Алена Миронова-Ходорович:
Программа «Образ времени». У нас в гостях врач-офтальмолог Александр Трубилин и пластический хирург Амина Кибишева. Сегодня тема интересная: «Лазер в медицине».
Александр, для чего нам нужен лазер? Глаза. Что мы делаем с ними?
Александр Трубилин:
Лазерные технологии плотно вошли в медицинскую практику, и офтальмология, наверное, одна из тех дисциплин, в которых есть самое разнообразное количество лазеров, самые разнообразные их виды.
Алена Миронова-Ходорович:
Лазеры друг от друга ещё и отличаются?
Александр Трубилин:
Конечно. Стоит, наверное, начать с небольшого систематического разделения лазеров. Есть лазеры деструктивные, которые призваны разрушать ткани. Но, слово «разрушение» немного пугающее, а на самом деле…
Алена Миронова-Ходорович:
Допустим, катаракта или что-то, убирается же лазером, она разрушается, или как?
Александр Трубилин:
И да, и нет. С катарактой отдельный случай. В офтальмологии есть лазеры, которые разрушают, есть лазеры, которые, наоборот, спаивают, есть лазеры, которые выпаривают, и так далее. Глаз – очень тонкая структура.
Алена Миронова-Ходорович:
А где вы работаете? В какой клинике?
Александр Трубилин:
Я работаю в Клинике семейной офтальмологии профессора Трубилина. Это наша семейная клиника, там трудятся мой отец, моя мать, там трудимся я и моя жена. У нас целая династия, мы все работаем в одной области.
Глаз – очень нежная структура, и технологически нужно было найти способ, который мог бы неинвазивно, без воздействия пинцетов, острых, режущих инструментов воздействовать на глаз. Лазер – большая находка для нас, потому что лазером мы можем, посветив в глаз, что-то там отремонтировать, что-то починить, коагулировать.
Алена Миронова-Ходорович:
А не страшно, что там чуть-чуть, полмиллиметра вправо, влево, и уже что-то не так?
Александр Трубилин:
Конечно, есть такой риск, поэтому у лазерных установок существуют различные системы безопасности, существуют различные трекеры, которые отслеживают воздействие и определяют безопасные зоны воздействия лазера. Существует визуальный контроль. Наконец, опыт хирурга, который работает с лазером.
Алена Миронова-Ходорович:
У вас много народу работает? Помимо вашей семьи, кто еще есть, или только ваша семья?
Александр Трубилин:
Нет, у нас достаточно камерная клиника. Конечно, есть еще доктора. Они, так или иначе, связаны с нами, потому что мы работаем на кафедре офтальмологи Института повышения квалификации, и все наши доктора –выпускники разных лет этой кафедры. Мы берем к нам в клинику лучших из лучших.
Алена Миронова-Ходорович:
Как вы выбираете специалиста, и как человеку выбрать специалиста, к которому прийти?
Александр Трубилин:
Нам-то выбрать легко, потому что мы знаем объективные критерии, а пациенту со стороны, конечно, сложно. Нужно ориентироваться не на регалии и звания, которые красиво описаны на сайтах клиник; нужно смотреть на объективные параметры. Нужно смотреть, выпускник какого института специалист, смотреть, есть ли у него научные публикации, насколько он активно вовлечен в научную среду. Наконец, посмотреть отзывы пациентов, что немаловажно.
Алена Миронова-Ходорович:
Отзывы бывают неоднозначные. Кто-то кому-то понравился, кому-то нет.
Александр Трубилин:
Есть, конечно, субъективный критерий, от него никак не уйти, но, медицина сложная структура, поэтому…
Алена Миронова-Ходорович:
Я знаю, поэтому я не стала. Я закончила Дрезденский университет и не стала работать врачом. Мне хватило двух недель.
Александр Трубилин:
Но, никто насильно лечить не будет, поэтому важно найти контакт. Нужно прийти на консультацию, посмотреть, как с вами беседует врач, насколько он деликатен, насколько аккуратен, насколько он вызывает лично у вас доверие. Доверие очень важно. В работе врача и пациента нужно быть вместе, чтобы пациент полностью доверял врачу, только тогда получится добиться успеха.
Алена Миронова-Ходорович:
То есть не бывает, как в известном фильме: «Резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонитов!»?
Александр Трубилин:
Мы другими словами. Конечно, бывает. Если никаких других способов лечения нет и только хирургическое воздействие может оказать максимальный эффект, то да, я так скажу, но другими словами, конечно.
Алена Миронова-Ходорович:
В какой ситуации нет других способов лечения?
