Дмитрий Ахтуба:
Добрый вечер, дорогие друзья! С вами «Мединвестклуб с доктором Ахтуба». И, как обычно, мы будем рассматривать интересные проекты в области медицины, бьюти-индустрии и все, что с этим связано. И помогать нам сегодня будет Алексей Журов – руководитель проектов O2Consulting, кандидат экономических наук. У Алексея, насколько я помню, два направления в работе.
Алексей Журов:
Да, два направления. Добрый день, коллеги!
Дмитрий Ахтуба:
Добрый день! Прежде чем перейти непосредственно к проектам и к Вашей деятельности, мы традиционно знакомимся с гостем. Поэтому расскажите немного о себе. Где Вы учились? Почему Вы пришли к тому, чем Вы сейчас занимаетесь?
Алексей Журов:
Хорошо, вкратце о себе. Я закончил десять лет назад уже Финансовый университет, раньше – Финансовая академия при Правительстве Российской Федерации.
Дмитрий Ахтуба:
Это на Юго-Западной?
Алексей Журов:
Нет, это не на Юго-Западной, это на Аэропорту и на проспекте Мира. Там два основных корпуса. Раньше, еще на четвертом курсе, до выпуска я, в общем-то, вместе с коллегами увлекся темой инноваций. И начали мы с того, что начали помогать инновационным проектам, привлекать инвестиции. И сначала делали это своими руками, искали проекты и им помогали, а потом мы еще параллельно обучали наших коллег, младшекурсников, как помогать проектам создавать бизнес-планы, финансовые модели. Такая была чисто студенческая история. После этого был достаточно большой опыт, связанный с тем, что сначала я пошел в государственный фонд, который помогает, всем известный фонд Бортника, и работал там с программами «Старт» и «УМНИК».
Дмитрий Ахтуба:
Интересные названия.
Алексей Журов:
Две основные программы. Первая программа была как раз направлена на стартующие бизнесы, на стартапы, а «УМНИК» – это, скорее, про молодых ученых, еще не имеющих проекты. Это была такая небольшая помощь вот этим людям. И мы с этими проектами и программами работали. Потом было несколько лет в Содружестве Бизнес-Ангелов России. И там мы тоже помогали формировать презентации и всяческие документы, которые потом показывали нашим инвесторам. Их было порядка 60 человек, с кем мы постоянно взаимодействовали.
Потом был период работы в сообществе Startup Point. Там было примерно все то же самое, но фокус был на IT-проект. И мы провели там больше 100 мероприятий, связанных с презентацией потенциальных инвестиционных проектов для IT-инвесторов. И, наконец, пять лет назад я начал работу в компании O2Consulting. И, собственно, в этой компании у нас сформировалось два направления. Одно осталось прежним, то есть в рамках нашей компании мы помогаем теперь уже, как правило, инвесторам понять, нужно ли инвестировать в тот или иной проект. Это, наверное, наше одно из ключевых направлений в инновациях. И второе – мы работаем с корпорациями и помогаем им либо элементы внутри своей инновационной системы выстроить, либо всю систему. И еще у нас параллельно развилось направление, назовем его «направление развития территорий». Когда мы приходим в регион, выстраиваем вместе с ними стратегию развития города, моногорода, например, или в целом региона, создаем конкретную дорожную карту и дальше помогаем по этой дорожной карте идти, привлекая определенные меры поддержки. Например, мы несколько заявок на ТОРы провели, помогли региону или городу. Работаем с конкретными инвестиционным проектами, помогая им получать те или иные меры поддержки. Это если вкратце в тематику инвестиций, то, что мы реально руками делаем.
Дмитрий Ахтуба:
То есть Вы со студенческой скамьи начали заниматься в той или иной степени стартапами?
Алексей Журов:
По сути, да. Сейчас я больше ушел уже от стартапов, чем было тогда.
Дмитрий Ахтуба:
А как это случилось? Друзья были стартаперы? Что привело к этому?
