{IF(user_region="ru/495"){ }} {IF(user_region="ru/499"){ }}


Александр Згурский Врач-биохимик,кандидат биол.наук, основатель и ген.директор «МЕДБИОКОР» 14 февраля 2019г.
Клеточные технологии сохранения молодости
Разговор о практике сохранения молодости, фибробластах и внеклеточном матриксе

Олег Смирнов:

Добрый вечер! В эфире Mediametrics, программа «Медицинские гаджеты». Сегодня в гостях Александр Згурский – врач-биохимик, кандидат биологических наук и основатель, генеральный директор «МЕДБИОКОР». Здравствуйте, Александр! Рад Вас видеть в студии! Давайте сначала познакомимся. Что такое «МЕДБИОКОР»?

Александр Згурский:

Это сокращения от медико-биологическая корпорация, как мне хотелось ее видеть в начале пути. Но это пока осталось малым предприятием, разрабатывающим новые биотехнологии, новые клеточные технологии.

Олег Смирнов:

Клеточная технология – тема достаточно обширная, вокруг нее очень много происходит информационного движения. Чем Ваша клеточная технология отличаются от того, что происходит?

Александр Згурский:

С самого начала (с дипломной работы) я попал в лабораторию диплоидных клеток человека – нормальных клеток, то есть тех клеток, технологию применения которых мы сейчас и разработали (это фибробласт). Занимался я этим не все время, и диссертация у меня этому посвящена, и технологии, которые мы разработали, тоже основаны на своих собственных фибробластах человека.

Олег Смирнов:

То есть используются клетки самого же пациента?

Александр Згурский:

Да.

Олег Смирнов:

Что там – секвенирование, геномы, что такого волшебного Вы делаете?

Александр Згурский:

На самом деле, ничего волшебного нет, потому что волшебство заключено в самой технологии.

В коже есть разные клетки, но основные клетки, которые образуют каркас - это фибробласты. И они поддерживают нашу кожу в том состоянии, в каком мы ее видим. Пока молодые – в молодом состоянии, когда старые – в старом состоянии. И изюминка в том, что фибробласты не меняются сильно с возрастом. Конечно, их количество уменьшается, но главное, что уменьшается их активность. Но она уменьшается не потому, что они сами хуже становятся, а потому, что организм их заставляет такими быть. Поэтому с возрастом наша кожа просто обновляется хуже.

Олег Смирнов:

Это замедление процессов?

Александр Згурский:

Да, это замедление процессов регенерации, замедление процессов обновления, восстановления. Соответственно, мы видим это на лице.

Олег Смирнов:

Лицо и руки – одни из первых?

Александр Згурский:

Да, это одни из первых. И шея, конечно.

Олег Смирнов:

Я так вижу, что Вы экспериментировали по полной?

Александр Згурский:

Да, это уже больше 15-ти лет, и главная цель моих экспериментов была безопасность, потому что чтобы рекомендовать это кому-то, я должен быть уверен. И поэтому я экспериментировал не только на кошечках и хомячка, но и на себе тоже.

Олег Смирнов:

То есть Вы биохакер?

Александр Згурский:

Да, когда появился термин, я понял, что всю жизнь им был.

Олег Смирнов:

Кожу многие рассматривают, как второй скелет, как самый крупный орган и как некую дублирующую функцию. И что можно сделать, чтобы максимально продлить активное свое симпатичное состояние?

Александр Згурский:

Тут надо использовать весь арсенал методов, которые в наличии. Самые простые методы, доступные всем – это общеизвестные, но я их повторю. Это поддерживать влажность и жирность кожи, то есть самое простое, но оно эффективное.

Олег Смирнов:

Сметаной мазать?

Александр Згурский:

Это уж просто каждый выбирает для себя.

Олег Смирнов:

Но эффективно?

Александр Згурский:

Да, это на самом деле эффективно. Первый блок – поддерживать влажность и жирность. А второй блок – массировать ее.

Олег Смирнов:

Про массирование нам много на лекциях рассказывали. Это просто бытовой массаж или специальные техники?

