Михаил Довженко:
Добрый вечер, дорогие друзья! В эфире программа «Короткие волны» и её ведущие, Басиния Шульман...
Басиния Шульман:
…и Михаил Довженко.
Михаил Довженко:
И сегодня с нами на «Коротких волнах» человек удивительной красоты, энергии, таланта, наша подруга, Нина Шацкая, заслуженная артистка России.
Басиния Шульман:
Путешественница, певица, актриса, писательница.
Михаил Довженко:
Участница проекта «Голос-6» и так далее. В общем, я подозреваю, что когда прекращают перечислять все твои титулы, звания и достоинства, эфир любой программы заканчивается.
Нина Шацкая:
Ну нет, это не настолько много, меня не настолько много, Миша.
Михаил Довженко:
Мы сейчас за 2 минуты до эфира перечисляли график твоих поездок, и это только по работе, по каким-то творческим проектам, с концертами. Когда я смотрю твой Инстаграм, Facebook, у меня такое ощущение, что нет ни одного вечера, в который ты где-нибудь не поёшь.
Нина Шацкая:
Иногда я не пою по сути, иногда я прихожу куда-то , чтобы не петь, но всё заканчивается пением, ты же знаешь, Миша, ты же знаешь, Бася, что в моей жизни всё равно всё заканчивается пением.
Михаил Довженко:
Я на это и намекал.
Нина Шацкая:
Непроизвольно так происходит.
Басиния Шульман:
Я Нину знаю очень давно, мы с ней вместе и работали, и дружим очень близко, и действительно, ты сама не раз говорила, что пение, это вообще вся твоя жизнь. Расскажи вообще, с чего всё началось. Во-первых...
Михаил Довженко:
У тебя хештег даже есть такой #птицапевчая.
Нина Шацкая:
Да. Это мама меня так зовёт.
Басиния Шульман:
Давайте начнём с истоков. Давайте начнём с папы и мамы, например, с семьи. Очень интересная история.
Нина Шацкая:
Мои родители, они конечно, если говорить современным языком, то мама была папиным продюсером, я бы так говорила. Она была директором дворца культуры.
Михаил Довженко:
В те времена ещё не было слова «продюсер».
Нина Шацкая:
Да, она была директором большого дворца культуры, на базе которого был папин оркестр.
Басиния Шульман:
А где?
Нина Шацкая:
Мама жила в Угличе, оказалась там наша семья после того, как во время войны бабушка с мамой, они были в Киеве, разбомбило дом, деду сообщили, что семья погибла, у него появилась новая семья. И моя бабушка, всю войну проведя в оккупации, просто не на что было жить, очень тяжёлые времена, бабушку нашла двоюродная сестра, которая жила в Угличе. Она была туда сослана как жена врага народа. И моя бабушка поехала с мамой в Углич, из тёплого Киева они поехали в Углич, где в те времена был Волголаг, было очень много заключённых. Углич - это была такая территория, где разрешалось жить сосланным из Москвы, интеллигенцию когда за 100-й километр высылали, обычно обосновывались эти люди в каких-то таких небольших городках и в Угличе. Мама рассказывала, что её педагоги в школе были сплошная профессура московских, ленинградских ВУЗов, что пение в школе ей преподавала певица, француженка, которая пела в Ла Скала, она приехала за мужем, который был когда-то соратником Владимира Ильича Ленина. Но потом, как многие соратники сослан, она жила в Угличе. Мама моя, она обладает таким недюжинным интеллектом, образованием, очень красивой речью, очень правильной речью, несмотря на то, что она в такой, довольно глубокой по тем временам провинции жила. Она работала директором маленького клуба. Папа со своим самодеятельным оркестром туда приехал и буквально с первого взгляда в маму влюбился, забрал её, привёз в Рыбинск. В Рыбинске тогда открылся дворец культуры, новый совершенно, и маму туда взяли работать. И они рассказывают, что их семейная жизнь начиналась на самом верху, в спортзале лежали маты, и вот на этих матах они жили.
Басиния Шульман:
Жили!
Нина Шацкая:
Жили, да, потому что негде, тогда были сложные жилищные условия. У отца была, у папы большая семья, очень много было родственников, которые жили, им просто негде было развернуться. Первое время мама была вынуждена жить в этом спортивном зале. Я всё своё детство провела в этом дворце культуры, я его помню.
Басиния Шульман:
Но родилась ты не в спортивном зале?