Алексей Журов:
Наверное бэкграунд. Так получилось что есть в семье два направления: финансовое и технологическое. Отец у меня физик и достаточно плотно занимается фундаментальной наукой. Соответственно, с другой стороны, и финансисты. И у меня всегда было такое ощущение, что мое призвание где-то на стыке этого. И так и получилось, что у нас в университете образовалось сообщество по интересам в эту тематику, и мы начали этим заниматься. То есть это был осознанный выбор исходя из того, что интересно. Опять же, сложилась команда, которая в рамках этих интересов была готова двигаться вместе с тобой. И вот таким образом получилось, что я оказался в инновациях. А дальше уже начал искать возможное применение себя в той области, которая была интересна.
Дмитрий Ахтуба:
На сегодняшний день какие профессиональные компетенции Вам позволяют продвигаться?
Алексей Журов:
Если говорить про технологическую составляющую, то, скорее всего, это даже смесь компетенций и накопленных взаимодействий, коммуникаций с теми же самыми экспертами. То есть наша основная компетенция преимущества и меня, и компании с точки зрения инноваций – то, что мы можем достаточно быстро анализировать достаточно сложные рынки и на этих рынках видеть, куда проекту стоит развиваться, к каким инвесторам ему лучше всего обращаться, а вообще этот проект полетит или не полетит. А часть компетенций мы отдаем на аутсорсинг. Например, если нам необходимы какие-то патентные исследования, мы, конечно, это заказываем у соответствующих юридических фирм, которые на этом специализируются. Они нам дают эту аналитику. Но наше непосредственное – это именно понимание технологических рынков, причем достаточно быстро, благодаря нашему внутреннему уже накопленному опыту и той базе экспертов, которая у нас создана в компании и к которой мы можем всегда обратиться и быстро получить консультацию.
Дмитрий Ахтуба:
Именно технологические рынки в первую очередь?
Алексей Журов:
В инновационном направлении. Если мы говорим в целом про второе направление, то там есть определенные ниши, где у нас уже тоже накоплена экспертиза. Например, сельское хозяйство. Мы активно прорабатываем две темы сейчас: это теплицы и оптово-распределительные центры по сельскохозяйственным товарам. И хотим это масштабировать. У нас есть такие планы по моногородам, которые есть в России. Их всего 319. Сейчас мы вместе с Фондом развития моногородов формируем такую карту, где можно это все разместить. Соответственно, потом будем заниматься уже приземлением в этих городах конкретных проектов.
Дмитрий Ахтуба:
Мы говорим о теплицах или о центрах?
Алексей Журов:
Мы говорим и о том, и о другом.
Дмитрий Ахтуба:
Теплицы рассчитаны на данную территорию? Как задействовать население этих моногородов в сельское хозяйство?
Алексей Журов:
Ключевая задача в моногородах – это создание новых рабочих мест, то есть мы привлекаем людей, чтобы они работали на эту территорию, и, соответственно, смотрим на рынки. Где-то уже закрыт этот рынок, а где-то, наоборот, есть куда развиваться, и собственных овощей не хватает, например.
Дмитрий Ахтуба:
Алексей, если мы говорим о теплицах – о каких теплицах идет речь?
Алексей Журов:
Обычные овощи закрытого грунта: огурцы, помидоры и зелень. То есть ничего сверхъестественного. Еще есть поднаправление цветов, грибов, что тоже выращивается в теплицах. Но, на самом деле, эти ниши достаточно быстро сейчас закрываются, гораздо быстрее, чем овощная ниша.
Дмитрий Ахтуба:
И что, у какого-нибудь абстрактного моногорода по сравнению с традиционными овощами и фруктами есть шансы выиграть? Откуда к нам поставляют основную массу? Израиль, наверное, Узбекистан?
Алексей Журов:
Если говорить про докризисную ситуацию, то, в основном, это были Европа и Турция. Европа сейчас перекрыта по понятным причинам. Соответственно, сейчас на этом рынке Турция к нам вернулась, опять же, по понятным политическим причинам. И сейчас основная часть идет либо окольными путями из Европы, либо из стран типа Азербайджан, Узбекистан либо совсем из Южной Америки. Это в зависимости от того, что мы смотрим, какой вид продукции. И здесь мы говорим о том, что в моногородах есть такой замечательный инструмент, как территория опережающего развития. В целом мы уже конкурентоспособны благодаря девальвации с точки зрения уровня зарплат.
Дмитрий Ахтуба:
К чему мы конкурентоспособны?