Александр Трубилин:
Есть, например, такие заболевания как, скажем, та же катаракта, естественный процесс старения хрусталика. Мы никак не можем ни медикаментозно, никакими упражнениями, диетами и прочим никак повлиять на появление вновь прозрачности у хрусталика. Катаракта – это помутнение хрусталика. Единственный способ – заменить его на искусственную линзу, то есть удаление и замена на искусственную линзу.
Алена Миронова-Ходорович:
А нет лазера, который его просто осветлит? Очистит, и он будет прозрачный?
Александр Трубилин:
К сожалению, пока нет. Есть лазеры, которые выполняют определенные этапы операции. То, что мы обычно выполняем мануально, – есть лазерные установки, которые помогают сделать в автоматическом режиме. Есть определенные плюсы и минусы применения такой технологии. Технология достаточно новая. Что заметили со временем? Что нет объективных преимуществ применения лазера по сравнению с опытным хирургом, который мануально может выполнить все то же самое с не меньшей точностью.
Алена Миронова-Ходорович:
По большому счету, без разницы, хирург со скальпелем, условно, и лазер? Разницы нет, я правильно услышала?
Александр Трубилин:
В контексте хирургии катаракты, если брать опытного хирурга, то разницы нет. Но, естественно, хирург не только руками делает. Есть специальные ультразвуковые установки, которыми мы работаем, через микропроколы и так далее.
Но у лазера в офтальмологии есть и другие области применения, где только лазер может помочь. Например, хирургия сетчатки. При наличии кровоизлияний на сетчатке вследствие проявления сахарного диабета или микроразрывов сетчатки. Там лазер в помощь нам.
Алена Миронова-Ходорович:
Давайте уточним. Вы сказали: сахарный диабет. Сахарный диабет не излечим. То есть вы проводите операцию на глазах при сахарном диабете, но ведь дальше будет то же самое, болезнь прогрессирует, и, соответственно, будет отражаться на глазах, условно.
Александр Трубилин:
Да, офтальмолог не лечит сахарный диабет. Офтальмолог лечит осложнения, связанные с сахарным диабетом, диабетическую ретинопатию. Конечно, нам нужно иметь плотный контакт с эндокринологом, с терапевтами, чтобы мы вместе помогали пациенту. Эндокринолог лечит проявления основного заболевания, мы лечим осложнения. На глазах сахарный диабет осложняется достаточно часто. Зачастую при помощи офтальмолога эндокринолог и ставит диагноз сахарный диабет, когда, осматривая сетчатку пациента в рамках рутинного диспансерного осмотра, мы находим проявления сахарного диабета и отправляем пациента на дообследование, где пациенту впервые устанавливается такой диагноз. Но, даже если у пациента декомпенсированная стадия сахарного диабета, есть осложнение на глаза, мы же не можем оставить его с этим осложнением. Несмотря на то, что у пациента декомпенсированный сахарный диабет, нам все равно нужно лечить глаза. Тем самым мы дополнительно аргументируем пациенту важность контроля своего основного заболевания.
Алена Миронова-Ходорович:
А, допустим, миопия или еще что-нибудь такое, тоже лазером лечится?
Александр Трубилин:
Близорукость не лечится, нужно сразу обозначить. Существует лазерная коррекция зрения.
Алена Миронова-Ходорович:
Делается надрез? Что такое «лазерная коррекция»?
Александр Трубилин:
Близорукость – это состояние глаза, так развилась оптика глаза. Человек плохо видит вдаль, но достаточно неплохо видит вблизи. «Близорукий» – близко расположенные руки, близко расположенный текст. Лазерная коррекция – лишь один из способов коррекции. Близорукость можно корректировать очками, контактными линзами, но, если человек не желает использовать вспомогательные способы коррекции, тут ему в помощь лазерная коррекция зрения. Мы не лечим близорукость, мы ее компенсируем, корректируем таким способом. Лазер работает на роговице глаза. В глазу есть две линзы: поверхностная роговица и внутри, собственно, хрусталик глаза. Роговица – это поверхностная, если часы представить, то как часовое стекло сверху механизма. У этой линзы есть определенная диоптрийная сила – порядка 43 диоптрий. То есть у нас есть некий диапазон, в котором мы можем работать с пациентом. Проводя лазерную коррекцию, мы при помощи лазера исправляем фокусировку лучей. Мы, работая на этой линзе, придаем ей новую поверхность, новую степень преломления, и тем самым посылаем оптические лучи туда, куда нужно, – на центр сетчатки.
Алена Миронова-Ходорович:
То есть вы делаете надрезы или что? Как вы это корректируете?
