные после Нюрнбергского процесса, и Шпеер, прекрасный архитектор, второй человек в фашистской Германии, получил 25 лет, представляете, что такое сесть в 1946 году и выйти через 25 лет. В космос полетели, телевидение, период-то какой, и когда он сидел, рассуждал: «За что я сижу? Американцы вошли во Вьетнам, атомная бомба. Мы-то за что сидим?» Я когда был во Вьетнаме, там есть потрясающий музей войны, я не мог сдержать слез, дочь моя тоже, ну невозможно. Там нет чего-то спекулятивного, которое могло бы вызывать слезу ради слезы, все очень сдержанно, очень корректно. На первом этаже в этом музее в фойе сидят люди, которые прошли напалм, искалеченные войной. Есть прекрасный парк, где стоит большая библиотека, так вот по периметру этой библиотеки стояло 40 гильотин. Не для красоты и не для устрашения, американцы рубили головы.
Ирина Некрасова:
Возвращаемся к трилогии, второй спектакль – это продолжение первого о чем?
Юрий Грымов:
О том же, тонкой грани, как ее легко преодолеть и остаться на стороне Антихриста, потому что Леонардо Винчи в себе сочетал 50 на 50 Антихриста и Христа, а Петр I под знаменем Христа был Антихристом, это мое мнение, я им дорожу, и когда кто-то со мной не соглашается, я говорю – допустите, разрешите мне иметь свое.
Ирина Некрасова:
Мы говорим о том, что живем в безумном веке, но тот век был не менее безумным.
Юрий Грымов:
Ничего не меняется: подлость, предательство, трусость, алчность, гордыня – все же осталось, что изменилось? Ну да, решили, что людей есть нельзя, это единственное, что весь мир сказал, и то, где-то еще продолжают, я был в таком месте. Когда-то там были случаи каннибализма и меня сопровождал темный красивый парень, я говорю: «Рассказывай мне про своих отцов и прадедов, как было, ты когда-нибудь кушал? – Нет, что Вы, запрещено». Потом этот парень немножко выпил не чаю, и мы с ним разговорились на рыбалке, подходит ко мне и говорит: «Ладошки очень вкусные».
Ирина Некрасова:
В этот момент должны выступать капельки пота на спине.
Юрий Грымов:
Я могу соединять то, что происходило до моего рождения, и люди, у которых могут выступать капельки пота, живут в каком-то зазеркалье. Если вы внимательно и медленно прочитаете роман Толстого «Война и мир»…
Ирина Некрасова:
Не каждый может это сделать.
Юрий Грымов:
Давайте будем за них молиться, не читают они, что мы можем сделать, мы же начали с того, что не каждый может быть человеком, не получается у них. Кто-то мечтает вообще ничего не делать, а вот у Юрия Гагарина – я читал его биографию, потому что я тоже ЮГ – самое часто употребляемое слово в разговоре было работать. А сейчас есть люди, которые мечтают не работать, говорят: «А вот я бы не работал». И что бы ты делал, бедный мой, сидел бы рантье, получал деньги, и что? Спился бы, сошел с ума, года на два тебя бы хватило. «Я бы путешествовал», – но эти люди никогда не путешествовали. Я когда путешествую по-настоящему, потом еще недели две отдыхаю, я прошел Вьетнам, по Меконгу на лодке, и потом неделя отдыха.
Ирина Некрасова:
У некоторых людей другое понятие путешествовать – куда-нибудь поехать, выпить, посидеть, но в любом случае люди приезжают в какую-то страну, чтобы не путешествовать ногами.
Юрий Грымов:
Я это разделяю, если я еду в путешествие, то это путешествие, приключение, работа. Когда я прошел часть кругосветки на Крузенштерне с моряками, говорят: «Ой, как мы тебе завидуем». Не надо завидовать, это не лайнер 5 звезд, а ежедневная работа всей команды, очень тяжело, и давайте честно – страшно.
Ирина Некрасова:
Момент выживания.
Юрий Грымов:
Выживание, наверное, сильно сказано, это сопротивление.
Ирина Некрасова:
В открытом море несколько людей, у них нет никакой возможности прибиться к берегу, это выживание.
Юрий Грымов:
Мы шли через Ла-Манш, был страшный ветер, два дня был шторм 7 при максимальном 8.
Ирина Некрасова:
И неизвестно, чем он закончится. И опять вернемся ко второй части трилогии, что в ней происходит и что Вы задумали, потому что режиссеру нельзя говорить планируешь, показать в третьей части?