Алексей Журов:
Конкурентоспособны с теми же китайцами, с теми же турками и с теми же узбеками в том плане, что по уровню зарплат в валюте у нас достаточно низкий уровень. Плюс есть программа Минсельхоза, которая стимулирует возврат капвложений. Преимущество моногородов в том, что есть ключевая льгота, которую нельзя получить нигде, кроме как территории опережающего развития, – это снижение бремени по социальным взносам в четыре раза. Если это территория опережающего развития, а у моногородов эта возможность есть, так же, как у Дальнего Востока, отдельного макрорегиона, то мы говорим о том, что мы получаем это преимущество с точки зрения ведения бизнеса. Поэтому такое направление, как теплицы перспективно. Мы создаем в этом направлении рабочие места.
Дмитрий Ахтуба:
Да, это очень интересно. А вот те теплицы, о которых пишут футурологи, какие-то невероятные здания, которые уносятся ввысь, там сотни этажей. Вертикальные теплицы, да?
Алексей Журов:
Мы это видели. Это, наверное, все-таки для ограниченных пространств, где места доступны и заняты настолько, что это необходимо. В российских условиях достаточно много мест, чтобы делать пока еще традиционные теплицы, не уносящиеся ввысь.
Дмитрий Ахтуба:
А что, где-нибудь на Золотой миле взять пять на пять метров и построить башню.
Алексей Журов:
А зачем?
Дмитрий Ахтуба:
Это же будут самые свежие овощи. Снабжать будем Золотую милю овощами и фруктами. Я слышал, что сити-агрономия – это будет большое будущее.
Алексей Журов:
Да, но, во-первых, у нас есть логистическое плечо. То есть те же самые помидоры можно вообще откуда угодно возить. Огурцов – пятьсот километров логистическое плечо. У нас нет задачи в очень дорогом месте поставить теплицу, если только для каких-то других целей, не с точки зрения прокормить население.
Дмитрий Ахтуба:
Задействовать народ, на стене какого-нибудь престижного дома вырастить огурцы, фрукты и там же прямо салат.
Алексей Журов:
В формате мы вот здесь при вас выращиваем, при вас режем и вам же подаем – да, наверное, это может быть. Но это ограниченный все-таки формат применения. Для большинства населения лучше искать места там, где дешевле земля, дешевле ресурс и дешевле зарплата. Явно, что те города, где есть потребность в этих вертикальных теплицах, типа Москвы или Санкт-Петербурга, в этом плане не приоритет. И не нужно искать очень-очень узкую нишу ввысь. Для пиар-эффекта – да, может быть, кто-то захочет это сделать. Правда, мы пока не нашли такого человека.
Дмитрий Ахтуба:
Современные технологии, насколько я понимаю, очень быстро развиваются, и там какие-то невероятные урожайности можно собирать, и до пяти урожаев в год. Но чисто гипотетически, если мы на крыше какой-нибудь московской высотки делаем теплицу, то она может быть рентабельной или нет?
Алексей Журов:
Хороший вопрос. Я думаю, это золотые огурцы и помидоры будут.
Дмитрий Ахтуба:
С другой стороны, это же надо погрузить, разгрузить. А здесь это можно в рамках хобби.
Алексей Журов:
Если посмотреть на экономику этого проекта, то внутри этого проекта ключевые затраты – приобретение оборудования, пока еще зарубежного, соответственно, оно меняется в цене с учетом нашей девальвации.
Дмитрий Ахтуба:
И какое зарубежное оборудование?
Алексей Журов:
Очень большой перечень, в том числе система полива, очень важно – это система очистки воды. То же самое отопление этой теплицы. То есть все эти системы сейчас, как правило, поставляются из европейских стран: Германия, Голландия очень активно работают на нашем рынке. Это первый момент. Второй ключевой момент уже на этапе реализации. Та же самая рабочая сила в самой Москве очень дорогая. Если Вы даже делаете, условно, в плоскостной теплице, а там обычно на гектар требуется порядка 20-22 человек на обслуживание этой системы. Соответственно, экономически это не очень выгодная история с точки зрения конечной продажной цены. Если, конечно, это продавать в определенных сегментах типа ВИП и продавать огурцы за сотни рублей за килограмм – наверно, это возможно. Но это же узкий сегмент.
