Михаил Довженко:
Добрый вечер, дорогие слушатели и зрители! В эфире снова программа «Короткие волны» и её ведущие, Басиния Шульман.
Басиния Шульман:
И Михаил Довженко.
Михаил Довженко:
И сегодня у нас, хочу сказать, что очередной праздник. В гостях легендарный человек, дирижёр Государственного симфонического оркестра кинематографии, народный артист России, Сергей Иванович Скрипка.
Басиния Шульман:
Здравствуйте!
Сергей Скрипка:
Здравствуйте!
Басиния Шульман:
Мы прямо думаем, сейчас все в счастье прильнули к телеэкранам, потому что никто не знает, как на самом деле вы выглядите.
Михаил Довженко:
Что это такое ты говоришь.
Басиния Шульман:
Нет, потому что мы все с детства, всю жизнь знаем, что вы великий дирижёр, который все фильмы, которые мы смотрели с детства, мы только видим титры, а вот теперь, наконец-то.
Сергей Скрипка:
Это прекрасно, что меня никто не знает в лицо, просто прекрасно.
Басиния Шульман:
Почему?
Сергей Скрипка:
Потому что я спокойно езжу в метро, хожу в магазины спокойно, это замечательно.
Басиния Шульман:
Это принципиальная позиция в метро? Я читала про то, что вы пересели с машины.
Сергей Скрипка:
Нет, невозможно ездить на машине. Я когда домой добирался 4 часа 40 минут, а это 17 км ехать, я решил, что достаточно.
Михаил Довженко:
С тех пор вы переселились из Санкт-Петербурга в Москву.
Сергей Скрипка:
Я никогда не был в Санкт-Петербурге. Что же творится. Я москвич, москвич уже, официально я с 80-го года москвич, а до этого я с 72-го года начал учиться в консерватории в московской, я уже стал москвичом.
Михаил Довженко:
Сегодня, когда мы готовились к интервью, я понимал, что слишком большое количество фильмов вы озвучивали с оркестром.
Сергей Скрипка:
С точки зрения кого слишком?
Михаил Довженко:
С точки зрения обыкновенного человека, который к кино не имеет отношения.
Сергей Скрипка:
Нормальный человек обычно не дирижирует кинооркестром.
Михаил Довженко:
Да, нормальный человек вообще-то дирижёром не бывает. Просто для зрителей хочется сказать, что речь идёт не о сотнях фильмов, речь идёт о тысячах фильмов.
Сергей Скрипка:
О тысячах я бы не вел речь, я когда-то пытался подсчитать, поэтому когда я приблизился к тысяче, я решил, что надо остановиться на этом. Потому что, во-первых, очень трудно понять, как считать. Если 36 серий, это один фильм или сколько.
Михаил Довженко:
Это вы сейчас приписываете себе.
Сергей Скрипка:
Я не приписываю, фильм «Огненные дороги», узбекский фильм, 36 серий.
Михаил Довженко:
Скажите, когда вам предлагают в кино сыграть дирижёра, вы как этому относитесь?
Басиния Шульман:
У вас есть в арсенале такие роли, правда?
Сергей Скрипка:
Я положительно к этому отношусь, но актёр я плохой, это точно.
Михаил Довженко:
Нет у вас такой позиции, не надо меня загонять в это амплуа, дайте мне что-нибудь ещё.
Сергей Скрипка:
Нет, у меня наоборот было, я увидел себя, когда мне кто-то озвучил вот таким голосом, я говорю: а почему вы меня не взяли. Это, говорят, в Париже мы озвучивали. Так пригласили бы в Париж, я бы не отказался.
Басиния Шульман:
Скажите, пожалуйста, вы все фильмы видели?
Сергей Скрипка:
Нет, конечно нет. Поначалу я смотрел все фильмы, находил где-то там на окраине Москвы, смотрел. Я вообще киноман по своей природе, очень большой киноман и поэтому я очень с большим удовольствием всё это смотрел, интересно было поначалу, а потом стало просто неинтересно.
Басиния Шульман:
А подготовка сама к работе, она же требует изучения сценария, правильно?
Сергей Скрипка:
Это смотря кто как относится к работе. Потому что многие режиссёры даже не приходят на запись. Представьте.
Михаил Довженко:
Я приходил.
Басиния Шульман:
Ты не многие режиссёры.
Сергей Скрипка:
Вы наследник добрых традиций, скажем так. Есть режиссёры, я не буду, естественно, называть ни одну фамилию, который просто приходит, ложится рядышком на диванчике и спит. Некоторые вообще не приходят, а зачем, композитор же там есть. Понимаете, вот такое отношение. Но зато есть режиссёры, как, например, Урсуляк, он говорит: я жду с самым большим вожделением именно записи музыки, потому что для меня это самый главный процесс, на котором я наконец получаю какое-то невероятное наслаждение.
Михаил Довженко:
На самом деле, он дико прав. Чуть-чуть мне довелось с вами пересечься в первой студии Мосфильма и увидеть, как это у вас происходит. И конечно, вам дико завидуешь, всем тем людям, которые участвуют в этом оркестре. Оркестр, кстати, в прошлом году 95 лет исполнилось? В прошлом году уже, с 24-го года существует это уникальное творческое объединение, если так можно сказать. На самом деле, родился он из кинопоказов, то есть случайно кто-то сыграл с оркестром в кинотеатре Арс, по-моему, на Арбате.
Сергей Скрипка:
Это немножко не совсем так. Дело в том, что 24-й год, это ещё год, когда в кино звука не было.
Михаил Довженко:
И перед киносеансами.