Нина Шацкая:
Нет, уже дали конечно родителям квартиру. Но я вспоминаю своё детство, оно прошло, практически, я ехала из школы, проезжала свой дом и на троллейбусе ехала до родительской работы. И вся моя жизнь проходила, я делала там уроки на каких-то папиных репетициях.
Басиния Шульман:
Расскажи про папу.
Нина Шацкая:
Папа - удивительный человек. Так интересно, не проходит дня, чтобы кто-то мне или в соцсетях, или на радио, или в каких-то... Вот вчера я пришла в ЦДЛ в ресторан, и вдруг ко мне подошла женщина, которая когда-то в Рыбинске в юности с ним работала. Папа был удивительный человек, очень талантливый не только как музыкант и организатор, но как педагог. Такое редкое сочетание. И в нашем маленьком городе, в Рыбинске он сумел создать оркестр, который, приехав в 83-м году на студию грамзаписи «Мелодия» за три смены, это за 12 часов записали оркестром пластинку-гигант джазовую, которая практически ушла вся сразу на запад.
Басиния Шульман:
Он кто был?
Нина Шацкая:
Он был руководитель.
Басиния Шульман:
А на чем он играл?
Нина Шацкая:
Он играл на фортепиано, он играл прекрасно на аккордеоне. Но он не как пианист играл, он был аранжировщиком, он был лидером, дирижёром.
Михаил Довженко:
Вот эта запись сохранилась?
Нина Шацкая:
Да, конечно, эта пластинка, она существует. Жаль конечно, надо было её взять, потому что это музыка высочайшего класса, и это был один из лучших джазовых оркестров, несмотря на то, что он находился в Рыбинске. И музыканты его очень хорошо знали, он дружил с Гараняном, юный Игорь Бутман с большим пиететом относился к папиному оркестру. Джаз нельзя было играть, как основную музыку, тем более оркестр изначально был самодеятельным. Но отец всех своих музыкантов, сам не имея музыкального образования, обязательно отправлял учиться, и они возвращались уже после музыкальных училищ. Это был базовый оркестр ЦК ВЛКСМ. Единственный самодеятельный оркестр, лауреат премии Ленинского комсомола, которую очень сложно было получить.
Михаил Довженко:
К столетию комсомола мы сейчас как раз это вспомнили.
Нина Шацкая:
Да, он много выдержал заграницу с оркестром, и это был первый оркестр в Советском Союзе, который побывал на островах Зелёного Мыса. Музыка, которую впоследствии узнали...
Михаил Довженко:
Это какие годы были?
Нина Шацкая:
Это был 83-й год.
Михаил Довженко:
То есть ещё до перестройки.
Нина Шацкая:
Да. Я очень хотела в эту поездку, но мне папа говорил: я тебя возьму, только когда ты станешь петь лучше 10 моих солистов.
Михаил Довженко:
Потом уже с этих островов мы услышали Сезарию Эвора.
Нина Шацкая:
Да, и он привёз музыку, виниловые пластинки потрясающие, я эту музыку узнала намного раньше. И вообще, у нас дома было очень много джазовой музыки. Отец все свои деньги, у них с мамой была договорённость, когда они поженились. Изначально он был инженер, тогда очень многие вынуждены были...
Басиния Шульман:
То есть он был просто любитель-музыкант.
Нина Шацкая:
Да. До определённого момента, потом я могу рассказать, если это интересно, как он потом стал профессионалом. Была договорённость то, что он зарабатывает, как инженер, это идёт в семейный котёл, а всё, что он зарабатывает, играя на танцах с оркестром, идёт в бюджет оркестра. Он занимался развитием.
Михаил Довженко:
Ничего себе, какое подвижничество с его стороны получается.
Нина Шацкая:
В общем, я так же живу, я думаю, что Бася так же живёт. Все эмоциональные силы и все возможности, которые есть, они направляются на то, чтобы сделать какую-то новую программу.
Басиния Шульман:
Да, никогда нельзя останавливаться, конечно.