Александр Згурский:

Каждый выбирает для себя. Кто хочет идти к врачам и специалистам по массажу, они будут делать им это профессионально. Я сам в свое время закончил курсы массажа как по лицу, так и по телу, когда принял решение в этот проект идти. Дополнительно ко всем своим навыкам я еще освоил косметологию, массаж. И я скажу, что массаж эффективен в любом виде, только не в избыточном, не в травматизирующем, потому что травматизирующее – это уже медицинское массирование. Есть же массажи, которые вызывают кровоизлияния, и они могут быть вредны, они могут растянуть кожу, сделать растяжки. А так это очень хороший способ поддерживать кожу в нормальном состоянии.

Олег Смирнов:

Восточные техники подразумевают под собой травмирование, прямо как насечки делают…

Александр Згурский:

Это другое. Но и вся наша современная косметология в большей части травматична, потому что пилинг – это травма, радиолифтинг – травма, лазер – травма. Это все травмы!

Олег Смирнов:

Но позитивный результат будет после этого травмирования, или это зависит и от пациента, и от врача?

Александр Згурский:

В своих лекциях для врачей-косметологов я четко позиционирую место нашей терапии, которую мы разработали, на которую получили разрешение на Багамских островах.

Олег Смирнов:

Красивое место!

Александр Згурский:

Да, там очень симпатично, приглашаю всех! Но дорого, конечно, ничего тут не скажешь...

Олег Смирнов:

Люди ездят в итальянские клиники омолаживаться.

Александр Згурский:

Но место нашей терапии в чем? Что все эти методы используют внутренний ресурс кожи, то есть тот, который соответствует возрасту. А один из печальных фактов нашей жизни – что бы мы ни делали, мы не можем пока остановить intrinsic aging (это внутреннее старение, естественное старение организма). И вот именно оно приводит к уменьшению ресурсов. Поэтому возраст рассматривается, как относительное противопоказание к очень многим, а, может быть, даже абсолютное противопоказание ко многим процедурам. После определенного возраста просто не рекомендуется делать очень многие травматизирующие процедуры, потому что травмы не восстановятся.

В России пока еще не сложились условия для массового применения нашей технологии. Но у нас же есть конкуренты, и варианты этой технологии используют. Пока это все на уровне достаточно затратных процедур, поэтому круг пациентов не широкий. Но это единственный путь сохранить истинную молодость кожи.

После определенного возраста просто не рекомендуется делать очень многие травматизирующие процедуры, потому что травмы не восстановятся.

Олег Смирнов:

Мы затронули тему складки и теста на возраст. Можно посмотреть, взяв складку, каким образом будет соответствовать, не соответствовать?

Александр Згурский:

Самое простое – ущипните и смотрите, сколько секунд она расходится. И там есть шкала, она сразу покажет ваш возраст. Но этот тест зависит от того, где вы ущипнете. Если вы ущипнете на ягодицах, там будет другой результат, чем на руках.

Олег Смирнов:

А где нужно щипать?

Александр Згурский:

Там, где хочется знать, пора ли что-то делать.

Олег Смирнов:

Я просто плавно пытаюсь подвести к теме биомаркеров старения, потому что вокруг них очень много всего происходит. Как реально оценить возраст человека, чтобы не заглядывать в паспорт?

Александр Згурский:

Ситуация биологического возраста очень расплывчата, потому что это понятие шире, чем просто один параметр или один набор параметров. Есть показатели биологического возраста, которые связаны с нашим твердым каркасом (со скелетом), например, истирание суставов. Морщины, которые образуются, окостенение хрящей, выпадение зубов или их истирание – это серьезные маркеры. Но, опять же, нет, потому что интенсивная физическая нагрузка ускоряет старение скелета. У кого-то идет за счет его генетической конституции слабее, у кого-то сильнее, то есть тут разброс тоже большой.

А если мы говорим о биологическом возрасте динамическом, который характеризует нашу жизнеспособность, то здесь вообще никакого нет понимания, как это применять. Потому что идет молодой человек по улице, что-то падает ему на голову, и он тут же старик. Или, например, он схватил вирус во время поездки в метро. Вчера он поднимал мешки с картошкой запросто и забрасывал, а сегодня он даже руку поднять не может. Он старик, потому что у него вероятность смерти резко повысилась в этот момент. Если в таком состоянии вдруг землетрясение, и он помчится, он может умереть, а может выздороветь – этого никто не знает. Я читал, во время Первой мировой войны брюшным тифом болел экипаж самолета, и вдруг вылет – вопрос жизни и смерти. И они вылетают и дерутся с вражескими самолетами. Они прилетают в поту, но они здоровы! Этот стресс убил бактерии, а мог убить их – никто не знает.