Александр Трубилин:
Есть разные методы лазерной коррекции. Исторически, самый первый способ – лазерный луч направляли на поверхность глаза, тем самым задавая новую поверхность. Хорошая технология, она уже проверена временем, и мы знаем ее определенные плюсы. Но есть и минусы: более долгое восстановление. Нельзя говорить о том, что, встав из-под лазера пациент сразу видит, нет. На следующий день зрение тоже будет неидеальным, глазу нужно восстановиться. О хорошем зрении можно говорить где-то через 5–7, иногда 10 дней.
Алена Миронова-Ходорович:
Скажите, глаз заклеят? Сделали коррекцию, глаз заклеивают на какое-то время?
Александр Трубилин:
Нет, пациент уходит с открытыми глазами.
Алена Миронова-Ходорович:
Все операции делаются без наркоза? Глаз – нечувствительный орган?
Александр Трубилин:
Глаз – очень чувствительный орган. Вы наверняка замечали, что, если хотя бы маленькая соринка попадет в глаз, ресничка попадет, то сразу ощущение, что туда насыпали очень много песка. Глаз – очень чувствительный орган, но, вместе с тем, что он чувствительный, он хорошо поддается анестезии. Достаточно закапать несколько капель анестетика – и чувствительность пропадает. Операцию можно выполнять под местной анестезией, не требуется никаких наркозов. Пациент ничего не чувствует. Мы не трогаем глаз, мы только светим туда лазером и ярким светом.
Более современные технологии предполагают более быстрое восстановление, что очень важно, потому что пациенты, которые обращаются к нам за лазерной коррекцией, хотят получить зрение уже сейчас, здесь и сегодня. Технологии не стоят на месте, и была предложена техника LASIK, которая у всех на слуху. В поверхностных слоях роговицы формируется лоскут, затем он убирается, лазер обрабатывает глубокие слои, лоскут укладывается на место, и поверхность как будто не подвергалась воздействию. Зрение восстанавливается достаточно быстро, уже в течение нескольких часов после операции. Большинство наших пациентов уже на следующий день после операции приезжают за рулем, без использования очков, контактных линз, то есть они получают эффект очень и очень быстро. LASIK крайне эффективная процедура.
Алена Миронова-Ходорович:
Даже если два глаза оперировать?
Александр Трубилин:
Мы всегда оперируем два глаза пациентам.
Алена Миронова-Ходорович:
Допустим, один глаз бывает –2, другой –8. Надо ли –2 оперировать при операции –8? Бывает же, астигматизм, еще что-то. Я так понимаю, астигматизм не лечится ни лазером, ничем.
Александр Трубилин:
Лечится. Лечится лазером, и очень эффективно, причем. Если отсутствуют противопоказания, то нужно корректировать, чтобы у пациента не было близорукости как таковой. Пациент идет на операцию, он желает получить результат. С –2 он не будет доволен, он не будет видеть по-прежнему. Поэтому и –2, и –8 можно убирать, если пациент желает. Когда имеется такая разница между глазами, то уже не просто желание пациента откорректировать – это медицинское показание для проведения лазерной коррекции, потому что никаким другим способом нельзя пациенту создать бинокулярное зрение, полноценное восприятие картинки двумя глазами. При такой большой разнице бинокулярного зрения практически не бывает.
Алена Миронова-Ходорович:
Тот случай, когда вы говорите: «Резать к чертовой матери!»
Александр Трубилин:
Тот случай, когда мы говорим, что, действительно, наиболее оптимальным способом для пациента будет являться хирургическая коррекция при помощи лазера, потому что никакие очки нужную коррекцию не дадут.
Алена Миронова-Ходорович:
Амина, а в пластике лазер ведь тоже используется? Шлифовка швов, например.
Амина Кибишева:
В косметологии лазерные технологии широко используются в коррекции рубцов, в устранении пигментации и в устранении мелких сосудистых новообразований на лице. Как относиться к лазеру? Я сейчас слушала своего коллегу офтальмолога. А если я вам задам вопрос: а как относиться к послеоперационному астигматизму?
Александр Трубилин:
Смотря после какой операции он возник.
Амина Кибишева:
При коррекции зрения, мы сейчас говорим в целом о лазерных технологиях, наверное, о плюсах и минусах?
Александр Трубилин:
Да.
Амина Кибишева:
Вообще, сама методика воздействия, может быть, даже независимо от лазера, при коррекции близорукости не исключает послеоперационного астигматизма, и это одна из проблем, наверное, при коррекции?