Нина Шацкая:
Интересный очень момент, как из самодеятельности этот оркестр стал профессионалом. Мама была, какой-то период времени её пригласили, она была единственной в этой отрасли, это был закрытый завод очень точных технологий, который производил для космонавтов технику. И космонавты очень любили, оркестр называется «Радуга», папу часто в звёздный городок приглашали, и они приезжали в Рыбинск для того, чтобы проверять вот эту технику. А маму, как начальника отдела кадров часто посылали на повышение квалификации. На одном из таких семинаров она узнала о том, что японцы тогда уже говорили о биоритмах человека, о том, что в разное время суток у человека разная производительность труда. Если в это время рабочие на конвейере слушают музыку в естественном для себя ритме, то меньше травматизма и лучше производительность труда. И тогда у меня такие родители, они очень энергичные, они на базе папиного оркестра создали, это назывался центр, как же эта музыка называлась.. В общем, они для всего министерства записывали музыку в определённых ритмах.
Басиния Шульман:
Интересно, правда.
Нина Шацкая:
И задача оркестра была сесть, в определённое время утром прийти на работу, расписать гармонию, импровизировать в определённых ритмах. И конечно, такая ежедневная студийная работа, она привела к тому, что они играли безукоризненно, очень чисто, и аранжировки были блистательные. И вот таким составом оркестр выезжал на международные фестивали.
Басиния Шульман:
Но он был твоим первым учителем, получается?
Нина Шацкая:
Да, папа был моим первым учителем, но мы очень, как говорят, коса на камень, что дети с родителями очень сложно сходятся. И сам он, у него был тенор академический, очень такой эстрадно-академический, я бы сказала, в стиле Магомаева. Я не сравниваю сейчас голосов, я просто рассказываю о том, в каком стиле он пел. Он пытался меня научить, но у нас были совершенно разные ощущения музыки, манеры. Тогда мне хотелось больше петь субтоном, я не готова была к большому голосу. А он говорил: что ты разводишь театр, возьми ноту так, чтобы в зале у людей задрожало сердце.
Михаил Довженко:
Я наблюдал за этим, как это происходит, в записи программы «Голос-6», когда рядом со мной сидели незнакомые люди, говорили: слушай, здесь такого не было.
Нина Шацкая:
Было такое? Надо же как, как интересно.
Михаил Довженко:
Посмотри, какую ноту она сейчас берёт, здесь такого не происходит. Может быть, это твои специально были поклонники.
Нина Шацкая:
Там не было специальных поклонников моих, кроме вас, Миша, и моего директора.
Михаил Довженко:
Но было приятно это слышать, конечно, со стороны.
Нина Шацкая:
Я росла в семье, где очень часто, практически постоянно дом был полон, приходили гости, папа из всех стран привозил, у него была огромная коллекция виниловых пластинок. Вся современная музыка, которая в Москве появлялась, он приезжал, покупал записи на больших бобинах, на профессиональных, на 38-й скорости. Это всё хранилось в огромной фонетике. И в нашем Рыбинске попасть к нам в дом у молодёжи считалось за счастье, потому что там была вся музыка: земля, ветер, огонь, Битлз, Чикаго обязательно, Том Джонс, в общем, всё, что тогда было.
Басиния Шульман:
У меня тоже, кстати, есть эта коллекция огроменная винила, я тоже её когда-то она мне досталась по наследству.
Нина Шацкая:
И вот в этом бульоне роскошной музыки мне посчастливилось вырасти. Но как-то я даже поначалу не понимала своего счастья и могла отцу сказать: я не люблю этот джаз, я его не понимаю, а он мне говорил...
Михаил Довженко:
Но сейчас ты то же самое говоришь в пользу романса.
Нина Шацкая:
Нет, просто мои путешествия позволили мне очень широко границы своего мироощущение раздвинуть.
Михаил Довженко:
Вот к слову, про путешествия.
Басиния Шульман:
Подожди, пожалуйста, я хочу просто задать вопрос. Если ты захочешь, ты скажешь, если нет, мы перейдём к путешествиям. Я всё-таки хотела бы, если ты можешь рассказать, расскажи историю папы до конца, трагическую. Если нет, мы перейдём к путешествиям.