Олег Смирнов:

Вы все-таки относитесь к тем, кто считает старение болезнью, или все-таки старение – это непобедимый процесс?

Александр Згурский:

Когда я окончил институт и начал взбираться в геронтологии, понятие «возрастная норма» вызывало во мне очень жесткое неприятие.

Олег Смирнов:

Сейчас уже пошли про «коридоры» больше разговоры, но тоже не очень понятно.

Александр Згурский:

Я был молодой человек, который поставил себе задачу решить проблему старения, и для меня – какая нафиг возрастная норма! Это не норма, это патология! Норма – это мы в полной физической зрелости, когда мы в расцвете, 20-25 лет, например. И я жестко спорил с врачами, которые говорили: «Есть возрастная норма, и она должна быть, потому что если у всех в среднем в популяции такое отклонение – это норма для данной популяции». И в этом была правда, но я, как максималист, боролся с этим. А сейчас, когда я уже создал свою теорию старения, технологию антистарения, я выступаю против признания старения, потому что создание своей теории подвело меня к совершенно неожиданным выводам, что старение наше начинается с периода полового созревания.

Старение наше начинается с периода полового созревания.

Олег Смирнов:

С 11-ти лет?

Александр Згурский:

И это тоже было неочевидно. Сколько меня ругали за это 30-40 лет назад, когда я высказал это предположение. Но еще более серьезное предположение, что наше старение нам просто необходимо.

Олег Смирнов:

Нам или цивилизации?

Александр Згурский:

Человеку, потому что старение – это не прямой процесс, а обратный. То есть старение – это реакция, ответ организма на наше несовершенство как человека, как людей, как вида, как представителя класса млекопитающих.

Олег Смирнов:

Чем больше мы себя портим, тем быстрее стареем.

Александр Згурский:

Нет, мы такие уродились с самого начала в эволюции. Когда возник класс млекопитающих, он с самого начало был обречен. У меня очень серьезные выводы из моей теории, потому что они идут в совершенно новую область, которую я уже даже склонен называть новой биологией – биологией относительности. Другое название для нее – это ядерная биология, но это еще круче, этого мы не будем сегодня касаться, чтобы было о чем поговорить в следующий раз.

Олег Смирнов:

Давайте с относительностью разбираться.

Александр Згурский:

А биология относительности говорит, что в нашем организме все относительно другого. И главная относительность, что когда мы вырастаем, в нас идут процессы развития неравномерно, и процессы старения тоже абсолютно неравномерны. Эпифиз начинает стареть в полтора года. Соответственно, мозг начинает стареть в 5-6 лет. Переход от безрубцового заживления кожи к рубцовому заживлению кожи совершается очень рано, даже в детской патологии и хирургии есть четкие критерии, когда уже надо по-другому лечить детскую кожу. И эти все неравномерности развития и старения накапливаются.

У нас больше двухсот видов клеток, и все клетки имеют свои собственные программы в тканях, в частности программу развития и совершенно четкую программу старения. И это приводит к неравномерностям в нашем развитии. Вот эти неравномерности вызывают стресс, я его назвал «эндогенная стрессовая реакция», он закономерно развивается в организме с периода полового созревания. Не я был первый. Ганс Селье на это указывал, великий ученый, который открыл стресс, наш ученый Дильман тоже это заметил, описывал и пытался донести до медицинского сообщества.

У нас идет ответная реакция на эти неравномерности развития, и эта ответная реакция является старением. То есть это, фактически, как переход болезни в стадию хронизации. Мы можем остро заболеть и умереть сразу, а можем выздороветь, но только от каких-нибудь вирусных заболеваний, а так все болезни переходят в хроническую стадию. И вот эта хроническая стадия болезни и есть наше старение. Это универсальная болезнь, Дильман называл ее нормальной болезнью. Я на заседании президиума Академии медицинских наук 40 лет назад слушал его, как он пытался донести это до академиков, но кончилось это ничем, потому что его спросили: «Ну, что же Вы хотите?» Но никто не знал, что надо делать с этим.

