{IF(user_region="ru/495"){ }} {IF(user_region="ru/499"){ }}


Ирина Куделина эколог, биохимик 22 апреля 2019г.
Будущее без мусора
Традиционно апрель - время субботников. Можно ли жить без мусора? Почему российские разработки по утилизации отходов не пускают на рынок?

Наталья Урмацких:

Добрый день, уважаемые слушатели и зрители Мediametrics. С вами проект Союза женских сил «Женщина вправе» с Людмилой Айвар.

Людмила Айвар:

Добрый день, уважаемые зрители и слушатели. Рада вас приветствовать в столь солнечный и радостный день. Началась весна в Москве, и прошли традиционные исторические субботники, правда, не 22 апреля, как это было принято всегда, а немножко раньше. И сегодня мы хотели поговорить о достаточно серьезной, важной теме – это альтернативные способы утилизации мусора, вообще о мусоре, о мусорном кризисе, который происходит у нас в стране, и не только у нас в стране, но и во всем мире. Мусор – это большая проблема, он не на 100 процентов перерабатывается и загрязняет нашу окружающую среду.

Наталья Урмацких:

И для этого мы позвали сегодня в гости участника совета Regnum–РАЕН по выходу из мусорного кризиса Ирину Куделину. Ирина и токсиколог, и биолог, поэтому о животном мире, о микроорганизмах и о влиянии мусора на всю экосистему планеты она знает не понаслышке и много может интересного рассказать.

Людмила Айвар:

Ирина, у нас действительно кризис? То есть уже ситуация, когда это не просто проблема, а именно кризис?

Ирина Куделина:

Этот флешмоб с бревнышком Ильича перешел в глобальную операцию «шито-крыто». Мы убираем внешней мусор, который произвели благодаря активному потребительскому отношению к окружающей среде. Мы его внешне убираем, все выглядит гладенько, прилично, особенно в эти дни, когда первая травка еще не очень пробилась, и не думаем о последствиях. Мы как из басни Крылова, те самые зверюшки, которые не смотрят наверх, не понимают, какие последствия нас ожидают. Мусор в виде осадков вполне может потом выпасть, будучи сожженным после такой уборки, который попадет на мусоросжигательные заводы. Это не только неприятный запах, это еще и твердые частицы очень сильных загрязнителей, стойких, страшных.

Людмила Айвар:

Давайте начнем с самого примитивного. Мусор, который мы производим ежедневно, бытовой мусор. Очень много всяких предложений было на предмет раздельного сбора мусора, по его облегчению, по утилизации, даже какие-то постановления по этому поводу принимались. Насколько это облегчает борьбу с мусором и насколько мы находимся в безопасности с точки зрения дальнейшей переработки? Не просто собрать бутылочку к бутылочкам, пластик к пластику, бумагу к бумаге, а дальше что с этим происходит? Ну собрали, ну иногда разделили, а дальше что с этим происходит? Какая экоситуация происходит со всем этим?

Ирина Куделина:

С этим разделенным пока нечего делать.

Наталья Урмацких:

Зря упражняемся?

Ирина Куделина:

Они будут собраны в разные красивые контейнеры, за счет этого повышены тарифы, уже в Подмосковье люди удивляются, мягко говоря, и потом они едут на одну свалку, едут на один мусоросжигательный завод, единицы мусороперерабатывающих предприятий, которые не могут доказать экологичность своей переработки. Более того, вокруг этих предприятий в Солнечногорске, например, страшная ситуация с онкологией. Этот мусор не простой, это не просто чисто бумага, чисто железо, а железо вообще никогда не доходит до мусоросжигательного завода, до свалок. Всем очевидна его полезность и возможность рециклинга металлов, но рециклинг пластика, сложного, сложносочиненного, мы не знаем, из чего на самом деле состоит тот прекрасный пакет, на котором что-то написано, потому что сертификаты тоже бывают часто ни о чем. Его состав очень сложный.

Людмила Айвар:

То есть он разный?