Дмитрий Ахтуба:
А какие сейчас инновации в тепличном бизнесе возможны?
Алексей Журов:
В тепличном бизнесе все те же самые, которые в целом происходят по рынку, то есть улучшаются системы по очистке воды, повышается энергоэффективность этих теплиц. Соответственно, и с точки зрения материалов, и с точки зрения того, как это все освещается, отапливается. Определенные технологические процессы выстраиваются таким образом, чтобы максимально повышать урожайность. В последнее время, лет 10-15, это конкретная подача под конкретные растения: капиллярные подачи каких-то микроэлементов, это если говорить конкретно про закрытый грунт. Таким образом повышается урожайность закрытого грунта.
Дмитрий Ахтуба:
Работает в этом бизнесе эффект масштаба? Насколько он значим? То есть если я, как физическое лицо, куплю себе теплицу и буду ею заниматься, насколько для меня эти овощи будут дороже?
Алексей Журов:
Эффект масштаба в целом работает. Конечно, у Вас есть определенные элементы, которые Вы приобретаете централизованно. У Вас обязательно есть обслуживающие теплицу блоки, например, та же фасовка, логистика. В принципе, мы с коллегами обсуждали. Много кто занимается, открывает несколько теплиц по разным регионам, у них есть собственная торговая компания. Они объединяют это в торговый дом и не тратят на это ресурсы. Тоже своего рода эффект масштаба.
Если говорить про системный подход, у нас есть несколько крупных игроков. Я не буду их называть, не тема этой передачи, и чтобы не рекламировать в том числе. Есть ряд крупных игроков, которые масштабируют эту тему, но есть определенные проблемы с агрономами. Сейчас одна из идей, которая у нас витает в воздухе, это создать образовательный центр. Один из наших потенциальных партнеров это предлагал.
Дмитрий Ахтуба:
Слушайте, а искусственный интеллект Вы никак не используете в своей деятельности?
Алексей Журов:
Я пока такого не видел. Возможно, какие-то есть процессы внутри, например, просчитать, сколько необходимо каждому растению микроэлементов. Но пока я не видел таких историй с искусственным интеллектом.
Дмитрий Ахтуба:
А на Западе это используется?
Алексей Журов:
Просто не видел.
Дмитрий Ахтуба:
Что-то меня агротема сегодня зацепила. Но давайте вернемся ко второй части Вашей работы. Вы помогаете инвесторам правильно размещать деньги в проект.
Алексей Журов:
Да. Обычно к нам обращаются в формате: «Коллеги, пришел вот такой проект. Можете ли вы сказать, мне стоит в это вкладываться или нет?» Или еще один вид запроса. Мы помогли одному из проектов определить, стоит ли вкладываться. Они вложились и через четыре года пришли к нам со словами: «Коллеги, мы сделали то, как вы прописали, сделали необходимое патентование, вышли на национальные фазы и начали с нашего российского рынка. Вот у нас есть такое-то видение. Дайте нам, пожалуйста, ваше экспертное мнение относительно того, насколько это видение правильное, то есть правильно ли мы двигаемся с точки зрения выхода на рынок, с точки зрения взаимодействия с конкретными регионами, правильно ли мы прогнозируем свой план продаж». Вот мы сейчас за такую работу взялись. Там рынок достаточно медицинский, это касается лечения артроза. Вот такой у нас есть проект. Получается, он к нам вернулся. Мы второй раз уже помогаем им экспертно определиться, куда им двигаться дальше.
Дмитрий Ахтуба:
Если к основному Вашему направлению, то есть консультация инвесторов, как это работает? То есть я инвестор, у меня есть идея куда-то вложиться, и я к Вам обращаюсь, чтобы Вы мне либо порекомендовали, либо отговорили. Как-то так?
Алексей Журов:
По сути, да. У нас был один из частных инвесторов, который достаточно открыто себя позиционирует как инвестор. На тот момент, когда он первый раз к нам обратился, четыре года назад, он был членом Клуба инвесторов фонда «Сколково». У него периодически возникает ряд идей, куда бы он мог вложиться, и мы ему в этом вопросе помогали. Например, он рассматривал направление IT в медицине. Это телемедицина и так далее. Мы честно посмотрели четыре года назад и сказали: «Уважаемый инвестор, посмотрите, у нас есть такие-то, такие-то, такие-то нормативные ограничения. И если сейчас вложиться в эту историю, то для того, чтобы решить эти нормативные ограничения, нужно определенное время. Соответственно, если сейчас вложиться, то, скорее всего, проект не полетит». Это было четыре года назад. И мы его отговорили.