Александр Трубилин:
Не совсем так. С точки зрения хирургии, лазерная коррекция – достаточно простая процедура в плане мануальных навыков. Очень важны правильное определение и показаний, и противопоказаний для проведения операции. Очень важен этап планирования, поскольку при лазерной коррекции мы задаем параметры в лазер и дальше на них повлиять мы никак не можем. Мы нажимаем на педаль машины и лазер светит. Он выбьет, и воздействует на роговицу ровно таким способом, который мы запрограммировали. Важно, чтобы мы учли все нюансы и спрогнозировали, будет остаточный астигматизм или не будет.
Амина Кибишева:
Вы согласны, что это невозможно предсказать или гарантировать?
Александр Трубилин:
Я не согласен.
Амина Кибишева:
Не согласен с тем, что нельзя гарантировать такое осложнение?
Александр Трубилин:
В виде послеоперационного астигматизма? Мы можем говорить о разных вещах, потому что есть очень серьезное осложнение лазерной коррекции, которое называется кератэктазия. Это состояние, когда роговица перестает держать свою исходную форму после воздействия лазера или какой-либо другой процедуры ― механических насечек, алмазных и так далее. В этих случаях стоит говорить не о лазере как таковом, а вообще о необходимости и целесообразности оперироваться. Если такая ситуация возникла, нужно смотреть, правильно ли были учтены параметры, и, возможно, присутствовали противопоказания для проведения лазерной коррекции, например, тонкая роговица. Исходно тонкая роговица.
Амина Кибишева:
Извините, пожалуйста, что я вас перебиваю, но мы сейчас вдаемся в некоторые нюансы и подробности. Я не хочу казаться зловещим правдолюбцем, который отрицает новые технологии, но я всегда отношусь очень критично и очень настороженно, когда информация подается в одном ракурсе. Нет ни одного метода, нет ни одной технологии, которая бы не имела своих плюсов и минусов.
Александр Трубилин:
Безусловно, вы абсолютно правы.
Амина Кибишева:
Да. То, что надо планировать. В косметологии широко используются лазерные технологии, но почему я часто освещаю другую сторону медали? Не потому что я хочу быть тем, кто что-то критикует, а для того чтобы пациент, который приходит к нам на прием, знал, что существует другая сторона медали и есть осложнения. Пациент приходит и говорит, что ему Google подсказывает. Что значит «Google подсказывает»? Это информация, которую мы забрасываем в Интернет, мы подаем ее в одностороннем порядке. В этом заинтересован производитель, и врачи в том числе. Следующий этап – выбор пациента, но он должен быть ознакомлен.
В косметологии и в пластический хирургии лазер широко используется для устранения, например, стрий. Стрии – это растяжки после беременности, либо при резком наборе веса, когда в нижних слоях кожи из-за сниженной эластичности происходит разрыв и образуются рубцы. Стрии – это, фактически, рубец. Мы часто видим рекламу, когда приглашают на устранение стрий лазерной технологией. Никогда никакие стрии лазером устранить невозможно, никогда никакой рубец устранить лазерными технологиями невозможно. Можно скорректировать патологический рубец, привести в норму атрофический. Но если рубец есть, он будет всегда.
Алена Миронова-Ходорович:
То есть неважно, шлифовка, не шлифовка?
Амина Кибишева:
Что такое шлифовка? Шлифовку раньше использовали при гипертрофическом либо келоидном рубце. При келоидном рубце в меньшей степени. Снимают верхнюю, выступающую поверхность рубца для того чтобы устранить перепад между возвышающейся частью рубца и кожей. Лазерная шлифовка, мы снимаем и уравниваем высоту рубца и кожи. Но там, где был рубец, всегда будет рубец. Заблуждение, что после косметических операций, используя лазер, можно убрать рубец.
Алена Миронова-Ходорович:
Хорошо, а как убрать тогда? Как убрать растяжки?
Амина Кибишева:
Никак. Никогда не уберешь.
Алена Миронова-Ходорович:
Абдоминопластика?
Амина Кибишева:
Нет. Обратите внимание, что после абдминопластики все фотографии «до» и «после» всегда в нижнем белье, именно для того чтобы не показать, как выглядит рубец после абдминопластики, потому что рубец есть и будет.