Нина Шацкая:
Я могу рассказать. Она была, на самом деле, история семьи трагическая. Но когда она закончилась, когда я овцу говорила, что с тобой так поступили неблагодарно люди, он вырастил огромный город людей, уровень культуры там очень высокий был. Он мне говорил: я, по сути, был неправ, я нарушил закон, я пострадал за то, что я нарушил закон. Потому что, в общем, это не секрет, что сложные технические средства, аппаратуру было сложно купить, её невозможно было найти, нужно было её купить у спекулянтов. А для того, чтобы её купить, где-то нужно было взять деньги. В коллективе была чёрная касса, что считалось нарушением. На рабочем месте, если люди находили деньги, ОБХСС такая была организация, то человека за это привлекали к ответственности. Тем более, у отца, какую-то аппаратуру он продавал для того, чтобы купить другую, и весь оркестр это знал. У него была уникальная, лучшая в Советском Союзе аппаратура. Потому что когда они стали заниматься, это был отдел функциональной музыки. И когда эта музыка, когда они её записывали, у них была лучшая студия Dynacord, купленная министерством, закупленная, но он всё время стремился к совершенству. Как-то покупая какую-то технику.. Но что интересно, его очень любили, и власть очень любила. Но однажды, как бывает, зависть, такое качество замечательное, один из его знакомых написал на него анонимку, что он из закрытого года выезжает за границу, что это наверное, все неспроста и так далее. Папу забрали, полгода мы его с мамой не видели, шло следствие. За это время, это было самое начало перестройки, я столкнулась с тем, что очень многие мои одноклассники, они исчезли из моей жизни, притом что они бывали очень часто до этого. У нас была такая семья гостеприимная, всё время было много людей. Я училась в Питере в это время, мама была одна, она осталась одна, брат жил в Ярославле. И я ездила на полке третьей общего вагона 12 часов по студенческому, билет стоил 3 рубля со скидкой 50 %, помню до сих пор, чтобы как-то маму поддержать. Она жила в таком вакууме практически полном, несколько человек только оставались с ней. Но потом всё это закончилось благополучно, потому что у отца было такое огромное количество наград, что он довольно быстро, практически он не находился, только во время следствия полгола он был в заключении. Когда вышел, он конечно вышел другим человеком.
Басиния Шульман:
Сломал?
Нина Шацкая:
Нет, он не был сломан, но не было оркестра. Когда он пришёл через полгода, этим оркестром руководил другой человек, и отца уже не брали на работу. Он оказался безработным, без права работы в области культуры. И конечно, вот это его очень сильно подкосило. Из его оркестра за него, нужно было, чтобы музыканты написали письмо коллективное, а они маме сказали, что (к этому моменту 20 лет существовал оркестр), что они не знают, кто прав, отец или следствие. Спустя годы, завод отмечал большой юбилей, папа этот оркестр восстановил, сыграли они ту же джазовую программу. Я ему говорила: как ты можешь общаться с людьми, которые практически 95 % членов коллектива тебя предали. Он говорил: я ни на кого не держу зла, это были тяжёлые времена, людям нужно было жить, они боялись, они боялись за семьи. И он говорил: я нарушил закон. То есть по форме он рассказывал, что происходит, происходило, происходит в местах вот этих, где люди, КПЗ, я не знаю, как это всё. Но он говорил: я нарушил закон, я был виноват, меня привлекли к ответственности. Я через эту призму на многие вещи сейчас смотрю. Я понимаю, что если люди нарушают законы, те, которые есть, они должны за это отвечать. Или надо менять законы, но я не знаю это все уже очень сложно.
Михаил Довженко:
Хотелось перейти к путешествиям. Но после этой истории, знаешь, хочется перейти, наверное, к кино. Я просто вижу тебя не первый год, я вижу, насколько ты серьёзно относишься к тому, что ты хочешь сниматься в кино.
Нина Шацкая:
Неправда, у меня нет желания сниматься в кино.
Басиния Шульман:
Но смотря на тебя, хочется тебя видеть в кадре.
Нина Шацкая:
У меня были два эпизода, я не так, Миша, я понимаю, о чем ты хотел сказать.
Михаил Довженко:
Что у тебя с кино происходит?
Нина Шацкая:
Я понимаю, что ты хочешь сказать.
Михаил Довженко:
Я видел тебя в кадре на каких-то фотографиях, фильма ещё пока не видел, но там очень серьёзный образ такой русской женщины, военный образ.
Нина Шацкая:
Я снималась в эпизоде, для меня очень важный был момент, я снималась в эпизоде у Глеба Анатольевича Панфилова, вот это для меня было действительно важно.
Михаил Довженко:
Говорит, я в кино не снимаюсь, но у Панфилова я снимаюсь.
Нина Шацкая:
Но это же не кино, послушай, это мой крошечный эпизод. Я пела, мы оказались в одной компании, я пела, и он спросил, не знаю ли я романс достаточно редкий. Оказалось, что я его знаю, и оказалось, что этот романс красной нитью проходит, как лейтмотив сквозь фильм «В круге первом». Он звучит в исполнении разных музыкантов, как мелодия, как песня. Оказалось, что я знаю этот романс, и он мне предложил, у него родился такой некий эпизод, когда я была в кадре. Это очень непросто, я провела 3 дня на площадке и поняла, как это нелегко.