Второй момент, с которым он обратился, это была сервисная робототехника. Мы тоже посмотрели все рынки по сервисной робототехнике и дали определенные рекомендации, куда можно двигаться в этом направлении с учетом того, что для российского рынка сервисная робототехника – это такое направление, где много проектов есть. То есть там мы смотрели, что есть на западных рынках и что можно, зная наш технологический уровень, переложить к нам. Или вообще не перекладывать, а есть смысл уходить сразу на американский или европейский рынок и там работать.
Дмитрий Ахтуба:
А какой уровень инвестиций? Я пытаюсь понять, кому из наших зрителей мы можем адресовать, посоветовать к Вам обратиться. То есть кто-то открывает небольшой магазин. Имеет смысл ему к Вам обращаться или это национальные масштабные проекты?
Алексей Журов:
Если говорить про уровень инвестиций, то обычно к нам обращаются в формате ангельских инвестиций, допустим, от 100 тысяч долларов до, условно, венчурного фонда раунда А, там где-то 3-4 миллиона, если мы говорим про медицинские проекты, опять же, нужно понимать, что есть определенные различия в этом. Если мы в IT инвестируем, раунд А может быть и миллион долларов, а если мы инвестируем в биомед, то, соответственно, и 3-4 может не хватить. Примерно в таких рамках, наверное, это к нам.
Дмитрий Ахтуба:
Основная деятельность Мединвестклуба – это как раз медицинские проекты и проекты, которые в реальной медицине, когда к нам приходит перспективный интересный доктор с накопленным багажом, и он хочет открыть клинику имени себя, как правило, или интересную технологию он встретил где-то за рубежом на обучении, и он хочет ее внедрить на территории России. Такие клиенты – это Ваши клиенты или нет? То есть доктор Петров хотел бы открыть стоматологическую клинику с новыми технологиями, он может к Вам обратиться?
Алексей Журов:
Вполне может обратиться. Правда, мы все-таки больше ориентированы не на сервисный сегмент, а именно на технологическое оборудование, какие-то изделия. Вот такого рода истории. Но при этом, конечно, если там есть технологическая составляющая, мы понимаем, что это как бизнес масштабируемо, и что это не просто перенос американской технологии на российскую землю и создание просто одной клиники, мы можем помочь именно с точки зрения привлечения инвестора в этот проект просто по своим контактам.
Но здесь именно изучения технологии не нужно. Вы просто берете конкретную отработанную модель и понимаете, можно ли ее переложить на российскую почву. В принципе, мы можем помочь понять, можно ли ее переложить, потому что не все то, что работает в американской и европейской системе здравоохранения, как сервис, сработает у нас. У нас тоже есть своя система, соответственно, свои ограничения, и не факт, что это сработает. Вот этот срез показать, что сработает, что нет, мы можем, но в основном мы работаем все-таки с технологической частью.
Возвращаясь к сервисной робототехнике, например, робот-медбрат. Вот мы смотрим: этот робот-медбрат с точки зрения технологического уровня соответствует тому, что в мире существует, что он умеет делать, и будет ли это востребовано на рынке, или это сейчас решается другими способами, если инвестор хочет в это вложиться. Ну и дальше, соответственно, мы рекомендуем: либо да, либо нет.
Дмитрий Ахтуба:
Допустим, клиника, 200-300 тысяч долларов, чтобы к той валюте привязаться, в которой Вам привычнее работать. Я хотел бы узнать, какие перспективы будут у моей будущей клиники. Сколько примерно это может стоить?
Алексей Журов:
Хороший вопрос про деньги. Мы, как многие консалтинговые компании, работаем по часам, то есть нужно смотреть на конкретную задачу – что необходимо. Если говорить про порядок, это будет порядок цифр в районе нескольких миллионов. Нужно смотреть, что нужно для этой конкретной клиники, какое исследование они хотят. Допустим, исследование спроса или исследование доступных технологий. Это будут немножко разные вещи, что они хотят для себя сделать, какой вывод получить.