Ирина Куделина:

Да, как минимум восемь видов пластика есть, а контейнер предлагается один красивый. Более того, этот пластик неочищенный. Представьте себе среднестатистическую семью, которая будет намывать баночки от йогуртов, пластиковые бутылочки от газировки.

Людмила Айвар:

Я собираю пластиковые бутылочки в отдельный пакетик и выношу их, как порядочный горожанин, в отдельный контейнер.

Ирина Куделина:

На таких держится вся эта идея. На умницах, которые стараются.

Людмила Айвар:

Вы говорите, что все это пустые хлопоты?

Ирина Куделина:

Эти хлопоты поддерживают имидж мусоросжигательных заводов. Изначально, когда эта система придумывалась в Японии, в Европе, казалось, что это выход – мусоросжигание. Потом оценили люди, что последствия страшные, и стали мусор сплавлять в Китай, от чего Китай в 2020 году полностью откажется.

Людмила Айвар:

Что такого делают китайцы с этим мусором, кроме того, что им за это платят?

Ирина Куделина:

Тоже сжигали, перерабатывали кропотливым китайским трудом.

Людмила Айвар:

Там лучше экологическая система с точки зрения переработки мусора, нежели в России?

Ирина Куделина:

Сейчас уже китайцы очень задумались. У них идет тенденция к тому, чтобы создавать органические материалы, максимально чистые, хотя бы материалы, понятные для интенсификации, для обращения внутри страны. Об экспорте они уже не так беспокоятся.

Наталья Урмацких:

Я недавно прочитала что и ЕС планирует отказаться полностью от пластиковой посуды, от пластиковых пакетов, от всего, что содержит пластик. Вот эти одноразовые пакеты.

Ирина Куделина:

Это же не только бытовые отходы. Во-первых, на свалке у нас не твердые бытовые отходы, а ТКО, твердые коммунальные отходы как минимум, плюс промышленные. Какой из общего сектора производства отходов объем занимают промышленные отходы, медицинские отходы? В целом и общем вот эта возня на кухне, что предлагается с компонентами, тоже какой-то очень промежуточный этап, не решающий проблемы. Просто разложить и разделить то, что гораздо сложнее, чем кажется, недостаточно.

Наталья Урмацких:

Ирина, а Вы сами были на мусороперерабатывающем современном заводе?

Ирина Куделина:

А туда пускают тех, кто выдаст положительные рецензии. Я была на химических производствах.

Наталья Урмацких:

Как член совета Regnum–РАЕН, например.

Ирина Куделина:

Наши сотрудники были, только смогли, как журналисты зайти. У меня нет удостоверения журналиста, поэтому я не смогла.

Наталья Урмацких:

Но они, как специалисты, смогли оценить качество переработки, фильтрации?

Ирина Куделина:

Конечно, у нас есть видео.

Наталья Урмацких:

И на каком уровне эта фильтрация происходит?

Ирина Куделина:

Насколько мощные фильтры стоят у мусоросжигательных заводов в Подмосковье?

Людмила Айвар:

Наташа, ты сейчас говоришь в целом о мусоросжигательных заводах, или есть мусоросжигательные заводы, которые перерабатывают один мусор, а другой мусоросжигательный завод другой мусор?

Ирина Куделина:

Такого пока нет, пока это брикетирование, спрессованный смешанный мусор. На четвертом заводе МСЗ №4, который находится на окраине Москвы, в Кожухово, были журналисты, активисты и видели, что рукавный фильтр порван. Во-первых, это морально устаревший завод, который уже просто не эксплуатируется в Европе. Есть директива, которая постановила к 2020-му году вывести из эксплуатации завод. У них как раз заканчиваются сроки эксплуатации, больше не будет с ними работы, если только новые конструкции, технологии, которые будут объявлены, анонсированы, как новейшие, и определенные по ним выкладки будут по принципу работы этих заводов, но у нас эти заводы должны оснащаться расходниками, полностью комплементарными для данных заводов. Но они больше не выпускаются. И эта информация за 7 печатями, никто об этом не говорит, но завод производства Hitachi Zosan, на основе которого демонтированного, устаревшего и собранного у нас в Кожухове все и держится. То есть завод представляет собой демонтированный когда-то и привезенный к нам, собранный у нас, объявленный иностранным передовым, он работает с помощью каких-то фильтров. Там есть рукавный фильтр, есть видео, где директор сетовал на то, что этот рукавный фильтр рвется периодически, замена его очень дорогая, не говоря о том, что отфильтровать самые стойкие загрязнители, которые представляют собой мельчайшие частицы, невозможно ни с помощью наложения механических фильтров, ни электростатических фильтров и множества еще систем фильтров, поэтому они и называются трудноуловимые частицы, ТУЧ. Трудно уловимые частицы тем и опасны, что их невозможно уловить.