Олег Смирнов:

То есть была констатация факта?

Александр Згурский:

Да, была констатация факта, что у нас все напрягается в период полового созревания. И наша физическая зрелость – это, оказывается, тоже не норма. Но самое главное, что это избыточная реакция, позволяющая нам выжить, родить потомство, воспитать его. Не всегда мы жили так, как сейчас.

Олег Смирнов:

Да, воспитательная функция в нас заложена…

Александр Згурский:

И вот эта избыточность у млекопитающих выражена в том, что они все неравномерно развиваются и стареют через эндогенный стресс. А вот киты вроде бы не стареют. Следить за ними сложно. И если это все-таки правда, то это только потому, что они всю жизнь растут.

Олег Смирнов:

У них процесс роста не прекращается?

Александр Згурский:

Да. А у нас неравномерность: одни ткани останавливаются в росте, другие продолжают расти, идет перестройка. И это все надо как-то компенсировать. Это мы снаружи только одинаковые, а внутри у нас все время что-то происходит.

Олег Смирнов:

Но и стареем же мы по-разному?

Александр Згурский:

Конечно!

Олег Смирнов:

Наш образ жизни, генетика, внешняя среда…

Александр Згурский:

Все это совершенно четко влияет, и поэтому еще одна проблемка возникает – проблемка долгожителей. Они есть, но от них толку мало, потому что если каждый долгожитель рассказывает свою историю, как он остался жив. Одни пили, другие не пили; одни курили, другие не курили; третьи ели жареное, четвертые не ели жареное; пятые тренировались, шестые сидели. И все они дожили до 100 лет, и у каждого своя рекомендация: «Делайте, как я, и вы доживете». Но это неправда, потому что они не потому дожили, потому что что-то делали, они потому дожили, что они так устроены. То есть они смогли выжить, несмотря на все, что они делали.

Олег Смирнов:

Это такой антистресс?

Александр Згурский:

Да, потому что у них просто вот так устроен организм, они все стрессы переносят легче. Давно был сделан вывод, что в человеческой популяции есть элита, есть субпопуляция людей, которые при любых внешних условиях доживут до 100 лет. И что с этим делать? А я знаю, что делать: делать нашу терапию!

В человеческой популяции есть «элита» - субпопуляция людей, которые при любых внешних условиях доживут до 100 лет.

Олег Смирнов:

Но Ваша терапия же не продлевает, она улучшает качество жизни. Или продлевает тоже?

Александр Згурский:

Первый уровень – это улучшает качество жизни в том виде, что улучшается состояние кожи, из-за этого улучшается настроение у человека. Но мы развиваем эту технологию дальше. Просто это все не запатентовано, поэтому как ноу-хау я не могу это раскрывать.

Олег Смирнов:

С какого возраста к Вам приходить за терапией?

Александр Згурский:

Если наше состояние полной физической зрелости – это компенсация, стадия резистентности внутренней стрессовой реакции, то здесь не нужно обращаться ни к чему, организм и так все переваривает. А когда начинать надо? В 25 лет уже можно начинать процедуры лайт – легкие процедуры, направленные на задержку старения кожи. Тут еще не надо говорить об общем старении, потому что сил у организма очень много.

Олег Смирнов:

Мы развлекаемся с детоксом, дренажем, лаважем?

Александр Згурский:

Это просто небольшие по лицу инъекции в те места, где у девушек вдруг: «Ах, у меня там морщинка завелась!» А в 25 лет они вдруг начинают замечать, что у них там морщинка, тут морщинка…

Олег Смирнов:

То есть это пока косметика?

Александр Згурский:

Да, это пока косметика. А первый этап функциональных нарушений, который отражается на более слабой части популяции, становится заметен, это уже 30 лет. И после 30 лет можно постепенно наращивать нашу терапию. Другое дело, что это дорогостоящее удовольствие. Но я просто рассказываю будущее – то, как мы хотим, чтоб это было.

Олег Смирнов:

Подошли мы к потолку, который у нас самый заметный, то есть 60 плюс.

Александр Згурский:

Тут еще есть 40 лет, когда начинается климакс. Климакс в медицинской классификации от 40 до 60 лет. И это как раз та стадия, когда возрастная перестройка входит в явную фазу, и от того, как человек проходит вот эти 20 лет, зависит его дальнейшее выживание, потому что в этот период начинаются болезни старости, которые сводят людей в могилу. Поэтому здесь интересно поработать на продолжительность жизни.