Сергей Скрипка:
Да, просто перед киносеансом раньше, если мы смотрим тот же фильм «Ликвидация», там очень хорошо это показано, как там кто-то поёт песни, кто-то играет. Некоторые с фокусами там выступали. А потом решили, почему бы перед началом киносеанса не сыграть что-то такое, что имело бы какую-то связь с этим фильмом, допустим. А потом чтобы этот оркестр вместо тапёра просто озвучивал. В своё время появились специальные методички, что для подобного состояния, допустим, эмоционального, вот эта музыка подходит, для любовной сцены вот эта музыка подходит. И это просто рассылалось уже потом, когда эти оркестры начали образовываться. Вы знаете, самое удивительное, что не сохранилась практически ни одна такая методичка.
Михаил Довженко:
Да вы что.
Сергей Скрипка:
Посчитали, что это мусор, кому это надо, всё это выброшено. Во-первых, это хранить негде, это невозможно, а вот это было. Сейчас такие вещи тоже иногда делают, называется подбор или компиляция, кто как. Иногда это бывает безумно интересно. Например, такой фильм, как «Белые ночи», там д-р Ройтман, он сделал такую компиляцию из Рахманинова, Чайковского, никаких швов вообще не видно, и совершенно гениально это сделано.
Михаил Довженко:
Я правильно понимаю, что когда вас брали на работу в оркестр, вы проходили тест в качестве тапёра, если можно сказать. Вы вживую пришли, с новым для вас оркестром и озвучили фильм, просто как вы его увидели.
Сергей Скрипка:
Вы меня первый раз в жизни назвали тапёром, интересно, я буду думать над этим.
Михаил Довженко:
Нет, я к тому, что..
Басиния Шульман:
В хорошем смысле слова.
Сергей Скрипка:
Я не говорю, что хорошо или плохо, просто никто никогда не употреблял.
Михаил Довженко:
Тот самый момент, когда оркестр...
Басиния Шульман:
Просто Миша вчера вёл Cinema jazz, это чудесное совершенно мероприятие, где вживую действительно идёт картинка, без звука, и ребята музыканты, огромные коллективы, прекраснейшие, вживую озвучивают. И вот он, видимо, со вчерашнего дня.
Михаил Довженко:
Поэтому слово «тапер», для меня это очень большое слово. Когда оркестр озвучивает что-то вживую.
Сергей Скрипка:
Я вам расскажу, как это было. Дело в том, что просто в своё время были всякие подводные течения, это не интересно. Но главное то, что потребовался дирижёр для оркестра кинематографии. Они бросили клич в консерватории Московской, дайте нам кандидатуры. Почему-то, то ли это именно класс моего профессора, Лео Гинзбурга, то ли он один, кто откликнулся на эту просьбу. Короче говоря, несколько человек, он предложил нам, хотите попробоваться. Некоторые сказали «фе», как это так, такое низкое искусство, а мы тут готовы штурмовать вершины Малера, Бетховена и так далее.
Басиния Шульман:
У меня был следующий вопрос об этом.
Сергей Скрипка:
А мне очень интересно это было, безумно интересно. И мы там вдвоём ещё с одним товарищем, который сейчас живёт далеко за рубежом, мы пошли с ним в оркестр кинематографии. Сначала мы зашли в Кирху, это бывшее помещение Мелодии, это греко-католическая, по-моему, называется, в Брюсовом переулке. И там раньше находилась студия звукозаписи. И мы зашли как раз когда шла запись песни «Эхо, мы эхо друг друга». Как раз там стоит Птичкин, объясняет Анне Герман, которая на голову его выше, объясняет, как надо говорить правильно эти слова по-русски. У всех же миф, что Анна Герман блестяще говорила по-русски. Она говорила с акцентом.
Михаил Довженко:
Польский акцент.
Сергей Скрипка:
Ну да, и Птичкин ей объяснял, как это говорить. Потом она пела, кстати, безукоризненно совершенно. Я зашёл в эту студию и услыхал, как оркестр играет оркестровку Юры Якушева, Птичкин с ним работал, как это звучит волшебно совершенно. Я так встал просто, думаю, я хочу здесь работать, просто у меня сразу, очень хочу, мне это нравится. Так красиво это было. После этого уже нас пригласили на Мосфильм, меня и этого дирижёра, и дали нам какой-то кусочек, фильм как раз «Судьба». который мы слушали, запись песни. Песню писали там, на Мелодии, а остальные все фонограммы писали на Мосфильме. И вот нам дали кусочек, пожалуйста, попробуйте, возьмите этот кусочек, уложите его в экран.
Михаил Довженко:
Вот это событие произошло.
Сергей Скрипка:
Да, уложить в экран, это значит надо точно, на экране идёт, допустим, крестик, нолик, начали. И вот появляются эти знаки на экране и ты начинаешь. В конце тоже появляется, сейчас закончить, надо закончить точно.
Басиния Шульман:
А если фраза?
Сергей Скрипка:
В этом и состоит мастерство, надо или быстрее, или медленнее, или подумать, какие такты сократить, или наоборот, что-то повторить. То есть это приходит постепенно. Но у меня получилось так, что Птичкин говорит: тут они сократили экран, тут надо немножко покороче. Он мне помог: давайте вот это уберём, попробуем так, начинайте. Я начал дирижировать, и вот у меня заканчивается, у меня буквально несколько осталось тактов, а экран идёт. У меня ужас, понимаете, у меня холодный пот, я держу последний аккорд, бац и экран закончился.
Басиния Шульман:
Повезло, так повезло.