Михаил Довженко:
И что, после этого ты не хочешь сниматься в кино?
Нина Шацкая:
Ты понимаешь, я поняла, что я совершенно не актриса. Есть же люди талантливые. Я не киноактриса.
Михаил Довженко:
А есть попадание в образ.
Нина Шацкая:
Но всё равно, он даже с этим крошечным, такой спичечной головкой моментом, Глеб Анатольевич уделил мне очень много внимания. Он мне объяснял, что и как, со мной разговаривал, я понимаю, что только так можно что-то сделать со мной. Потому что есть талантливые люди, которые оживают в кадре. Допустим, если я какую-то песню чувствую, мне не нужно, чтобы мне кто-то рассказывал, что я в этот момент должна делать, чтобы мне рассказывали, какое у меня должно быть лицо. Меня очень раздражает, когда мне кто-то говорит, как я должна фразу построить, я могу поссориться с концертмейстером, если он будет мне говорить, как я должна построить фразу.
Михаил Довженко:
Давай перейдём к твоему характеру. Я слышал много раз, что ты удивительная певица, у которой есть свой путь, и ты им идёшь.
Нина Шацкая:
От кого это ты слышал?
Михаил Довженко:
Вообще от всех.
Басиния Шульман:
Сам от себя слышал.
Михаил Довженко:
Что в наш век продюсеров, когда люди привыкли диктовать, подбирать группы, где потом меняют составы, ещё что-то. Вот как ты живёшь с таким мощным характером?
Нина Шацкая:
Да я просто живу, Миша, я просто живу, я ни о чем не думаю, я не умею прогибаться, понимаешь, потому что я начинаю физически страдать. Я просто, к счастью, нахожу людей, с которым мне комфортно.
Михаил Довженко:
Когда я сказал эту фразу при знакомстве с Никитой Сергеевичем Михалковым, я говорю: вы знаете, я не замечен в лизоблюдстве. Он говорит: ну и наверное, имеете от этого кучу проблем? Вот то же самое можно и тебе сказать.
Нина Шацкая:
Я не знаю, Миша. Я не знаю, что есть проблема. У меня есть жизнь, такая, какая есть. Она со своими сложностями, я человек, который интенсивно копается в себе. Но это мой образ жизни, я со стороны произвожу впечатление очень лёгкого человека, наверное. Мне часто так говорят.
Басиния Шульман:
Это не так. Это точно не так, мы тебе точно говорим.
Нина Шацкая:
Но я живу и живу, мы же все должны как-то жить. Вот я живу и всё, не задумываюсь.
Басиния Шульман:
Миша, я даже тебе могу немножко объяснить. Я Нину очень хорошо знаю с творческой стороны и с личной стороны.
Нина Шацкая:
Да, мы пытались сделать совместную программу.
Басиния Шульман:
Почему пытались, мы её очень долго делали, играли.
Михаил Довженко:
Расскажите мне, почему она не произошла?
Басиния Шульман:
Она произошла, мы ее долго играли. Мы обе работали в Москонцерте в своё время, потом я там больше не работаю, Нина ещё продолжает.
Михаил Довженко:
То есть у тебя характер хуже оказался, раз ты больше не работаешь.
Басиния Шульман:
Нет, я как раз хотела сказать, что Нина наговорит: я живу своей жизнью, живу и живу. Всё это так или иначе идёт на развитие твоего творчества. Потому что твоя вся жизнь, она нацелена на то..
Нина Шацкая:
Знаешь, я сейчас хочу о чем поговорить, задать вам вопрос, я вас перебиваю, Басиния. Дело в том, что я часто в Фейсбуке у себя читаю, как люди такие, для меня авторитетные, мечут копья и стрелы в разговоре, когда кто-то сказал «моё творчество». А я все время думаю, слушайте, если нельзя говорить «моё творчество», за это порицают, что о себе нельзя сказать «моё творчество», это всё. А как надо говорить, вы не знаете? Если не говорить «моё творчество».
Михаил Довженко:
Я думаю, что не надо обращать на такие комментарии.
Нина Шацкая:
Их очень много, я часто с этим сталкиваюсь.