Олег Смирнов:

А здесь Вы что можете предложить?

Александр Згурский:

Есть программа, которую мы называем «омоложение под ключ», экспериментальная программа, то есть здесь нужно индивидуально с пациентом, потому что никто не знает, кому, сколько, чего надо и куда. Это уже чисто персонифицированная медицина, которую мы все ждем с нетерпением. Но у нас она уже есть, потому что индивидуальный клеточный продукт (свой собственный), есть своя собственная индивидуальная косметика, которой человек может пользоваться всю сознательную жизнь.

Мне предварительные наши эксперименты показывают очень заманчивую перспективу, что если мы правильно будем проводить клеточную терапию (фибробластную, стволовую), она тоже полезна организму. Тут могут быть самые разные комбинации, но вопрос в том, что если мы сейчас правильно организуем это в масштабе хотя бы какой-то части здравоохранения, то, возможно, мы сможем превращать людей в потенциальных жителей. Вот такую я даю заманчивую перспективу.

Олег Смирнов:

Это которые «100+», потенциальные долгожители?

Александр Згурский:

Да. Что я имею в виду под потенциальными долгожителями? Большинство интересующихся не совсем четко понимает, что есть у нас видовой предел продолжительности жизни. Вокруг него столько же копий ломается в геронтологии, как вокруг всех ключевых понятий. Вот есть средняя продолжительность жизни, есть максимальная продолжительность жизни и видовой предел. Практически видовой предел – это примерно 115 лет. В этот момент идет просто вымирание. Оно начинается раньше, но это вымирание популяции данного возраста. Это как болезнь в терминальной стадии. Тут уже нельзя вообще ничего сказать: где болезнь, где норма, где патология.

Олег Смирнов:

В каком состоянии ты придешь в эти 100, 110 лет, и даже в 80. Как продлить активный период этого долгожительства?

Александр Згурский:

Для этого очень много предлагается сейчас методик, начиная от медитации, заканчивая физическими занятиями, едой, но все это старение не останавливает. И вот эти нарушения, которые в процессе развития создаются, идут из детства и в течение жизни. Все нарушения, травмы, переломы и прочие вещи, которые связаны с нарушением физической структуры тела, могут потом дать такие осложнения, которые сейчас трудно переварить, и человек все равно умрет.

Олег Смирнов:

Потом они просто с возрастом будут масштабироваться…

Александр Згурский:

Да. Особенно это касается злокачественных опухолей, потому что этот вопрос до конца все равно не решен, потому что раки есть первичные (в неполовозрелом состоянии), раки вторичные, и с периода полового созревания переходят первичные во вторичные раки, из опухолей развития начинаются опухоли индуцированные. То есть этот вопрос пока остается открытым.

Но я приверженец клеточных технологий, и с помощью правильно построенного клеточного восстановления или замещения, даже не органов искусственных или естественных, потому что это все большие травматические операции, резко изменяющие структуру организма, и серьезные после этого постоянные проблемы все равно с отторжением, потому что стопроцентной совместимости достичь практически невозможно. Поэтому нужна методика, объединяющая все лучшие достижения нашей клеточной науки за полтора столетия, начиная с первых экспериментов по пересадке ткани и семенников, с опытов Воронова, который пересаживал яички обезьян людям…

Олег Смирнов:

Но там не очень все получилось…

Александр Згурский:

На самом деле, хорошо омолаживало, но это отдельный разговор. Я все это изучал, потому что в процессе разработки я пытался понять, где у людей не получилось, почему у них не получилось. Потому что результаты были достигнуты именно с клеточной терапией, тканевой терапией.

Олег Смирнов:

Клетки стареют, уменьшается количество вариантов их деления, повторения, продуктивности, накапливается мусор. И вот этот мусор, по некоторым теориям, является причиной того, что заканчивается у клетки деление. Технология уборки этого мусора существует?