Сергей Скрипка:
Вы знаете, у меня было такое чувство, как это, я не понял. Птичкин и Якушев так переглянулись: давайте ещё разочек. Но, думаю, всё, тут уже. Опять началось, опять такое же ощущение, точно такое же ощущение, я тогда совсем не запоминал экран, естественно, это уже потом ты запоминаешь экран, для тебя метка, вот здесь он открыл рот, у тебя этот такт проходит. Потом уже всё это приобретается, потом учишься работать с секундомером, потом уже пришёл клик во время записи.
Басиния Шульман:
А вот клик, расскажите, пожалуйста.
Сергей Скрипка:
Расскажу, расскажу. Вот второй раз опять у меня начинает поступать холодный пот, опять я держу аккорд и заканчивается экран. Птичкин и Якушев переглянулись, говорят: наш человек.
Басиния Шульман:
Это сила мысли, энергетика какая-то.
Сергей Скрипка:
Я не знаю, какие-то вещи, видимо, понимаете, как говорят, дано или не дано. Второй товарищ, который пробовался вместе со мной, никак не получилось.
Басиния Шульман:
Но это какая-то совсем другая профессия, чем, на самом деле, классическое дирижирование, получается.
Сергей Скрипка:
Вы знаете, я относился к этому как к классическому дирижированию. Потому что я считал, что необходимо построить фразу, необходимо создать характер, добиться образа. Пусть это не такое совершенное творение, как на 35 строчках написанная какая-то партитура, пусть это будет на 4 строчках, но там все равно музыка. Там есть мелодия, там есть что-то, что ты должен донести до слушателя. Плюс ко всему мне было безумно интересно, потому что это настоящий оркестр, ты отрабатываешь свою дирижерского технику, ты учишься показывать вступление, чтобы всё точно было. Притом оркестр сидит очень любопытно, вон там, далеко-далеко, метров за 20 сидит ритм группа, вот там сидят ударные, и попробуй всё это соедини. Это ещё даже не было наушников, сейчас все сидят в наушниках и слышат друг друга прекрасно. Тогда этого не было, так что довольно сложно было. Но ничего, получилось. Насчёт клика, что это такое, это такое приспособление техническое, звуковое. Когда ты сидишь в наушнике, у тебя идёт такой щелчок, и этот щелчок, он соответствует течению музыки, которую ты должен записать. Допустим, у тебя музыка начинает ускоряться в этом месте, и щелчок этот идёт вперёд, и ты должен вложить эти играемые ноты в этот звук. И все музыканты это слышат то есть у них есть такие опорные доли.
Басиния Шульман:
Это что-то типа метронома, который вами руководит, движением.
Сергей Скрипка:
Это живой метроном, метроном, который специально выстроен под этот экран, всё уложено. Тебе уже не надо думать, тебе, слава богу, уже не надо точно, этот взрыв должен прийти именно сюда, и ты когда дирижируешь, ты точно подгоняешь, подгоняешь, бабах и мимо.
Басиния Шульман:
Это наша система или западная?
Сергей Скрипка:
Это западная система, но очень многие вещи, я впервые работал на картине Hellraiser. Или нет, нет, впервые было «Мио, мой Мио», это приезжали шведы. Кстати, там композитор Бенни Андерсон и ещё молодой человек, молодой человек этот приезжал, а Андерсен тот самый, который из ABBA. И вот они, очень хорошая музыка, кстати, и вот тогда они впервые привезли эти наушники. Для нас это было, я не знаю, с чем это сравнить, это был такой 21-й век тогда.
Басиния Шульман:
Это когда было?
Сергей Скрипка:
Это был какой-то 79-й примерно.
Басиния Шульман:
Это вообще так давно было.
Сергей Скрипка:
Давно. Они повесили все эти излучатели, всё там было.
Михаил Довженко:
Чуть ли не первый советско-шведский проект был такой.
Сергей Скрипка:
Видимо, да. Я потом был на премьере, приезжала Астрид Линдгрен, так что очень было любопытно. Фильм странный немножко, но как-то его так не восприняли.
Михаил Довженко:
Но и книга тоже не самая обычная.
Сергей Скрипка:
Вообще, честно говоря, всё то, что написала Линдгрен, то, что у нас переведено, это благодаря нам она такая. Я был в её музее, там у них, я понял, что это не очень.
Басиния Шульман:
Популярный персонаж.
Сергей Скрипка:
Нет, это не очень нужные детям книги, скажем так. Потому что половина этого музея, там отстаивается право ребёнка на самоубийство. Я этого, простите, не понимаю.
Михаил Довженко:
Вот так!
Сергей Скрипка:
Да, ребёнок имеет право на это.
Басиния Шульман:
В ее книгах мы такого не читали.
Сергей Скрипка:
А нам это не переводят, и слава богу, и не все книги нам переводят, и слава богу. Так что много любопытного.
Михаил Довженко:
Мы раз уж заговорили о детях, то в каком возрасте вы решили стать дирижёром?
Басиния Шульман:
Нет, подожди, дайте я по-другому, можно я более профессионально задам вопрос. Как статья искусство и энергетика...
Михаил Довженко:
Кибернетика.
Басиния Шульман:
Кибернетика, очень профессионально. Привела вас к профессии дирижирования?
Сергей Скрипка:
Она меня никак не привела, скажу вам честно, она просто свела воедино несколько случаев, которые просто сыграли огромную роль в моей судьбе. Я дирижёром стал до этой статьи, потому что дирижирование, это и хоровое дирижирование, это и народное дирижирование. Я был хоровиком, это была моя первая специальность. И когда я учился в харьковском институте искусств, сначала он был в консерватории, потом его соединялись а театральным, два разных совершенно не соединяемых соединили.
Михаил Довженко:
Планировали аресты, потом народные гуляния, а потом решили совместить.