Знаете, в чем сложность новых технологий, которые к нам приходят? Я не специалист в области биологической физики, но, если логически подумать, то мы должны понимать, что нет никакой новой технологии, которая бы решала проблему стопроцентно. Пигментация – да, можно устранить, сосудистые звездочки – да. Каждый лазер имеет свои параметры, свою цель и назначение. Если мы говорим о сосудистых новообразованиях либо о пигментации, – лазерный луч реагирует на пигмент. Так же и эпиляция. Если у тебя жесткий волос, темный волос, лазер реагирует на пигмент, ― таким образом мы достигнем своей цели. Если белые волосы, седые, либо тонкие, ― лазерные технологии не работают. В косметологии широко распространен фракционный лазер. Что это такое? Подается лазерный луч, их много, они отличаются диаметром и расстояниями между друг другом, то есть как сито. Луч подается сверху, диаметр самого луча может быть разным, расстояние между точками тоже может быть разное. Получается, что мы выжигаем столбец эпидермиса и дермы на всю толщину. Мы выжигаем кожу, и на этом месте образуется рубец. Рубец ригидный, кожа сокращается. Таким образом мы привносим рубцовую ткань, неэластичную, которая, как считается, будет держать кожу.
Алена Миронова-Ходорович:
То есть это вредно?
Амина Кибишева:
Это, может быть, не вредно, хотя, насколько влияют лазерные, насколько вообще влияет воздействие физических факторов на организм, – уже задача биологов, физиков и других специальностей. Но есть ограниченные результаты и совсем не всесильное воздействие. Я всегда пациентам говорю ― тем, которые с порога приходят с готовыми решениями: почему тогда косметологи, пластические хирурги оперируются, если все воздействия имеют такой необыкновенный результат и силу воздействия? Лазерные технологии имеют место, но нужно понимать, что возможности лазерных технологий пока что ограничены. В перспективе, конечно, все будет развиваться. Но, я думаю, что природа всегда придумает новые заболевания, с природой еще никто не справился.
Александр Трубилин:
Да, природа придумает что-нибудь поинтереснее, чем рубец или стрии, поэтому, конечно, если пофантазировать, то будущее не за лазерами, а за медикаментами, таргетной терапией и так далее. Они будут при помощи инъекций внедряться в слои кожи и там каким-то образом растворять рубец. Если пофантазировать, конечно.
Алена Миронова-Ходорович:
А если пофантазировать, то в Институте стали и сплавов на кафедре биохимии уже выращивают свои зубы. Они что-то делают, не знаю. Скоро вместо имплантации будут выращивать свои.
Александр Трубилин:
Да, но есть много заболеваний, есть различные виды опухолей, которые самостоятельно зубы в организме продуцируют. Поэтому, хорошо это или плохо – сложно сказать.
Амина Кибишева:
Действительно, если нашли стволовую клетку, которая может продуцировать ткань, идентичную зубу, то та же стволовая клетка может нести и онкологическую генетику. Клиницисты, как правило, мало в этом разбираются, в этом хорошо разбираются физиологи, но физиологи, как правило, больше молчат, а клиницисты больше говорят, что «мы достигли, мы внедрили». Одно дело – ты выращиваешь, получаешь материал, второе дело – он должен быть интегрирован в организм. Это уже следующая задача. Тут как с пересадкой лица. Когда были проведены первые операции по пересадке лица, все СМИ говорили об этом, показывали пациентов. Но на сегодняшний день тех пациентов больше никто не показывает, и мы даже не знаем их судьбу. Да, пересадили с одного лица на другое, да, вроде бы имеем чисто техническое достижение, но никто же не отслеживает их жизнь, и мы не знаем даже, сколько людей на сегодняшний день из тех, кому пересадили лицо, живут, насколько полноценной жизнью, какова их дальнейшая судьба.
Алена Миронова-Ходорович:
Сейчас очень много делают ЭКО, и непонятно, что будет дальше с детьми, которые родились.
Александр Трубилин:
Почему непонятно? ЭКО-технологии уже много лет. Дети, которые родились от первых процедур, уже выросли. Технологии развиваются, развивается терапия, развивается наблюдение за этими пациентами. Тут-то как раз все понятно, как и с лазерами, в принципе.
Опять же, вы сказали, что технология не может быть абсолютно безопасной. Конечно, ни одна процедура в медицине не может быть абсолютно безопасной. Есть масса осложнений, связанных как напрямую с самим вмешательством, так и косвенных осложнений. Но есть мировая статистика, которая может показывать долю тех или иных осложнений.
Амина Кибишева:
Статистика, извините, вещь относительная. За какой период мы берем статистику? 10, 20 лет? Для человечества и для того, чтобы сделать выводы, это не срок.
Александр Трубилин:
10, 20 лет – не срок, да, а порядка 40 лет, что существует лазерная коррекция вполне себе период. Я не согласен здесь с вами.