Дмитрий Ахтуба:
На Ваш взгляд, куда вообще движется рынок инвестиций, в частности медицинских? Какие Вы видите тенденции на рынке? Что интересного происходит?
Алексей Журов:
Здесь основное, что хотелось бы сказать, это то, что мы в любом случае по тенденциям движемся все больше и больше в сторону платной медицины. Это если в целом по рынку смотреть. Второе – понимая, что у нас многие вещи импортируются, мы движемся в сторону импортозамещения. Где-то получается, где-то нет, это отдельная тема. Третья глобальная тенденция – это роботизация. В общем-то, даже по новостям видно, что то тут, то там открываются новые медицинские центры, где хирурги управляют роботом. Ну, и плюс, конечно, есть у нас такой большой тренд на цифровизацию медицины. Там различные направления, начиная с автоматизированных баз данных пациентов и перевода всей имеющейся информации в электронный вид, заканчивая той же самой телемедициной. Это все открытые примеры.
Если смотреть глобальный тренд, то он будет где-то в рамках этих четырех направлений двигаться. И еще пятый тренд, который связан с платной медициной. Поскольку у нас идет импортозамещение и платность медицины, то, соответственно, очень большое количество проектов (по крайней мере, к нам обращающихся) направлены либо на удешевление относительно более дорогого зарубежного изделия, оборудования, либо на более раннюю диагностику – по крови, по той же самой слюне, каких-то тестов, которые на более ранней стадии позволят определить заболевание, чтобы в свое лечение инвестировать как можно меньше средств. Когда ты не на поздней стадии пришел, когда тебе нужно много, и уже поздно что-то делать, а на более ранних стадиях вот это все определить. Вот основные тенденции, которые есть, куда двигаются проекты, технологии, по крайней мере, на нашем рынке.
Дмитрий Ахтуба:
Телемедицина. Вы коснулись ее отчасти, что Вы видите? Какие перспективы у телемедицины? Потому что она в этом году начала быть законодательно признанной в нашей стране. И на сегодняшний день у нас телемедицина есть или ее все-таки нет? И когда она будет, если ее нет?
Алексей Журов:
Скажем так, государство делает много, чтобы она появилась. Покупается оборудование, для того чтобы в удаленных центрах можно было консультировать. То есть можно выделить отдельно аппаратную часть, на что вкладываются бюджетные средства, чтобы пациенты в отдаленных регионах могли получать качественную помощь. Вот это направление точно будет развиваться. Вопрос в том, будут ли развиваться стартапы в этом направлении. По крайней мере, из того, что мы видели в 2014 году, смотрев стартапы в телемедицине, и во что они уперлись, что им помешало. Один из барьеров – это было как раз отсутствие закона, то есть нормативного регулирования их деятельности. И, скорее всего, мы будем смотреть на развитие нормативного регулирования в этой области.
Пример американский. Там есть соответствующая законодательная база. Есть, допустим, врач, который находится в штате Огайо. На тот момент там была такая система, что если у этого врача из штата Огайо нет аккредитации и соответствующей регистрации в штате Аризона, то он не может оказывать услуги пациентам из этого штата. То есть если этот пациент уехал из Огайо в Аризону на какое-то время, то да, может, а если нет, то нет. Скорее всего, мы будем видеть какие-то подзаконные акты, которые будут регулировать перемещение людей по регионам России. Сейчас это, скорее, направлено больше на оборудование.
По тем проектам, которые смотрели, практически все из них прекратили свою деятельность. Те основатели, которые тогда, четыре года назад этим занимались, сейчас занимаются другими вещами. Я думаю, что потребуется еще год, чтобы понять с точки зрения частного рынка будет ли что-то развиваться в этом направлении или нет. Пока с точки зрения общего мониторинга ситуации мы в больших количествах не увидели. Может быть, ситуация в ближайшие месяцы поменяется в связи с активным применением этого нового закона.