Сергей Скрипка:
Совершенно верно. В общем, примерно то же и получилось. Короче говоря, я на третьем курсе, примерно 70-й год, столетие Владимира Ильича Ленина, до этого у меня была работа искусство кибернетика. Я очень увлекался, потому что мой брат занимался кибернетикой, он был начальником вычислительного комплекса на одном из предприятий таких, не очень открытых, скажем так. Мне просто это было безумно интересно.
Михаил Довженко:
Тогда это было дико модным направлением.
Сергей Скрипка:
Я очень много, чем занимался. Я был радиолюбителем, собирал радиоприёмники.
Я даже собирал супергетеродинный приёмник, представьте себе, и настроил его без всякой аппаратуры. Я сидел месяц, у меня из комнаты доносились такие звуки, как мои родители это выдерживали, не знаю.
Михаил Довженко:
Прямо как Сергей Адамович Колбасьев, который...
Сергей Скрипка:
Начинается. Короче говоря, я занимался цветной фотографией ещё в те времена, когда каждый снимок надо было делать в полной темноте, кстати, 43 минуты на 1 снимок, представляете. Сидишь в этих перчатках резиновых, не дай бог, что на тебя брызнет, там всё это ядовитое. Потом что-то чуть-чуть жёлтое проступает, чуть-чуть красное, а ты счастлив, ты рад, боже мой. Это настолько далеко было от того, что сейчас.
Михаил Довженко:
Это я помню.
Сергей Скрипка:
Все равно было приятно. Но вам это, как кинематографисту известно.
Михаил Довженко:
Я помню, мама запиралась в ванной, и туда в редкий момент можно было заглянуть или зайти, побыть.
Басиния Шульман:
Я тоже также с папой делала все фотографии, мы проявляли, у нас тоже было это время с отцом.
Сергей Скрипка:
И в те времена мы понимали разницу между плёнкой Свема и плёнкой Кодак, всё понимали.
Михаил Довженко:
То есть мы потеряли фотохудожника, мы потеряли радиолюбителя, кого ещё?
Сергей Скрипка:
Может это и хорошо.
Басиния Шульман:
Это точно хорошо.
Сергей Скрипка:
Потому что всё это, в принципе, помогает. Потому что я, например, могу представить, как нужно поставить микрофон, могу представить, потому что я ощущаю, как распространяются эти волны звуковые. Во всяком случае, это помогает, безусловно. А иногда это просто можно припаять какой-то проводочек, и оно опять заработает, тоже приятно, потому что в жизни это всё помогает. А что касается именно того, как я вот это искусство кибернетика на практике применил. В год столетия Владимира Ильича Ленина решили всех собрать лауреатов всесоюзного конкурса в Ульяновске, и меня, я получил третью премию на всесоюзном конкурсе, меня туда пригласили. Я туда приезжаю, там, конечно, было очень интересно, молодые ребята, столько знакомств. Мы конечно узнавали много интересного о том, что Владимир Ильич написал, какая-то очень, для меня на всю жизнь осталось в памяти какая-то такая очень увлечённая своей профессией работник. Она нам полтора часа рассказывала, какие интересные находки среди записок Ленина. И в конце она нам прочитала: купить носовых платков. Понимаете, она полтора часа нам рассказывала. Мы внимали с таким удовольствием. Слава богу, всё равно, когда ты видишь увлечённого человека, это тоже воздействует на тебя, потому что тебе хочется так же знать свою профессию, как этот человек. Он заряжает своей энергией, так что ничто в жизни просто так не проходит даром. И мне кажется, что самое главное, что там произошло, это я сидел в какой-то библиотеке, подошла Ирина Владимировна Поморцева. Она была начальником метод кабинета министерства культуры. Она сказала: я прочитала вашу работу, мне она очень понравилась. Вы знаете, мне очень интересно, какая у вас мечта? Потому что судя по вашей работе, у вас очень широкие... Я говорю: у меня мечта стать симфоническим дирижёром. Так сказал, знаете.
Михаил Довженко:
Человек, написавший книгу про кибернетику.
Сергей Скрипка:
Она знала, видимо, она познакомилось с моими анкетными данными. Она говорила, нет ничего легче, она сказала, понимаете. Когда такие вещи говорят, я говорю: как, давайте поговорим на эту тему подробнее. Она сказала: вы знаете, я сама очень хотела быть дирижёром, я ходила в класс. Она ходила в класс, назвала мне фамилии дирижёров и тому подобное. Приезжайте в Москву, я вас покажу Одиссею Димитриади. Одиссей Димитриади, это один из наших столпов был тогда. Он работал в консерватории. Я приехал, привёз ему, ничего умнее не придумал, поскольку я была хоровик, мы проходили девятую симфонию Бетховена, четвёртую часть, там где хор. Я привёз это, а в консерватории в классе эту симфонию проходили до четвёртой части. Потому что уж больно объёмное произведение, именно финал. Как представить, там и солисты, и хор. Говорили, это вы сами, всегда говорили педагоги: это вы сами. И концертмейстры, которые мне играли, они у Димитриади работали, их звали Лора и Мира, все студенты их называли. Это Лора Тиханова и Мирон Харлап, они ещё играли в классе Гаука.
Басиния Шульман:
С ума сойти.
Сергей Скрипка:
Ещё Светланов учился под их.
Михаил Довженко:
А Гаук, кстати, в своё время тоже когда-то был дирижёром оркестра кинематографии.