Александр Згурский:

Предложено очень много технологий, как вывести мусор. Но они не эффективны, по большому счету, потому что эффективная технология должна убрать его по-настоящему, а ничего не убирается. Я скажу на примере сахара. Мы все хорошо знаем, что повышенный уровень сахара приводит к поперечным сшивкам и всякого рода нехорошим вещам. Если он совсем сильно повышен, то человек теряет сознание, впадает в кому и без помощи уходит, если его срочно не реанимировать. Хорошо, снижаем сахар. Что происходит на низком сахаре? То же самое. Он улетает в кому, и если ему срочно не оказать помощь или не засунуть в рот хотя бы конфету, он умрет. Остается совершенно оптимальный уровень сахара (4-5 плюс-минус). Вот это считается абсолютной нормой, потому что в любую сторону отклонение – уже начинаются какие-то неприятные вещи.

Но, извините, это же что – норма? Это значит оптимум, который совершенен? Нет, при таком уровне накапливается гликированный гемоглобин, просто он накапливается с определенной скоростью. Это к тому, что есть внутренняя скорость естественного старения, которая определяется нашими основными процессами жизнедеятельности. И по-другому быть не может, все равно этот мусор копится. Как его убирать? Только заменять детали. Значит, клетки надо заменять и чистить этот матрикс с помощью клеток. Есть так называемые сидерофаги, есть макрофаги, у которых функция – гулять по нашему межклеточному матриксу и все там подкушивать, что надо, а потом выводить (или переваривать, или выбрасывать, или превращать в растворимые соединения, которые дальше выводятся обычным путем).

Есть внутренняя скорость естественного старения, которая определяется нашими основными процессами жизнедеятельности.

Олег Смирнов:

Но если играть сильно с фагами, можно онкологию притянуть.

Александр Згурский:

Да. Представьте себе больницу. Идет коридор, с одной стороны отделение сердечно-сосудистое, с другой онкологическое. Вход, висит надпись на дверях сердечно-сосудистого отделения: «Высокий холестерин очень вреден для здоровья, он вызывает бляшки, закупорки, склероз – смерть. Боремся за понижение уровня холестерина!» Напротив онкологическое, на дверях лозунг: «Низкий уровень холестерина опасен тем, что он связан с раковыми заболеваниями. Боремся всеми силами за повышение уровня холестерина!» Вот мы между Сциллой и Харибдой, между двумя чудищами. И чем дальше мы живем, тем они ближе друг к другу.

Олег Смирнов:

Да, с возрастом эти все риски увеличиваются.

Александр Згурский:

И наш этот самый путь становится, как по проволоке…

Олег Смирнов:

Для всех по-разному этот процесс происходит, в разный момент запускается. Но есть зверек, про которого уже писано немало, лет 20 уже его исследуют – голый землекоп. Он-то почему умирает практически в неизменном состоянии и репродукцию свою сохраняет до конца жизни?

Александр Згурский:

Я попробовал в этом разобраться, засунул землекопа в мои таблички в разряд животных с пренебрежимым старением. Пока у меня такое ощущение, что по-настоящему долго живет только самка, царица, аналогично, как самка общественных насекомых, которая всех остальных стрессирует, не дает другим самкам размножаться. Колониальная система, поэтому долго живет только она, остальные с постоянной скоростью вымирают от разных причин. Но не это главное. У них постоянная смертность, то есть старения у них как будто бы нет. Но смысл в чем? Что хоть у них и старения нет, но они с натяжкой могут назваться млекопитающими. Как и эти вернувшиеся киты в море, скорее всего, у них снялись ограничения, и развитие стало более гармоничное, плюс постоянный рост. Они снова начали все время расти, а пока мы растем, мы не стареем. Опухоли почему не стареют? Потому что они все время растут. И те животные, которые не стареют, тоже все время растут, только очень медленно.

Олег Смирнов:

Это вроде мышка маленькая…

Александр Згурский:

А эта мышка и не растет, но если вы посмотрите на нее, у нее такие кожные складки…

Олег Смирнов:

Думаете, за счет кожи как крупного органа?

Александр Згурский:

Да, поскольку они потеряли теплокровность, а это очень важно, потому что наш эндогенный стресс серьезно завязан на щитовидку, он очень серьезно завязан на нашу теплокровность, постоянную температуру, потому что поддерживать постоянную температуру – это стресс. А во-вторых, что такое тироксин? Все знают: это таблетки, которые надо есть, когда его мало. На самом деле, тироксин – это яд! Он разобщитель окислительного фосфорилирования дыхания. Тиреоидные гормоны нарушают работу митохондрий. И за счет этого митохондрии вместо того, чтобы производить АТФ, производят тепло, и мы греемся. Вот вам один еще пример, как механизм выживания приводит к старению.