Это один момент. Предположим, что своевременно меняются супер-пупер фильтры – куда девать золу, которая в них остается? Куда потом ее вывозят? Оказалось, что это самая страшная зола, самая ядовитая, относящаяся к первому классу опасности согласно международной системе токсической идентификации.

Людмила Айвар:

И куда ее вывозят, что с ней делают?

Ирина Куделина:

Куда вывозят, это мы могли проследить только путь путем наблюдений. Видели не раз, как грузовики просто с тянущимся шлейфом золы, грязи выезжали на ближайшие полигоны: кучинские полигоны, подмосковные свалки.

Наталья Урмацких:

А Вы брали анализы этой золы?

Ирина Куделина:

Проблема в том, что анализ на самые токсичные элементы стоит страшно дорого. Поскольку деятельность активистов не поддерживает администрация, ни тем более те, кто заинтересованы в дальнейшей деятельности этих заводов, строительстве новых, наоборот, тормозят. Мы имеем возможность скинуться, оплатить один или два анализа, и самый достоверный анализ почвы. Вот он необходим. Не воздуха с его переменным составом, а почвы.

Но многие лаборатории когда узнают, анализ чего им предстоит, они отказываются либо пишут: давайте мы вам напишем анализ, но не будем говорить источник, откуда взят материал забора. Еще такой момент – чтобы взять достоверно анализ, должна быть соблюдена процедура отбора проб настолько, чтобы все могли заверить, что это действительно проба, она отобрана в этом месте, что она не подделанная.

Наталья Урмацких:

Тогда на каком основании сделан вывод, что эта зола токсичная, ядовитая?

Ирина Куделина:

Есть научное прогнозирование. Конечно же, были пробы. И в Европе были пробы, что вокруг заводов такая благостная ситуация, замечательные фильтры и с расходниками все замечательно. Но для людей, которые знакомы с наукой, это как 2х2=4, это истина, которую не надо ничем подтверждать, что сжигать сложнокомпонентный мусор – это очень опасное дело.

Наталья Урмацких:

А какая альтернатива?

Ирина Куделина:

Не так все страшно, если бы не было коммерческих компонентов. Производить изначально материалы, которые будут биологическим путем безопасно разлагаться, не до молекул, как сейчас пишут на якобы безопасных пакетах, не до мелких частиц, которые все-таки попадают в пищевые цепи, загрязняют эти пищевые цепи. Принято сейчас пугать людей, что запах неприятный, что отравлен воздуха, это самые основные проблемы, и всего-то надо убрать подальше от людей мусоросжигательные заводы. Но куда подальше? Везде есть биоценоз, везде есть пищевые цепи. Магнаты, которые заинтересованы в деятельности мусоросжигательных заводов, думают, что могут обезопасить своих детей и внуков, увезя их куда-нибудь на райский остров, где все чисто, безопасно. Но пищевая цепь настолько огромная, что весь мир в результате такой страшной деятельности людей будет отравлен.

Людмила Айвар:

Альтернатива же какая-то должна быть. Вы нарисовали достаточно печальную картину с мусором, с нашим будущем и будущих поколений. Насколько я поняла, на сегодняшний день практически нет безопасных способов для утилизации мусора. Мусора становится все больше и больше, через пищевые цепи он распространяется в том числе и на новорожденных, и на животных. Но какая-то альтернатива этому есть, то есть не производить мусор, не производить пластиковые бутылки или пакеты, но это же бизнес, это колоссальные деньги. И заменить это все на экологически чистое быстро не получится, дешево тоже не получится. И тем магнатам, которые на этом зарабатывают, это неинтересно, они не будут лоббировать или наоборот, будут препятствовать принятию таких законодательных актов. Буквально недавно в Совете федерации одна из сенаторов предложила сделать пластиковые пакеты полностью платными во всех магазинах, потому что она считает, что где-то еще есть бесплатные пакеты, и этим самым сократить количество используемых пластиковых пакетов. Это всем действительно поможет или это пустые хлопоты?