Амина Кибишева:
Хорошо, тогда почему, если у нас существует такое чудодейственное средство как фракционный лазер, который вызывает омоложение кожи, мы всё с кожей делаем, профилактика старения. Почему тогда сами косметологи оперируются – те, кто работают на лазерах?
Александр Трубилин:
Не знаю. Я знаю, что существуют рефракционные лазеры в офтальмологии, и я знаю, что офтальмологи тоже оперируются при помощи рефракционного лазера, веря в процедуру, видя результаты, зная и испытывая безопасность.
Амина Кибишева:
Веря вашей процедуре, я делала рефракционную миопию – я получила астигматизм. Поэтому я очень хорошо владею данной темой. Вы не можете гарантировать, вмешиваясь в роговицу, какой степени воплощение вы получите.
Александр Трубилин:
Мы можем.
Амина Кибишева:
Вы же знаете, что вы можете в гиперметропию уйти.
Александр Трубилин:
Знаем.
Амина Кибишева:
Но, если такой метод совершенный, то почему вы уходите в побочку?
Александр Трубилин:
Но мы знаем. Мы об этом предупреждаем, что мы можем уйти в гиперметропию или можем недокорректировать. Мы также предупреждаем о том, что, если случится недокоррекция или гиперкоррекция, мы ее повторно выполним, исправим.
Амина Кибишева:
Вы договариваетесь с пациентом, а мы сейчас обсуждаем возможности и границы лазерных технологий.
Александр Трубилин:
Мы не можем в медицине ничего гарантировать и обещать. Я не знаю, как в косметологии, но мы можем говорить, что с высокой долей вероятности вы получите высокое зрение.
Амина Кибишева:
Да, я об этом как раз и говорю. Вообще, медицина – не точная наука.
Алена Миронова-Ходорович:
Кстати, я посмотрела. Первый человек родился от ЭКО в 1978 году, то есть 40 лет, не так много времени. Но следующий был в 1983, то есть прошло 5 лет, только потом родился второй ребенок.
Амина Кибишева:
Когда мы что-то подаем на рынок, вы прекрасно знаете, что каждую продукцию и каждую технологию лоббируют. Мы с вами клиницисты. Вы согласны с тем, что мы всего-навсего внедряем результаты новых исследований, которые делают не мы с вами, клиницисты, а биологи, физики, химики. Наши знания достаточно поверхностны. Приходят представители какой-то индустрии, рассказывают нам. Мы понимаем, что существуют параметры, мы знаем, как задавать в зависимости от типа кожи, то есть мы знаем клинические параметры, но мы вообще не знаем механизм воздействия. Сейчас предлагают технологии SMAS-подтяжка, лазерная SMAS -подтяжка. Для того чтобы говорить, нужно знать, как минимум, анатомию. SMAS – это структура, находящаяся под кожей, как покрывало на матрас, которая защищает жизненно важные структуры у нас на лице ― сосуды, нервы и так далее. Как лазерный луч, даже если он уходит на эту глубину, может прожечь, не затронув структуры, нервы, сосуды? Ведь много того, что просто обсуждается, но недостоверно подтверждается.
Александр Трубилин:
У каждой компании, которая создает прибор, инструмент и так далее, помимо штата технологов, физиков, различных медико-биологических служб есть еще медицинские консультанты из индустрии, опираясь на мнение которых, они как раз и разрабатывают ту или иную технологию. Перед тем как технология проникнет на рынок, перед тем как она будет активно лоббироваться, что, безусловно, происходит, технология проходит различные испытания. Есть страны, в которых достаточно серьезно регулируется внедрение новых технологий, и лекарственных средств, и медицинских изделий. Например, в США FDA. В ряде случаев в Европе даже быстрее появляется прибор, скажем, выпущенный в Америке, чем внедряется в практику в США, именно потому что должно набраться определенное количество исследований, которые подтвердили бы безопасность и возможность использования того или иного средства, фармацевтического или технологического.
Алена Миронова-Ходорович:
Но, безопасности в принципе, полностью не может быть!
Амина Кибишева:
Но, стопроцентно он не может нести гарантию, даже имея исследования.
Александр Трубилин:
Мы уже решили, что нет никакой стопроцентной гарантии. Что ж вы всё про стопроцентную гарантию?
Алена Миронова-Ходорович:
Хорошо. Александр, а те, у кого хорошее зрение, но руки короткие, тоже помогаете, с дальнозоркостью, с плюсом?
Александр Трубилин:
Помогаем, но не при помощи лазера. Существуют методы, которые могут в той или иной степени компенсировать процесс, который называется пресбиопия, но это компромиссные варианты. Об абсолютном суперзрении и супернезависимости от какой-либо другой вспомогательной коррекции здесь сложно говорить. Поэтому с пресбиопией мы боремся другими методами, а именно, рефракционной заменой хрусталика.