Олег Смирнов:

Нам-то что с этим делать?

Александр Згурский:

Со всеми рекомендациями, которые даются в плане позитивного образа жизни и всяких оптимизаций, я согласен. Они работают для большинства популяции, которые не долгожители. Но все люди должны понимать, что все рекомендации надо использовать разумно. Просто есть общий закон, что малые дозы любых веществ вызывают стимуляцию процессов в организме, а большие дозы тех же самых веществ вызывают обратный эффект. То есть все лекарства практически делаются двумя способами. Мы все время должны понимать, что если у человека не хватает витамина D, ему будет витамин D полезен; если человек сидит, как вкопанный в кресле круглые день за компьютером, ему физические упражнения будут полезны, потому что ему этого не хватает. Но если он весь день бегает или копает канаву и после этого еще пойдет в спортзал? Извините, он до инфаркта себя доведет. Точно так же, как повышенный витамин D приведет к очень неприятным последствиям, вплоть до опухолей, почему его при советской власти просто не давали старым людям, он был исключен из препаратов. А сейчас очередной виток. Но он уже, похоже, заканчивается, опять появляются работы, что его не надо принимать. Это все время циклический процесс, поэтому просто нужно понимать, что тебе сегодня нужно.

Олег Смирнов:

Но ведь нет мониторов, которые высветят: «Давай-ка ты сегодня витамина D поешь…»

Александр Згурский:

Пока нет. Если я преуспею с первой частью, и мы отменим старение, то мы займемся именно этой проблемкой.

Олег Смирнов:

Мониторированием?

Александр Згурский:

Да, причем это будут носимые мониторы, как сейчас уже есть. Уже мне позвонил мой знакомый и сказал, что он в новой клинике сам с этим приборчиком ходил весь день и смотрел, как у него глюкоза скачет туда-сюда.

Олег Смирнов:

Кстати, динамика изменений при этом мониторировании, собственно, как и с давлением. Давление у нас не статично кровяное: мы двигаемся, и оно у нас гуляет, это нормально. Тут же вопрос эластичности: как быстро оно в норму приходит в покое.

Александр Згурский:

С глюкозой все то же самое. Основное – это не то, насколько она прыгает, основное – как быстро возвращается в норму. Это и есть показатель наших приспособительных возможностей.

Олег Смирнов:

Думаете, что и по витаминам сможем такие же устройства получать?

Александр Згурский:

Я думаю, здесь очень серьезная работа предстоит, потому что люди, кому мы сможем замедлить старение, у кого старение будет уже замедлено или остановится, для них основная причина – это будут причины внешние, которые могут прерывать жизнедеятельность. А внешние причины должны быть защищены от этих колебаний.

Осенью наступает незаметно обезвоживание у большинства людей. И обязательно надо следить за своим пульсом, потому что если он начинает сильно частить, значит, это точно обезвоживание (кровь сгустилась, и ее трудно проталкивать по сосудам). И, соответственно, надо выпить. Но только не водку, это еще больше сгустит кровь. Еще обезьяны находили сброженные бананы и с удовольствием их ели. И нам нужно. Но, опять же, кому как и когда как. Я, например, в Москве не могу пить давно из-за экологии.

Олег Смирнов:

А на Багамах?

Александр Згурский:

А на Багамах такой хороший ром! Как же можно удержаться! И там совсем по-другому пьется.

Олег Смирнов:

То есть все смещаемся в сторону экватора, кто хочет жить долго?

Александр Згурский:

Нет, и в России долгожители есть, были и будут. Просто надо компенсировать экологический напряг. Если у вас закисление, значит, нужно защелачивать организм; если у вас сгущение крови, ее нужно разжижать. Это просто дополнительные рекомендации, которые люди часто забывают делать. И вот эти носимые гаджеты, чтобы просто им напоминали, их кололо периодически: «Выпей воды!»

Олег Смирнов:

Спасибо Вам большое! Очень динамичная, интересная беседа получилась! Успехов Вашему проекту! До свидания!