Ирина Куделина:

Повысит престиж пластикового пакета, будет модно ходить с пакетом.

Наталья Урмацких:

В 90-е годы в Болгарии был невозможный фетиш пластиковых пакетов с картинками, потому что у них не было своего производства пакетов.

Ирина Куделина:

Мы все время сталкиваемся с тем, что активизм такой честный, на уровне Ванечки-дурочка, который рубит правду-матку, я так скромно причисляют себя к ним. Он успешно просто сводится на нет, дискредитируется успешными менеджерами, которые придумывают акции в стране. Есть необходимость изначально модифицировать материалы, из которых производится все окружающие нас предметы, чтобы потом, будучи уже вне срока эксплуатации, они разлагались не до молекул. Это действительно дешево, это не какая-то затратная операция. Они сдабриваются катализаторами, которые вне сроков, параметров эксплуатации позволяют им распадаться до атомов. Атомы – это простейшие частицы, которые и так есть у нас в круговороте веществ, которые больше похожи на естественную материю, не загрязняющую мир.

Наши биологические отходы, может быть, неудобны в урбанистических условиях, когда вокруг асфальт, уже извращенная среда получается, как-то не к месту биологические отходы кажутся. Но чем ближе мы будем к природе, чем больше будем заботиться об окружающей среде, понимая, что иначе нам аукнется очень сильно, тем будет все легче и проще.

Есть научно-исследовательские институты, новосибирский институт, микробиологи которого просят: дайте нам бесплатно крупную свалку, мы на ее примере покажем, как быстро, в течение двух лет максимум, всю эту сложную свалку, там твердые коммунальные отходы, не бытовые, химические, с фильтратом, разложить с помощь выведенных штаммов микроорганизмов до простых частиц, атомов.

Людмила Айвар:

Действительно есть микроорганизмы, которые поедают это все?

Ирина Куделина:

Они выведены искусственно, одни бактерии поедают пластик, другие бактерии поедают другой вид пластика, третьи нефть. Мы же ведь пользуемся услугами Мосводоканала, который с помощью бактериальных фильтров очищает воду. Это же известный факт. Так же можно по этой аналогии. Но предварительно надо механически обработать, то есть не просто микробиологи работают на свалке, а научное сообщество. И ни в коем случае не менеджеры, которые на этом зарабатывают.

Людмила Айвар:

У нас есть ученые, которые достигли определенного прорыва в вопросах переработки мусора. А чего им свалку-то не дают?

Ирина Куделина:

Это же золотое дно – свалка.

Людмила Айвар:

Они свезли мусор, деньги получили, дальше эта свалка разлагается, выбрасывает вредные вещества…

Ирина Куделина:

На этом можно сыграть, как сейчас делают проходимцы. Пример приведу: организация ЭКОКОМ приехала. Если искать, откуда ноги растут, то капитал чуть ли не 20000 рублей, возглавляет папа Оливера Кайзера. Они играют очень забавно, причем многие, особенно администрации городов, поддерживают эту затею, на том, что, дескать, свалка воняет, ужасно пахнет сероводородом. Причем начинает она это делать усиленно, когда появляется команда Оливера Кайзера и друзей, ее перекапывают.

Изначально советские свалки, сейчас их модно называть полигонами, планировались достаточно грамотно. Там выбиралось глинистое место, создавалась под них площадь, пересыпались слои мусора слоями грунта, и было довольно-таки близко к тому, чтобы эта свалка не загрязняла водоносные горизонты. Все было более-менее не так страшно, как придумали сейчас. Играют на том, что свалка неприятно пахнет, и надо решить проблему таким образом, чтобы высасывать вентиляционно свалочные газы, причем сначала команда Оливера Кайзера называла эти газы природным биогазом. Говорили, что они состоят из углекислого газа, в основном сероводорода, там очень сложный состав.