Сергей Скрипка:
Вы знаете, все были дирижёрами оркестра кинематографии, все. Назовите любого дирижёра, хоть раз, хоть два, но обязательно записана какая-то картина этими дирижёрами. И Рождественский там был, и Хайтинк, все абсолютно. Оркестр был у нас центром притяжения. И для музыкантов, кстати, поскольку это был единственный оркестр в Советском Союзе, который был не то, что на хозрасчёте, но сколько запишешь, столько и получишь. Это весьма необычно, в основном везде были строгие ставки. Только дирижёры, они были несколько выведены за рамки этого процесса, потому что иначе слишком много бы зарабатывали, нельзя, чтобы у нас много зарабатывали. И короче говоря, я показал ему эту часть, так вот Лора и Мира, они играли вот так, особенно Мирон. Первый раз в жизни он играл эту часть, но они читали блестяще, хоть бы одна ошибка, всё, железо, но он с таким остервенением просто читал, у него слюна текла, он педаль нажал и не отпускал правую. В общем, было очень любопытно.
Басиния Шульман:
Давайте закончим тогда историю.
Сергей Скрипка:
Короче говоря, я это все, он сказал: вы знаете, хорошо, но для экзамена вам нужно что-то попроще. Привезите в следущий раз четвёртую симфонию Бетховена. Он не сказал какую часть, я ему всю привёз тоже. Он сказал: как-то вы немножко всё время горячитесь, первую часть давайте подготовим. И когда я её подготовил, я выяснил, что Димитриади уехал, главным дирижёром пригласили его в Тбилиси, в оперу. Я естественно, всё рушится, не будет моя мечта. Поморцева тогда сказал: ну а что, ну не Димитриади, давайте я вас Гинзбургу покажу. И вот так было положено начало моего общения с Гинзбургом. Это, конечно, удивительный мастер, который воспитал стольких. Тот же Александр Лазарев, Дмитрий Китаенко, Вероника Дударова, Константин Иванов.
Басиния Шульман:
Все практически.
Сергей Скрипка:
Владимир Федосеев, все, все, все. Он был практически главой Московской дирижерской школы. В Питере это был Илья Мусин, а здесь это была такая.
Басиния Шульман:
Конфронтация, как обычно.
Сергей Скрипка:
Это очень хорошая конфронтация, она именно позволяла. Это та самая творческая конкуренция, которая говорит о разных школах. Каждый конечно считал, что у него школа лучше и так далее. Но должен сказать, когда я присутствовал на мастер-классе Мусина, я очень много взял у него. Здесь надо просто-напросто обладать мозгами, не противопоставлять одно другому, а брать лучшее, что есть там, что есть здесь.
Басиния Шульман:
Я течение всех пяти лет в консерватории я столько объездила, хотя я у Вирсаладзе училась, на минуточку, это всё-таки высоченный класс. Я всё равно ездила по всем мастер-классам. К Шиффу ездила, и к Башкирову ездила, к Пера 24:54 ездила. Это просто интересно, посмотреть другое мнение.
Михаил Довженко:
Раз уж заговорили о тебе тоже, то давайте сообщим тогда нашим зрителям о том, что у вас готовится совместная программа.
Басиния Шульман:
Да, мы готовим.
Михаил Довженко:
Что это будет?
Басиния Шульман:
Мы готовим программу из произведений нашего любимого Эдуарда Артемьева. И в связи с этим вопрос, конечно, сразу у меня. Вы со многими знаменитыми композиторами работаете, расскажите, как у вас складываются с ними отношения, кто из них самый близкий и по музыке, и по профессиональным человеческим качествам, как вам работается с ними.
Сергей Скрипка:
Должен сказать, что все композиторы, я скажу очень большую новость и открытие, они все разные.
Басиния Шульман:
Что вы говорите.
Сергей Скрипка:
Сам не мог представить, все разные. Это поразительно, насколько они разные. Потому что кто-то заранее на тебя смотрит, как на соратника. Ты приходишь и начинаешь с ним работать, он тебе доверяет. Но это не так много, таких людей.
Михаил Довженко:
Так же должно быть, по идее.
Сергей Скрипка:
Понимаете, как должно быть. Все должны быть здоровыми и богатыми.
Басиния Шульман:
А на самом деле.
Сергей Скрипка:
На самом деле, это не совсем так, и не совсем здоровы.
Басиния Шульман:
И не совсем богатые.
Сергей Скрипка:
И не совсем богатые, да. А вот были такие, которые меня категорически не хотели просто, сделали всё, чтобы меня со смены убрали, парочка у меня таких была встреч. Это такие, знаете, полярные совершенно. А были очень многие, с кем я постепенно стал соратником. Тот же Дашкевич, тот же Андрей Петров, тот же Гладков, они с удовольствием работали и с другими дирижёрами, им была со мной. Например, тот же Крылатов, он поначалу ко мне относился с насторожённостью. Потому что он привыкал к дирижёру, с которым он всегда работал, и ему не казалось, что надо менять. А потом мы с ним сошлись и прекрасно работали. У каждого всё зависит от того, как человек контактирует. Какой он в жизни, такой и в работе, как правило.
Михаил Довженко:
Музыка какого композитора у вас состоит в качестве рингтона на телефоне?
Сергей Скрипка:
В качестве рингтона на телефоне у меня стоит оригинальный рингтон того производителя, который.
Басиния Шульман:
Правда?
Сергей Скрипка:
Я не буду его называть.
Басиния Шульман:
То есть это не Ода к радости.
Сергей Скрипка:
Нет, никак не ода.
Басиния Шульман:
Не то, что Вас привело к дирижированию.
Сергей Скрипка:
Нет.
Михаил Довженко:
У Греческого заставка к Ералашу стоит на телефоне.
Сергей Скрипка:
Странно, если бы у него что-то другое было.
Михаил Довженко:
У Каневского из «Следствие ведут ЗнаТоКи».