Юрий Грымов:
Не могу говорить про третью часть, она родилась, просто сейчас надо поставить точку на зрителях. Этот спектакль пока принадлежит мне, а он должен быть не моим, сейчас он почти перешел актерам, а еще чуть позже он перейдет зрителям, и я останусь в одиночестве. Я когда смотрю спектакли, которые у нас идут, «Ничего, что я Чехов», «Война и мир», думаю – нифига себе, это я сделал, даже не помню, как это было. Не смысле, что я восхищаюсь, просто это уже не мое, когда-то было, начинается отдельная жизнь, я за ней приглядываю, мы репетируем, что-то меняю, сокращаю, меняю местами, в «Москвичах» многое изменил, перекомпоновал первый акт. Я свои картины не пересматриваю.
Ирина Некрасова:
Тем и прекрасен театр, что там можно добавить, убавить…
Юрий Грымов:
Заменить актера, и все будет совсем по-другому, это и есть движение, а если в искусстве нет движения, это я как культуролог говорю, это не искусство. Не бывает массовой культуры, бывает массовое бескультурье, массовой культуры не существует.
Ирина Некрасова:
Слово культура – это определенное состояние.
Юрий Грымов:
Культура – это и есть человек, он не состоит из одной экономики и политики, он состоит только из культуры: что мы говорим, о чем мы говорим, с кем спим.
Ирина Некрасова:
Даже политики бывают разные, одни читают одни книжки, а другие другие.
Юрий Грымов:
Они тоже млекопитающие, и бывают очень жесткие, под словом политика мы можем говорить и про Муссолини, он тоже политик, и его любили. Поэтому слово политик ничего не определяет, как ничего не определяет слово режиссер, все разные.
Ирина Некрасова:
Не могу согласиться, режиссер определяет. Он ставит спектакль, совершает какое-то действие, потом предлагает его обществу, и общество либо принимает, либо нет.
Юрий Грымов:
Политик делает не то же самое?
Ирина Некрасова:
Нет, политик делает с людьми все, что пожелает.
Юрий Грымов:
А я делаю все, что захочу с актерами и со зрителями.
Ирина Некрасова:
Со зрителями Вы можете делать то, что захотите, это Ваш предполагаемый момент, а зритель разный приходит, и что с ним произойдет, уже вопрос.
Юрий Грымов:
Я не знаю, что произойдет, я иногда угадываю, рассуждаю, но они же разные – в зале сидит девочка 16 лет и рядом шестидесятилетняя женщина. У нас на премьере люди из Бауманского института и из Форбса, не из журнала, а из списка. Люди разного века, из разных стран, разные понимания относительно себя. Если кто-то знакомится с этим миром, это одно, а есть тот, кто проверяет, насколько он его знает, это большой серьезный разговор, и очень интересный.
Ирина Некрасова:
Мы с дочерью приняли спектакль обе.
Юрий Грымов:
Потому что там и про мам, и про пап, и про детей.
Ирина Некрасова:
Хотя она не жила ни одной минуты в Советском Союзе.
Юрий Грымов:
Ей надо прийти на спектакль «Нирвана», Курт Кобейн, секс, наркотики, рок-н-ролл.
Ирина Некрасова:
У нас в гостях Юрий Грымов, и это уже статус.
Юрий Грымов:
Я не думаю на эту тему, в детстве я всегда четко повторял свою фамилию, Грымов через букву ы. Ну перестаньте, Вы думаете, что меня все знают? Я не Олег Попов.
Ирина Некрасова:
Культурная публика Вас знает.
Юрий Грымов:
Я хотел бы так думать.
Ирина Некрасова:
А я Вам говорю как зритель.
Юрий Грымов:
У меня известность по горизонтали, а не по вертикали, по горизонтали – это когда человека слышали, и он пронизывает все слои людей: умных, глупых, образованных, культурных, бескультурных. А горизонталь – это когда вы существуете с теми людьми, которые вас знают и с вами идут, они понимают, что вы делаете. Когда в аэропорту вешаются на шею какому-нибудь артисту, они не понимают, кто он, просто его узнают.
У меня был смешной случай, летел в самолете, а люди в самолете иногда выпивают, и когда уже паяльник нагрели, позволяют какие-то вещи. Ко мне одна девушка подходит: «Очень нравится». А мне так приятно. Говорит: «Очень нравятся ваши песни», – и ушла. В гостях был бард-песенник, постоянный участник грушевского фестиваля Юрий Грымов.
Ирина Некрасова:
И еще немножко режиссер и художественный руководитель театра «Модерн». До новых встреч.