Людмила Айвар:

Высосали, что дальше делать?

Наталья Урмацких:

Я так поняла, что они предлагали какие-то вытягивающие фильтры ставить, трубы.

Ирина Куделина:

Трубы на основе когда-то демонтированных установок, собранных у нас, новейшее восстановленное оборудование, которое высасывает свалочные газы и поджигают. Это очень страшно, то есть получается, как процесс в металлургии, мы металлы закаляем с помощью высоких температур. Тут получается, что из компонентов свалки, молекулярного отделимого, гниющих, вступающих в реакцию компонентов свалки создают еще более страшные продукты путем сжигания.

Высокотемпературное устройство они называют просто факел. Просто форсуночная печь, сверху горит факел, там датчик температуры, он не аналоговый, а электронный, просто мы можем предположить, что рандомно программа выдает какую-то утешительную температуру, дескать, высокая температура. Но если принять во внимание то, что при испекании ароматических веществ – бензол, фенол с галогенами, как хлор, йод, бром, образуются диоксины и фураны, это страшные вещества.

Людмила Айвар:

Эти вещества выбрасываются в атмосферу.

Наталья Урмацких:

А какова вероятность, что они соединятся?

Ирина Куделина:

Они от 100 градусов начинают формироваться, страшная, огромная группа веществ. Их физические свойства до сих пор не изучены, и не все вещества названы, как флора и фауна океана.

Наталья Урмацких:

Доказательная база взаимосвязи роста онкологии в районах, где лежат эти полигоны или мусоросжигательные заводы, есть, кто-то занимался исследованием? Зависит рост онкологии от количества полигонов или сожженного мусора в этом месте?

Ирина Куделина:

Если бы была возможность доступа к объективной статистике, а кто занимается статистикой, насколько она прозрачна, доступна для рядовых граждан. Был запрос, у нас живет помощник Галины Хованской в Кожухово, он смог добиться справки от местной поликлиники, в которой мы получили ответ, что за последние 4 года в 5 раз возрос уровень заболеваемости онкологическими заболеваниями.

Наталья Урмацких:

А кто провел параллель от количества мусора до роста онкологии?

Ирина Куделина:

Активно действовал завод, открылась кучинская свалка как раз в эти годы…

Людмила Айвар:

Причинно-следственная связь каким-то образом была установлена, что эта кучинская свалка повлияла на рост онкологии? Недавно был скандал в Волоколамске, когда попало 70 с лишним детей в больницу, и было это связано как раз с мусором.

Ирина Куделина:

По нашим наблюдениям, это было как раз аргументом, благодаря которому надо было туда впихнуть вот эту замечательную мусоросжигательную установку. Дети там, по рассказам журналистов, были готовы, сидели и играли в телефонах, когда приехали журналисты снимать.

Одно дело, когда просто свалка, она не выбрасывает, тихонько там идут реакции обмена веществ, конечно же, свалочной газ потихоньку выходит. Но если ее не поджигать, если ее не ворошить, не провоцировать, не ускорять процессы, происходящие на свалке, резких случаев отравления не может быть. А если вытягивать свалочные газы и поджигать, устраивая такую газовую камеру на открытом воздухе, это будет страшно.

Людмила Айвар:

Так что все-таки лучше – свалка, которая обустроена по экологически безопасным проектам, либо мусоросжигательный завод, который пытается перерабатывать?

Ирина Куделина:

Вы предлагаете выбирать из двух страшных вещей.

Людмила Айвар:

Я предлагаю понять, потому что многие люди протестуют против свалок, считают их небезопасными, и, наверное, небезосновательно.

Ирина Куделина:

Сейчас по наблюдениям там нет соответствия того, что они представляют каким-то образом сфабрикованных АВОЗ и действительности. Я исследовала кучинскую свалку – там просто грунт, там почему-то всегда близко водоносные горизонты, то есть свалочный фильтрат отравляет, это никаким образом не полигон, в воду попадают тяжелые металлы.