Сергей Скрипка:
У Леры Ланской стоит.... У каждого своё.
Михаил Довженко:
Всё-таки хочется, чтобы вы озвучили эту чудесную историю про то, как однажды, когда ваша фамилия начала появляться в титрах, у вас такое трогательное общение с милицией произошло.
Сергей Скрипка:
Вы знаете, я очень скучаю по этим временам, потому что легче было жить. И милиция, и таможня, и все смотрели кино. И когда в начале вот такими буквами пишется дирижер Скрипка, то поневоле оседало. Поэтому когда меня однажды недалеко от Мосфильма, что тоже любопытно, остановил очень интеллигентного вида работник ГАИ.
Басиния Шульман:
Уже смешно.
Сергей Скрипка:
Нет, не смешно, почему, они в таких местах.
Михаил Довженко:
Особенно рядом с Мосфильмом.
Сергей Скрипка:
Особенно рядом с Мосфильмом, на Рублёвке, с ними даже приятно очень общаться. Он начал издалека, посмотрел, говорит: скажите, а ваш дедушка не работал в кино? Я сразу понял, что я очень молода выгляжу. Я говорю: вы знаете, нет. Он говорит: а папа? Я говорю: знаете, и папа не работал. На лице отразилось такое отчаяние: а кто же тогда? Я так, знаете, скромно помялся и говорю: вы знаете, вообще-то это я. И вот тут надо было видеть, он мне отдаёт документы и говорит: для меня большая честь вас остановить.
Басиния Шульман:
Прелестная история.
Сергей Скрипка:
Прелестно было, и на таможне у меня были такие же случаи, когда человек совершенно замученный, там все над ним нависли. И когда я даю ему, ноты я получал, как-то ноты прислали из Шотландии, и он, знаете, так не долго думая, берет чистый лист бумаги и мне его подсовывает. А я уже не спрашиваю, я пишу, как вас зовут, пишу, ему отдаю.
Басиния Шульман:
С фамилией вам точно повезло.
Сергей Скрипка:
Это же прекрасно. Я бы там ещё день стоял, а так замечательно всё.
Басиния Шульман:
У меня вопрос про преподавание. Вы же профессор Гнесинской академии, преподаёте, у вас свой класс.
Сергей Скрипка:
Я преподавал, у меня был класс. До 2007г., я 27 лет преподавал, пока не понял, что надо идти на покой. Хватит, а то слишком много всего и невозможно. У меня не было ни одного выходного. Суббота у меня Гнесинка, а воскресенье у меня Жуковский. Я до сих пор работаю в Жуковском. Но надо же немножечко и о душе подумать, и о теле тоже подумать, потому что оно просто уже не справлялось.
Басиния Шульман:
Там просто очень интересно, я прочла ваше высказывание о преподавании, о ваших учениках. Не просто об учениках, а вообще о поколении следующем дирижёров, что очень сложно воспитать, потому что в классе нет возможности работать с большим оркестром. Соответственно, вы всё время работаете с инструментом, с роялем, это немножко другая история, действительно.
Сергей Скрипка:
Вы знаете, я такую работу, я называю её боксёр-заочник. Тебе могут рассказать, как надо. Это я как-то предлагал, там ещё ректор был Сергей Михайлович Колобков, он хотел открыть симфоническое дирижирование. Сергей Михайлович, а давайте откроем космонавтику у нас. Он так сел: с ума сошли? А почему, говорю, построим муляж корабля, расскажем, что если за эту ручку дёрнуть, то корабль начнёт взлетать, вот за эту катапультироваться. Говорю, у нас же сейчас такое точно обучение. Мы же за роялем не можем объяснить, как звучит гобой, как он сливается с кларнетом, как вообще этот баланс выстраивать в оркестре, как его выстраивать, на чём, у нас нет оркестра, с которым можно работать. В консерватории был оркестр такой, сейчас, по-моему, тоже есть, он назывался производственный. Его держали специально для дирижёров, тех, кто обучается. Плохой оркестр, слабенький, но если вдруг у дирижёра что-то такое излучалось, оркестр тут же собирался и могли что-то очень неплохо сыграть.. Во всяком случае, такой оркестр, который не сами играют, а из которого надо что-то делать, это очень полезно. Потому что просто от тебя требуется что-то такое, дожми, сделай, чтобы что-то получилось. То есть надо немножко прилагать усилия большие, поэтому я считал, что это всегда было полезно. И у нас был этот оркестр. Иногда мы с ним даже сдавали экзамены, прекрасно.
Михаил Довженко:
В своих интервью вы говорите о том, что это больше зависит от конкретного дирижёра, результат, который даёт и оркестра и дирижёр. И говорите о том, что это как раз заметно на конкурсах.
Сергей Скрипка:
Это да, но прежде, чем ты пойдёшь на конкурс, пожалуйста, научись чему-нибудь. Где можно научиться? Это как пианисты, знаете, разлиновывают клавиши на столе и сидят.
Басиния Шульман:
Да, это правда.
Сергей Скрипка:
Это ни души, ни звучания, ничего. Это просто чтобы пальцы. Раньше хотя бы клавиатуры, которые двигались ещё клавиши, они с собой возили, у них там длинные были переезды, по неделям.
Басиния Шульман:
Так скатываются, такие штучки.
Сергей Скрипка:
Они разные, у некоторых такие, они вытаскивают, садятся, что делать. По-моему, у Моцарта тоже такая была. Что делать, надо, это возможно. Но обучать так дирижёра невозможно. Почему в консерватории получается результат, потому что были условия. Тоже не совсем такие, которые хотелось бы, хотелось бы, чтобы учебный план выполнялся больше. У нас там много чего интересного было в учебном плане. Ну, например, штрихи мы проходили буквально одно или два занятия было всего, а там часов была ого-го. То есть были свои недостатки, но всё равно мы получали самое главное, дирижирование три раза в неделю и два раза производственный оркестр. Это же здорово.