Алена Миронова-Ходорович:
То есть заменой хрусталика?
Александр Трубилин:
Заменой хрусталика как при катаракте, но не дожидаясь развития выраженного помутнения в хрусталике, а только убедившись, что есть пресбиопия, и пациент не желает пользоваться другой коррекцией. Мы смотрим его социальный статус, смотрим его образ жизни, кем он работает, какие у него увлечения, и решаем, подходит пациент под такой вид коррекции или не подходит. Есть определенные факторы, которые мы, как специалисты, как профессионалы, должны обязательно учитывать, и в ряде случаев нам приходится отговаривать пациента от операции, даже когда он очень настойчиво просит её сделать.
Алена Миронова-Ходорович:
Ну, ведь в любом случае инородное тело, чужой же хрусталик, искусственный, свой всегда лучше. Я правильно рассуждаю?
Александр Трубилин:
И да, и нет. Если свой не очень хороший, или бывает откровенно плохой, то зачем его терпеть в организме? Его надо поменять на хорошую прозрачную линзу.
Амина Кибишева:
Но вы сейчас говорили о том, что, не дожидаясь помутнения хрусталика.
Александр Трубилин:
Да, именно.
Амина Кибишева:
Но, помутнение хрусталика – уже плохое состояние, а вы говорите, что нужно корректировать, не дожидаясь.
Александр Трубилин:
Секунду. Я сказал не «нужно», я сказал «можно», это один из способов коррекции пресбиопии.
Алена Миронова-Ходорович:
А дальнозоркость развивает катаракту? Почему происходит помутнение?
Александр Трубилин:
Катаракту развивает не дальнозоркость, не близорукость. Катаракта – естественный процесс старения хрусталика, который может быть спровоцирован или ускорен другими факторами. У 100 % людей бывает катаракта. У 100 % людей, у всех абсолютно. У одних она доходит до выраженных стадий, до значимых, влияющих на зрение, где-то к 70-80 годам может появиться, у других она появляется уже в 40 или 50 лет. На неё влияет множество факторов, начиная от наличия сопутствующих заболеваний, того же сахарного диабета, например, заканчивая образом жизни ― курением, проживание в странах с повышенной инсоляцией и так далее. То есть много факторов могут спровоцировать раннее появление катаракты, в частности, применение гормональных препаратов. В аннотации к любому гормональному препарату написано, что со стороны глаз может привести к развитию офтальмогипертензии, или глаукомы, и к ускорению развития катаракты.
Алена Миронова-Ходорович:
Давайте подумаем, как сохранить зрение, так чтобы не прибегать ни к замене хрусталика, ни к чему? Как сохранить зрение? Гимнастики есть, еще что-то?
Александр Трубилин:
Глаз – это не изолированный орган. Глаз – это часть тела человека, поэтому важно, чтобы человек вел здоровый образ жизни, и тогда и со зрением у него будет все хорошо. Другое дело, что есть некие физиологические этапы жизни глаза, на которые мы повлиять никак не можем. Та же пресбиопия – это физиологическое состояние, когда, как вы сказали, появляется плохое зрение вблизи. Вдаль вроде все по-прежнему здорово, а ближайшая точка ясного видения все отдаляется, и отдаляется, и отдаляется. Это естественный процесс, и на него мы повлиять никак не можем, ни гимнастиками, ни витаминами, ни каплями, ничем.
Алена Миронова-Ходорович:
Подождите, значит, те, у кого миопия, с возрастом восстанавливают зрение на единицу?
Александр Трубилин:
Хорошее предположение, которое часто звучит из уст пациентов. И да, и нет. Есть, так называемая, комфортная близорукость, порядка 2,5 диоптрий. С точки зрения оптики это оптимальное зрение, которое позволяет видеть комфортно вблизи с расстояния 35-40 сантиметров, чтобы прочитать книгу, телефон. То есть вы видите комфортно газетный шрифт. Если близорукость 2,5 диоптрии, то вы по факту никогда не будете испытывать проблем с чтением вблизи, но вдаль вы как не видели, так и не будете видеть никогда. Если у вас близорукость –1, к примеру, то вы лишь на несколько лет отдалите появление пресбиопии, но она обязательно появится.
Алена Миронова-Ходорович:
Все равно, у всех?
Александр Трубилин:
Конечно, да.
Алена Миронова-Ходорович:
Амина, а есть что-то по косметологии и в пластике, что обязательно появятся морщины, складки и тому подобное?