Басиния Шульман:
Можно я вам расскажу историю, она косвенно связана с твоим вопросом. У меня есть два примера. Я буквально недавно выступала с Вениамином Борисовичем Смеховым на сцене, а до этого много лет назад выступала с Алексеем Козловым на сцене. Они поступили однажды с промежутком в энное количество лет одинаково. Работая на сцене, им не понравилось, как ведёт себя аудитория в зале.
Нина Шацкая:
Но они же приглашены, им заплатили.
Басиния Шульман:
Нет. Что один, что второй прервали программу и не побоялись и сказали аудитории: простите, пожалуйста, можно вас попросить внимание, или мы подождём, пока вы поговорите и будем дальше продолжать.
Михаил Довженко:
Это был концерт или театральная постановка?
Басиния Шульман:
Это был концерт и в том случае, и в том случае. Это косвенный ответ на твой вопрос. Понимаешь, мне кажется, нужно делать ровно то, ты уже вообще в таком состоянии, ты на таком уровне находишься, что ты имеешь право говорить и делать ровно то, что ты хочешь делать.
Нина Шацкая:
Говорите мне это почаще, пожалуйста.
Басиния Шульман:
Ты достигла очень-очень больших успехов. Те, кто тебя пытаются научить, как жить, они, по идее, должны сначала доказать, что они чего-то тоже. То есть если тебе Бутман вдруг написал, условно, Бутман, не знаю, почему пришёл Бутман в голову. Нина, а почему вы все время говорите «моё творчество». Тогда я бы ещё подумала.
Нина Шацкая:
Я хочу просто найти слово, а как надо говорить о своём.
Басиния Шульман:
Так и надо говорить, я именно к этому и говорю, ты говоришь так, как ты считаешь нужным говорить.
Михаил Довженко:
Я считаю, что всё, что ты делаешь и всё, что происходит...
Нина Шацкая:
Я даже сейчас не про себя, я об артистах. Если эта фраза порицаема, что надо говорить, «мои работы» что ли?
Михаил Довженко:
Кем она порицаема?
Нина Шацкая:
Многими.
Михаил Довженко:
Смотри, например, то, что ты делаешь в области фотографии, это тоже твоё творчество. Я, например, твой поклонник в качестве фотографа.
Басиния Шульман:
Давайте про путешествия.
Михаил Довженко:
Вот, я к этому и подвожу.
Басиния Шульман:
К путешествиям и к фотографиям.
Михаил Довженко:
Сколько стран ты уже посетила?
Нина Шацкая:
Я все время путаюсь, около 90.
Михаил Довженко:
Я просто хочу ещё рассказать слушателям такую историю, что не раз была ситуация, когда ты давала телефон и говорила: если через сутки я не выйду на связь...
Нина Шацкая:
Ну, раза три, наверное.
Михаил Довженко:
Но было такое.
Басиния Шульман:
Особенно последние вот эти поездки.
Михаил Довженко:
Почему ты в такие места едешь одна, в какую-нибудь Африку, откуда иногда не возвращаются.
Нина Шацкая:
Я никогда не пробовала допингов наркотического свойства, я пробовала только алкоголь. У меня нет зависимости алкогольной. Но я думаю, что вот эти путешествия, они сродни...
Михаил Довженко:
Это твой наркотик.
Нина Шацкая:
Это конечно наркотик. Чем интереснее и необычнее страна, следующую хочется увидеть ещё более сложнее. Здесь тоже такой момент, ты не чувствуешь вот этой опасности.
Михаил Довженко:
А ты не чувствуешь её?
Нина Шацкая:
Я скажу, что чем больше ты ездишь и чем больше, это опасно. Вот, например, когда я начала заниматься дайвингом, самое опасное в дайвинге не само погружение, а ощущение, отсутствие страха. Для меня вода, она никогда не вызывала страха. Я ныряю, и я не чувствую опасности. Это очень опасно. Дайвинг - невероятно опасная вещь, что-то пошло не так, ты вынужден всплыть быстро и до свидания, тебя больше нет. То же самое с путешествиями. Чем больше ты путешествуешь, а когда путешествуешь с хорошими гидами, в хорошей компании, когда всё организовано. А я езжу всё-таки по организованным турам, я не путешественник, я не хожу в экспедиции.
Михаил Довженко:
То есть у тебя есть проверенные проводники, организации.
Нина Шацкая:
У меня проверенные или у кого-то проверенные, но я не еду просто так, на деревню к дедушке, я всегда еду туда, где меня...