Дмитрий Ахтуба:
Я согласен. Здесь еще много работать даже над определениями, что такое «телемедицина». Я вспоминаю, курс третий или второй, и меня профессор из одного отделения отправил в другое со снимком. Какой-то пациент к нему пришел, и он отправил специалисту, который более глубоко занимался темой ретинированных зубов. И он сказал: «Я тут не могу понять». Снимки еще тогда были, может быть, не такого хорошего качества. И вот он отправил меня с этим снимком. Я принес его этому доктору. Доктор посмотрел, взял телефонную трубку и начал консультировать своего коллегу по данному снимку. На сегодняшний день это телемедицина.
Алексей Журов:
Ну да, это в чистом виде, просто технологии продвинулись.
Дмитрий Ахтуба:
Но тогда это не называлось «телемедициной». Может быть, я так могу сказать теперь, что я стоял у истоков телемедицины.
Алексей Журов:
В телемедицине можно очень четко разделить два направления. Одно направление – это когда консультируют «врач-врач». Это то, что Вы описываете. Как раз на это направлена бюджетная программа, когда врачи из какого-нибудь медицинского центра консультируют, условно, в Республике Коми. Другое дело, когда доктор консультирует пациента. Это другое направление, и под это тоже необходима своя нормативка. И, скорее всего, это направление будет развиваться, потому что не всегда есть возможность в тех же самых удаленных регионах. Иногда бывали случаи, когда конкретный врач выезжал в конкретный регион и помогал конкретному пациенту, если эта история становилась медийно известной. Но это же пока не потоковая история. Соответственно, если это будет потоково, это будет второе направление, когда врач непосредственно с пациентом коммуницирует.
Дмитрий Ахтуба:
Если вернуться к инвестиционной части Вашей работы, то что Вы скажете про рынок инвестиций, что с ним происходит на сегодняшний день? Он становится меньше, больше, сложнее?
Алексей Журов:
В венчурной тематике?
Дмитрий Ахтуба:
Да, в венчурной. Может быть, как-то охарактеризуете, что происходит с инвесторами? Они стали более отважными или, наоборот, более сдержанными?
Алексей Журов:
Вы знаете, я здесь не открою Америку. Есть несколько американских исследований, и они вполне себе применимы к российскому рынку, что на пике развития. На мой взгляд, пик развития венчурного рынка, когда мы сравнивались с рядом европейских стран по объемам венчурных инвестиций. Это было в 2013 году. Потом пошел волнообразный, но все-таки спад. И сейчас мы видим то, что ряд ниш до сих пор не закрыты. То есть у нас много инвестиций в IT, у нас много инвестиций на пассивы, но при этом внутри раунда Е немножко проседает.
Соответственно, в целом мы видим по сравнению с 2013 годом все-таки спад. Мы видим то, что пока не решилась проблема захода в эти не IT-направления частных инвесторов. Мы видим, как ни прискорбно, отток, и он продолжается и не прекращается, ведущих бизнес-ангелов в Силиконовую долину, то есть те люди, которые стояли во многом у истоков венчурной индустрии в середине 2000-х годов. И хотя они продолжают инвестировать в российские проекты, но это уже и фонды не в российской юрисдикции, и сами они проживают, как правило, в долине, но иногда еще в Европе либо в Юго-Восточной Азии. Эти все тенденции есть, то есть рынок сам по себе из-за ситуации, которая у нас сложилась после 2014 года, пострадал.
Сейчас государством, именно государственными институтами развития предпринимаются попытки переосмыслить эту ситуацию и создать структуры, которые будут закрывать и подтягивать частных инвесторов под это. Получится или нет – посмотрим. Мы, кстати, с одним из институтов развития участвуем в определении стратегии, куда им двигаться. Мы немножко в этом году с ними поработали и поучаствовали, и я в том числе как эксперт поучаствовал в этой истории: где им сфокусироваться, где сейчас на рынке есть незанятые ниши и что им необходимо сделать.
Дмитрий Ахтуба:
Ну что ж, время нашей передачи подходит к концу. И мы ждем, дорогие друзья, вас каждую неделю по понедельникам в 17 часов. Мы будем знакомить вас с новыми проектами в медицинской сфере. Найдите нас в социальных сетях. Мы постараемся ответить на все ваши вопросы. «Мединвестклуб с доктором Ахтуба». И спасибо огромное, Алексей, за сегодняшний эфир.
Алексей Журов:
Спасибо Вам.
Дмитрий Ахтуба:
Всего доброго!
Алексей Журов:
До свидания!