Амина Кибишева:
Неизбежно у всех, также в 100 % случаев. Процесс старения у всех одинаковый и все выглядят примерно одинаково. Ухоженность – немножко другое. Пациенты говорят: «Почему? Можно же быть ухоженным с помощью косметологии». Да, ухоженным можно быть, но старение никто не отменит, все будут иметь морщинки. Даже можно заранее рассказать, в каком направлении каждая морщинка будет располагаться.
Алена Миронова-Ходорович:
Амина, а лазером убирают «гусиные лапки»?
Амина Кибишева:
СО2-лазером можно снять поверхностную часть кожи, эпидермис. Мы снимаем верхний слой, где атрофируется кожа и образуется морщинка, таким образом убирается перепад и морщинка как будто нивелируется. Но нет технологий, которые бы избавили лицо от морщин.
Алена Миронова-Ходорович:
Хорошо, а подтянуть?
Амина Кибишева:
Подтянуть – да. Если ты хочешь выглядеть моложе, не иметь избытков кожи, то только хирургия. На сегодняшний день никакая манипуляция в области косметологии не останавливает процесс старения, нет манипуляции, которая бы приводила к отмене операции. Кожа все равно будет растягиваться, независимо от косметологических манипуляций.
Алена Миронова-Ходорович:
Расскажите про вред лазера, все-таки.
Амина Кибишева:
К сожалению, я не могу комментировать. Я думаю, что об этом могут сказать специалисты в области биологической физики.
Александр Трубилин:
Я думаю, что вред от лазеров наносит человек, который стоит за аппаратом, который не всегда правильно и адекватно определяет показания и противопоказания к применению того или другого лазера. Конечно, ко всему надо относиться критически. Лазер ни в коем случае не панацея, сегодня здесь ясно прозвучало, все равно человек, как оператор, остается главным. Индустрия нам помогает, активно внедряя новые технологии, но нам нужно ко всему относиться критически и правильно определять показания и противопоказания.
Алена Миронова-Ходорович:
Мы с вами не затронули глаукому. По-моему, кроме лазера, глаукому ничего не лечит?
Александр Трубилин:
Нет. Конечно, радикально лечит только хирургия, полноценная полостная. Лазер – лишь один из этапов, который позволяет в каких-то сроках, случаях отдалить этап полостного вмешательства.
Алена Миронова-Ходорович:
Но, глаукома не 100 % у всех, правильно я понимаю? Что такое глаукома?
Александр Трубилин:
Глаукома не 100 % у всех. Глаукому вызывает комплекс факторов, ведущих к атрофии зрительного нерва. Одним из главных факторов является повышенное внутриглазное давление. Основная задача – создать альтернативный путь оттока внутриглазной жидкости. В ряде случаев лазером, когда мы там делаем дырочки, что позволяет жидкости лучше оттекать. Но, полноценно компенсировать состояние позволяет только хирургия.
Алена Миронова-Ходорович:
Пожелания нашим слушателям.
Амина Кибишева:
Я бы пожелала нашим пациентам более доверительно относиться к образованию и к информации той, которую подает сам врач, и меньше черпать информацию из интернета.
Алена Миронова-Ходорович:
Да. «Я читала в Интернете» – не прокатит.
Амина Кибишева:
Да. Пациент приходит уже с готовым решением, и, если ты говоришь что-то, отличное в его мировоззрении, которое сложилось на момент его прихода к тебе, то вызывает уже сомнения. Сегодня мне девушка написала: «Я основываюсь на Google», то есть на информации, взятой из Google. Но, если бы всё было так просто, то мы бы, наверное, не учились бы столько лет, а сели бы у Google. Когда ты что-то говоришь, причем, ты говоришь даже более правдиво и профессионально, но твои слова не стыкуются с его мнением, которое он берет в Google, то такого пациента можно даже потерять. Но, лучше пусть он уйдет, нежели будет с тобой конкурировать по той информации, которую ты черпал всю свою профессиональную жизнь.
Александр Трубилин:
Я абсолютно согласен с вышесказанным. Интернет – это собрание всего и вся, где очень сложно отделить правду от неправды. К сожалению, неправдой грешат не только сомнительные сайты, но и сайты клиник, которые правдой и неправдой пытаются привлечь к себе пациентов. Нужно держать лицо. Я хочу пожелать еще нашим коллегам, чтобы они уважали себя, свою профессиональную деятельность, и доводили только правду до наших пациентов. Это очень важно.
Алена Миронова-Ходорович:
Спасибо! Это была программа «Образ времени». Не доверяйте интернету, слушайте врачей и будьте здоровы!