Михаил Довженко:
Но ты часто ездишь одна.
Нина Шацкая:
Но я в эти поездки, о которых мы сейчас говорим, одна не езжу. Наверное, самая сложная, я была ЮАР одна, я была в Ботсване, я была в Марокко, Аргентина, Чили, Индия, но это всё не те страны, где одной страшно.
Михаил Довженко:
В прошлом году ты где-то была.
Нина Шацкая:
Я была в очень интересной поездке в прошлом году, в январе, Камерун, ЦАР.
Михаил Довженко:
Вот именно из Центральной Африканской республике недавно не вернулись режиссёры, как мы помним.
Басиния Шульман:
Но они просто не просто так не вернулись.
Нина Шацкая:
Они поехали не туристами. В ЦАР очень часто ездят люди, но туда ездят, в ЦАР обязательно должен быть, я когда читала...
Михаил Довженко:
Тем не менее, страна одна и та же.
Нина Шацкая:
Когда я читала об этом ужасном событии, когда наших журналистов там убили, там очень часто говорили, что они ехали, они не встретились со своим проводником. Там проводник, это переговорщик между кланами. Вот я когда сейчас была в Афганистане, мы были в Ваханском коридоре. Ваханский коридор, это не тело страны, это такой маленький хвостик, который разделял когда-то английскую империю и российскую. Там другое немножко ответвление мусульманства, Исмаилизм, там не было военных действий. Но даже там территории поделены на влияние полевых командиров. Чтобы из одной территории перейти в другую, нужен некий допуск, нужны какие-то разрешения, пермиты. Для этого нужен человек, который всё это оформит. Если этого человека нет, то ты уже входишь в опасную ситуацию. Если ты ещё едешь по какому-то заданию, там совсем всё по-другому. Это люди не путешествовать поехали туда. А я езжу путешествовать совершенно безобидно и без всяких...
Басиния Шульман:
Расскажи нам самую страшную историю.
Михаил Довженко:
Ты - женщина, самое активное мужское проявление к тебе, внимание в какой стране было?
Нина Шацкая:
Такое необычное в Индии. Я заехала, я была в Индии, как ни странно, но в Индии вообще к белым людям относятся с таким благоговением. И если дотронуться до белого, кусочек удачи тебе может достаться. Но они понимают, что трогать руками не хорошо и дотрагиваются локтем, плечом. И этот круг, как раз я оказалась в таком месте, я ехала к храму Камасутры, который у нас всем хорошо известен, Кхаджурахо, такое место. И от железнодорожной станции я ехала на машине с водителем. Оказалось, что он местный, он меня в какую-то деревню завез. Там я сняла свою девочку с большими глазами, которая на обложке моей книги.
Михаил Довженко:
На обложке книги «Жажда жизни», фотоальбом, который продаётся до сих пор в магазинах.
Нина Шацкая:
Да. И вот мы заезжаем в эту деревню, я смотрю, что там никого нет, несколько всего сидит стариков, какие-то детки сидят, вышли. Нет населения, а Индия, она же перенаселённая, там везде толпы. А тут никого нет. Я говорю: а где люди? Он говорит: на рынке. А можно на рынок? Можно. И вот мы едем, это выходной день, такой мост через реку и под мостом, под быками под мостом, там раскинулся огромный рынок, огромное количество людей там бродит, ходит. Я понимаю, что они смотрят на меня обалдевшие, и женщины, и мужчины. И в какой-то момент я вдруг поняла, что за мной идёт уже такая организованная достаточно толпа мужчин, они смотрят не с вожделением, не с агрессией, но они смотрят с большим интересом, и кольцо вокруг меня сжимается.
Михаил Довженко:
А ты одна.
Нина Шацкая:
Я с водителем. Я ему говорю: слушай, пошли скорее. И мы бежим, а машина стоит на мосту, надо в горку подняться. И мы бежим, так, быстрым шагом идём, подходим к машине, и когда я сажусь, закрываю дверь, эту машину всю облепливают и смотрят вот так в стёкла. У меня есть вот эта фотография, когда я снимаю.
Басиния Шульман:
С ума сойти!