Наталья Урмацких:

То есть полигон – это не просто территория, он должен особым образом быть выкопан, огорожен и в определенном месте.

Ирина Куделина:

И там должны быть действительно после разделения собраны в идеале однородные компоненты. Допустим, полигон только для пластика, для элементов, которые пока не научились безопасно разлагать, полигон только для химических отходов. Но там должны быть настолько меры безопасности продуманы, это очень дорого.

Людмила Айвар:

Но это же невозможно на сегодняшний день. Представьте, открыть еще несколько новых полигонов, разделить. Во-первых, те свалки, которые у нас есть, и полигоны, там уже смешанный мусор, и его не разобрать. Если только те ученые, которые пытаются это сделать.

Ирина Куделина:

Химики, микробиологи, просто биологи должны в научном сообществе разработать концепцию: на каждой свалке в зависимости от анализа данного материала сделать подходящие данные, приводить ее в порядок не по каким-то устаревшим стандартам, полностью противоречащим науке, но ни в коем случае нельзя сжигать и нельзя перерабатывать то, что неизвестно что из себя представляет.

Людмила Айвар:

А та свалка, на которой ученые хотят работать, ее же надо закрыть и открыть новый полигон где-то для того, чтобы они смогли утилизировать этот мусор.

Ирина Куделина:

Много закрытых старых свалок, которые уже закрылись по причине хотя бы того, что они переполнены, они не могут бесконечно принимать мусор.

Людмила Айвар:

Почему им не дают такую возможность?

Ирина Куделина:

Потому что был бы прецедент, что одна свалка максимально быстро исчезла и не оставила после себя вредных последствий, а из остальных свалок нельзя будет так же извлекать прибыль. Та же компания ЭКОКОМ уже получила бешеную прибыль, проведя эту страшную аферу, благодаря которой мы ночью дышим страшным смогом, туманом, гарью. А вокруг средства массовой информации все это сводят к простому: неприятно пахнет сероводородом. Сероводород – одно из самых безопасных и смешных выделений по сравнению с остальными, которые происходят благодаря сжиганию газов.

Наталья Урмацких:

Самые опасные как раз не пахнут.

Ирина Куделина:

Не имеют никакого окраса, незаметные, но при этом они приводят к многочисленным мутациям, они накапливаются, имеют аккумулятивный эффект, что страшно. И от поколения к поколению они нас все более и более насыщают, передаются, накапливаются, и не зря самые страшные мутации происходят уже в четвертом поколении после того, как произошло отравление.

Наталья Урмацких:

В Швеции жгут мусор и на этом тепле греются. У них мусоросжигательные заводы сжигают мусор и этой энергией целый город могут обогревать.

Ирина Куделина:

КПД у этого производства энергии просто отрицательный, это очень дорого, это очень невыгодно.

Наталья Урмацких:

Почему же они тогда это делают? Мне кажется, европейцы не те люди, которые будут деньги палить.

Людмила Айвар:

Может, у них тоже есть организация по зарабатыванию денег.

Ирина Куделина:

У них отличная организация, просто авантюра, умницы, провернули киотский протокол. Сложная система, что якобы производимая антропогенным путем тепловая энергия, парниковые газы ускоряют наступление парникового эффекта, влияют на климат, и надо этого любым путем избегать. И так подвели, что сжигание мусора экологически чисто, это зеленая энергия. Получается, мы от мусора избавляемся, примитивизировали всю эту систему, но никакой научной логикой данные выводы не объяснить, это просто противоречит всему тому, чему нас учили в школе. Ну невозможно, сжигая и усложняя компоненты, изначально из которых сформировался мусор, добиться того, чтобы получилось на выходе что-то зеленое и чистое. И то, что выделяется углекислый газ в результате примитивного использования природных ресурсов, несравнимо с тем, что мы получаем в результате сжигания мусора, химических его превращений.

У нас круговорот веществ в природе осуществляется, сколько пришло – столько и ушло. Работает закон сохранения энергии, закон сохранения концентрации веществ только в том случае, если не изощряться с ними так сложно, как это научились делать люди.