Михаил Довженко:
Где вас сейчас можно слушать ваш оркестр, с вами вместе.
Сергей Скрипка:
Наш оркестр постоянно звучит в филармонии, в зале Чайковского. У нас в 14 лет, с шестого года, 14 лет у нас абонемент, называется «Живая музыка экрана». Что это такое? Это каждый раз в абонементе четыре концерта. Сейчас уже сложился определённый, это не стереотип, просто определённый уже образ этого абонемента. Там обязательно есть какая-то программа авторская, какого-то композитора. В этот раз у нас будет Евгений Крылатов. Дань памяти ему. У нас будет очень любопытный концерт, я уже два абонемента смешиваю, допустим, Гайдай и.
Михаил Довженко:
Зацепин.
Сергей Скрипка:
Зацепин.. В смысле Гайдай и Данелия. Там будет Зацепин и Петров, Канчели и т.д., все, кто с ними работали. Там и Фиртич, там много народу будет. Потом у нас будет концерт, который посвящён двум соратникам, людям, которые родились буквально с разницей в 2 дня. У них то ли столетие, то ли девяностолетие, сейчас боюсь соврать, у меня на цифры плохая память. Это Михаил Зив и Григорий Чухрай, вот их три фильма, которые они сделали. Это «Чистое небо», «Баллада о солдате» и «Трясина». Вот мы эти три фильма, у нас будет концерт, посвящённый им. Потом у нас уже сложился такой цикл, мы каждый год идём по десятилетию, по 15 примерно лет. Сейчас у нас был первый концерт, который ведёт Евгений Марголит, человек, который знает всё и ещё немножко. Которому безумно интересно и он потрясающе общается с залом. Первый у нас был, это история, первое звуковое кино, первые фильмы где-то до войны, этот период мы охватили. Следующий будет сороковые годы, потом будут военные и послевоенные фильмы. То есть вот так мы потихоньку идём, целую панораму нашего советского российского кино.
Михаил Довженко:
Очень интересно. Кто приходит на эти концерты, что за публика?
Сергей Скрипка:
Вы знаете, у нас удивительно, вернее неудивительно, мне кажется, что это неудивительно. Потому что мы, во-первых, играем только ту музыку, вообще, в принципе, наша вся советская киномузыка, она вся была профессиональная, вся абсолютно. Просто не допускали вот этих, которые сейчас приходят иногда, они просто не могли даже подойти близко.
Басиния Шульман:
Вы про композиторов?
Сергей Скрипка:
Я про композиторов. Сейчас приходят, которые ноты не знают. Понимаете, композитор, который не знает ноты.
Михаил Довженко:
Маккартни тоже про себя говорит, что он ноты так и не выучил, а ораторию написал.
Сергей Скрипка:
На здоровье. Если это Маккартни, который в состоянии написать те мелодии, которые будут жить и будут они ещё жить, и 100 лет будут жить, и 200 будут жить. Каждое исключение только подтверждает правило. На моей памяти только Юрий Антонов, я с ним работал однажды, так прорвался, как он очутился там, не знаю, но это редкий случай.
Басиния Шульман:
И вот вы начали говорить, что мы работаем только.
Сергей Скрипка:
У нас та музыка, которую мы играем, она высококачественная. Мы стараемся её также высококачественно играть. Плюс ко всему мы даём возможность эту музыку услышать без шумов, без того, чтобы её зажали под реплики, вот она звучит так, как она написана.
Басиния Шульман:
А экран у вас есть задействован?
Сергей Скрипка:
Экран у нас задействован, то есть это получается удивительное сочетание, когда музыка главенствует, не экран, а музыка. Они просто усиливают друг друга, и это всегда интересно. Иногда мы даём, например, те варианты, которые в фильм не вошли. Например, «Летят журавли», там был другой финал. Тот финал, который уже мы к нему привыкли, они уходят вдвоём в самом конце, звучит такая победная музыка: все у тебя будет хорошо, девушка, тебя коллектив примет в свои крепкие объятия. Но это не так было. У того же Вайнберга, там была такая, очень щемящая, курлыкающая мелодия, там летели журавли, и вот так заканчивался этот фильм. Но не мог же так заканчиваться советский фильм, понимаете. Поэтому был написан другой финал. А мы сыграли вот этот. Знаете, впечатляет сильно, очень сильно. И часто бывает, мы показываем какие-то варианты. У нас даже была одна программа, где мы вообще просто дурачились в своё удовольствие. Мы там показали, кто у кого что украл из композиторов.
Михаил Довженко:
Кстати, очень интересно.
Басиния Шульман:
Тема плагиата.
Сергей Скрипка:
Показали, это было очень смешно.
Михаил Довженко:
Никто не обиделся из ныне живущих?
Басиния Шульман:
Там Брамса, наверное, много.
Сергей Скрипка:
Совершенно верно.
Басиния Шульман:
Это везде, во всех фильмах просто.
Сергей Скрипка:
Совершенно верно. Когда мы делали с Говорухиным картину «Не хлебом единым», там четвёртая Брамса, он попросил: давать вот эту мелодию, из третьей. Я говорю: тут только через мой труп.
Басиния Шульман:
Давайте уже какую-нибудь другую.
Сергей Скрипка:
Он говорит: а почему. Я говорю: а потому что невозможно, все, абсолютно. Короче, в этом концерте мы показывали, как озвучивали шаги, там мешочки с крахмалом жали, публика умерла со смеху.