Людмила Айвар:

Мы сейчас говорим о глобальной проблеме. Если опуститься на бытовой уровень, что мы можем сделать в своей ежедневной жизни, для того чтобы как-то нашу окружающую среду обезопасить и помочь партии зеленых?

Ирина Куделина:

В партии зеленых я не знаю такого количества Ванечек, которые могли бы продвигать естественные пути обращения с мусором. Можно меньше производить мусор, мы можем выбирать естественные материалы. Мы немножко зациклены, у нас стоит ведерко для биологических отходов. Мы можем не приобретать ужасного качества напитки в пластиковой таре. Если производятся на одном предприятии и тара, и напитки, там из прессованной таблетки моментально при нагреве получается бутылка, в нее заливается продукт, который обогащается бифенилами и прочими ядовитыми веществами и продается. Сейчас нам прививают успешно культуру потребительства, когда хочется расслабиться, когда позитивное мышление рулит, получать удовольствие, верить в то, что хорошо, но надо соображать, что чем более простые продукты мы кушаем, тем лучше.

Людмила Айвар:

Так где ж их купить, простые продукты?

Ирина Куделина:

В бутылочках хотя бы.

Людмила Айвар:

Бутылочка – это, конечно, хорошо, но она же стоит рубля на 3-5-10 дороже, чем пластиковая, в которой мы покупаем воду, потому что мы уже из-под крана воду разучились пить, и умываются уже многие из фильтра.

Наталья Урмацких:

И те же менеджеры якобы экологически чистых магазинов прекрасно раскусили фишку, что если ты повесишь марку, что это экологически чистый, из простых продуктов, и повесишь ценник с лишним ноликом, у тебя все равно будут брать, потому что это сейчас модно.

Ирина Куделина:

Поэтому пока мы себя можем только утешать, поможем себе создавать иллюзию того, что мы мало потребляем, мало производим мусора. И на самом деле нужно нужен научный подход, нужно формирование отрасли. Но это утопичные мечты.

Людмила Айвар:

А какая страна более безопасна с точки зрения экологии?

Ирина Куделина:

Редкие государства, маленькие, островные, не вовлеченные в авантюру киотским протоколом. Где-то научились из косточек авокадо, в Уругвае кажется, производить подобие пластика, по чуть-чуть, маленькими шагами страны движутся к тому, чтобы производить как можно меньше отходов, чтобы эти отходы были тут же сырьем. Сейчас крупные концерны внедряют идею раздельного сбора, рециклинга (это так красиво звучит, это слово преподносят менеджеры) современного пластика. Он просто неразумен. Пластик имеет запас прочности, и вот эти сложные молекулы, из которых он состоит, не могут быть обратимы много раз.

Людмила Айвар:

Ирина, Вы нас обескуражили и не успокоили в наших переживаниях.

Ирина Куделина:

Мы можем мечтать о том, чтобы ученым дали возможность рулить.

Людмила Айвар:

Вопрос в том, что много лет уже работают ученые, граждане озабочены своей экологической безопасностью. Но послушав Вас, я не стала жить спокойнее.

Наталья Урмацких:

Пока это коммерчески выгодное дело, нам не добиться успеха.

Людмила Айвар:

Наша программа подходит к концу, но мы сделали самый важный для себя вывод – стараться есть экологически чистые продукты, использовать максимально экологически чистые предметы. Можно пожелать только нашим ученым побольше открытий в этой области.

Наталья Урмацких:

А активистам финансирования, энергии и упертости.

Людмила Айвар:

Законодателям и применителям, администрациям разных регионов внедрять все эти открытия, которые могут нас спасти от того, что наши тела вообще перестанут разлагаться, потому что мы состоим полностью из пластика. Спасибо большое всем, кто слушал и смотрел, если есть вопросы, пишите на портал Союза женских сил, мы переадресуем все вопросы Ирине, и она поможет ответить, как нам жить в экологически чистых условиях долго и счастливо и питаться качественной, экологически чистой пищей. Спасибо, до следующего понедельника.