Басиния Шульман:
Как по снегу ходят?
Сергей Скрипка:
Да, как по снегу ходят. Много вот таких вещей. Мы показали, как работают с кликом, только мы клик уже пустили в зал.
Басиния Шульман:
Прямо через динамики.
Сергей Скрипка:
Да, и шёл вот этот экран, показали, как клик побежал вперёд и мы побежали вместе с кликом. То есть мы показали, как это делается. Я в конце сказал публике: вы скажите, вы представляете себе, вот вы сидите в оркестре, у вас уши, и вот это вы слышите в течение целого дня. Вы понимаете, за что музыкантам платят деньги?
Басиния Шульман:
Теперь-то вы понимаете?
Сергей Скрипка:
Да, теперь-то вы понимаете все подводные камни этой профессии. Там ещё было.
Басиния Шульман:
Слушайте, это гениально, вы сами придумываете это всё?
Сергей Скрипка:
Да.
Басиния Шульман:
Прямо всю концепцию, это классно.
Сергей Скрипка:
Сейчас у меня совершенно потрясающий соратник, это Сергей Капков, это человек, который.
Басиния Шульман:
Тот самый?
Сергей Скрипка:
Какой тот самый?
Басиния Шульман:
Который занимался всеми.
Сергей Скрипка:
Культурой? Нет, это его полный однофамилец, у них только отчества разные. Сергей Капков, это человек, который знает всё о мультипликации, который написал много книг об актёрах, знаком, по-моему, был со всеми старухами нашими, со всеми абсолютно. Сейчас, говорит, уже никого.
Басиния Шульман:
Старухи, это Раневская?
Михаил Довженко:
Он, по-моему, документальный фильм снял.
Сергей Скрипка:
Он снял документальный фильм о нашем оркестре, великолепный фильм, «Симфония экрана». Он, кстати, есть в YouTube, его можно посмотреть. Потом он организатор премии Икар, мульт премии. Инициатор и главный продюсер так называемых джемов, которые снимали, как это делалось. Допустим, мы брали в исполнении нашего оркестра, мы специально записывали, находили возможность записать левым образом, допустим, мы записали «Аниматанго» таким образом. Знаменитую Кумпарситу. И вот её нарезают на 20 секунд и 20 разным мультипликаторам. Никто не знает, что снимает его приятель. И потом всё это соединяют совершенно уже следующие люди, соединяют всё это вместе. Это очень смешно. «Аниматанго» тоже посмотрите, вы получите огромное удовольствие, оно есть тоже в YouTube. Так что Серёжа, он человек невероятный, такой многосторонний. И мы с ним последнее время работаем душа в душу, поэтому очень просто. Хотя труднее стало находить темы такие, чтобы. Когда нас озаряет, мы тут же моментально начинаем дорабатывать, и счастливые. Сейчас надо уже новый абонемент делать, это сложно.
Басиния Шульман:
Это на следующий год, получается.
Сергей Скрипка:
Да, и у нас ещё замечательная Катя Кудина, она работает на телевидении в основном, но она у нас все эти экраны делает. Человек, который умеет мгновенно, когда она всё это делает, я не знаю, это профессионал такого уровня. Я просто ничего не понимаю. Я говорю: Катя, надо будет сделать. Я уже сделала. Когда? Я сижу, уже всё сделала. И она умеет посмотреть, допустим, те же самые «Долгая дорога в дюнах» и выбрать там такие кадры, которые она монтирует и получается в этом ролике 3-х минутном весь фильм, вся история проходит. Это надо уметь.
Басиния Шульман:
Это надо уметь, конечно.
Сергей Скрипка:
Я вам скажу ещё, что у нас был очень любопытный концерт, у нас ещё один абонемент теперь. В филармонии два, там тоже у нас три концерта абонементы. Но там у нас такой экспериментальный абонемент, мы там делаем вообще что хотим. Да простит меня филармония, она конечно всё это утверждает, всё это проходит через них, но мы там себе иногда позволяем чуть-чуть больше вольностей. У нас был концерт, который назывался «На грани». Это был концерт, в котором у нас было всё: и фильмы ужасов, и фильмы типа «Хостел», я впервые сам увидал этот «Хостел». Бедная Катя три «Хостела» просмотрела, чтобы найти нужный.
Басиния Шульман:
А что это такое, «Хостел»?
Сергей Скрипка:
Это жуть какая-то, я не хочу эту мерзость рекламировать. Это не просто фильм ужасов, это садистский фильм, понимаете. Там перепиливают сухожилия, там чего только. Бедная Катя.
Михаил Довженко:
А вы зачем это берёте?
Сергей Скрипка:
У нас, во-первых, музыка есть, очень неплохая музыка. Мы естественно, дали не самые страшные кусочки, просто чтобы понять, что этот жанр существует. Но нельзя совсем его игнорировать. И эротические фильмы мы показали, ту же «Эммануэль».
Басиния Шульман:
Друзья мои, я вас вынуждена прервать, потому что.
Сергей Скрипка:
На самом интересном месте.
Басиния Шульман:
На самом интересном месте, про эротические фильмы, я вынуждена всех прервать. К сожалению, у нас кончается время, кончилось уже. Огромное вам спасибо, дико интересно, мы прямо будем счастливы, если вы ещё раз к нам придёте и мы ещё.
Сергей Скрипка:
Мы не договорили про «Эммануэль», точно.
Басиния Шульман:
Мы очень много о чем не договорили. Большое вам огромные спасибо, приходите к нам ещё.
Михаил Довженко:
Спасибо большое.