Нина Шацкая:
Это было такое неприятное ощущение. Потому что я думаю, если бы я спаниковала, когда я была в Конго, нельзя так сравнивать. Я думаю, что когда толпа, то можно сравнить животных и людей в толпе, наверное, рефлексы, они срабатывают. В Конго говорят, что когда животное на тебя смотрит, самец к тебе приближается, нельзя убегать и нельзя смотреть в глаза. То есть надо принять позу покорности, сесть перед гориллой в позе покорности, потупив глаза. Наверное, когда толпа, она любая толпа, в позе покорности конечно нельзя вставать, но нельзя убегать. Я думаю, что если бы я побежала от страха, то наверное, они бы меня догнали и неизвестно, чем бы закончилось. Но в связи с тем, что я понимаю, что надо улыбаться, надо быть спокойной, чувство виктимности привлекает опасность. Я очень расположена к миру. Тоже говорят, что в Таджикистане сейчас была, незадолго до этого там тоже погибли туристы, говорят, что тоже они ехали вот с таким лозунгом, что если ты открыт миру, то тебе не сделают зла. Ну вот что делать, случаются страшные вещи и в цивилизованных странах, на набережных в Ницце и так далее, мы не застрахованы. Но хочется очень видеть мир.
Михаил Довженко:
Знали ли эти люди, которые тебя преследовали, что они преследуют заслуженную артистку России.
Нина Шацкая:
А кстати, может быть, я бы обернулась, запела, и они бы остановились.
Михаил Довженко:
Подожди, ты же несколько раз пела в каких-то африканских...
Нина Шацкая:
Туда, куда я приезжаю, везде пою.
Михаил Довженко:
Было какое-то видео, лодка в африканской какой-то.
Нина Шацкая:
Этому пересекали границу между Камеруном и ЦАРом.
Михаил Довженко:
Это тебя попросил кто-то спеть или ты сама?
Нина Шацкая:
Нет, я сама.
Басиния Шульман:
Её просить не надо, ты что, Миша, не знаешь, она всегда поёт сама. Ниночка, давай перейдём к музыке. Всё-таки к основной твоей профессии, хотя я понимаю, что тебе уже хочется снимать и путешествовать.
Нина Шацкая:
Честно говоря, я была бы счастлива, если бы у меня была возможность выезжать.
Михаил Довженко:
Спой здесь, пожалуйста, просто две фразы спой, пожалуйста, раз у нас нет диска с собой.
Басиния Шульман:
Диска у нас нет.
Нина Шацкая:
Что же вам спеть.
Басиния Шульман:
Что хочется.
Звучит песня «Очаровательные глазки» в исполнении Нины Шацкой.
Михаил Довженко:
За последние 10 секунд у нас прибавилось 1000 человек слушателей. Я просто слежу за статистикой.
Басиния Шульман:
Вот это я понимаю. Давай, расскажи нам про «Голос» теперь.
Нина Шацкая:
Про «Голос», мне так понравился проект.
Басиния Шульман:
Расскажи свои ощущения, расскажи свои эмоции, свою проверку на прочность, будучи уже известной.
Михаил Довженко:
Весь ажиотаж вокруг «Голоса», он оправдан.
Нина Шацкая:
Абсолютно.
Басиния Шульман:
Подожди, Миша, я хочу другое спросить. Это правда важно для людей, которые вообще идут на такой шаг. Вот ты, заслуженная артистка, взрослый человек, состоявшийся абсолютно музыкант. Очень интересно, не твоё решение, я понимаю, почему ты пошла туда, скажем, это понятно. Но вот эти твои эмоции, когда ты на сцену выходила, тебя трясло, я же знаю, я всё знаю.
Нина Шацкая:
Да, ты же была в группе поддержки.
Михаил Довженко:
Я тоже был.
Басиния Шульман:
Эта тряска внутренняя, это абсолютно всегда страшно, такие вещи, расскажи, это же преодоление.
Нина Шацкая:
Потому что ты выходишь наравне с молодёжью, которая делает первые шаги, и ты уже авторитет. И нельзя спеть хуже, чем ты можешь. Я соревновалась с собой.
Басиния Шульман:
Это потеря лица, как говорят китайцы.
Нина Шацкая:
Японцы.
Басиния Шульман:
Китайцы.
Нина Шацкая:
Да? У японцев то де самое. Восток.
Михаил Довженко:
Доболтались называется. Но я помню твои глазам когда в гримёрке, и твой буфер, защита от всего мира, это Илья Любушкин, твой директор. И когда он просто берет на себя весь этот удар, он понимает, что он охраняет.
Нина Шацкая:
Он бедный, а я даже не чувствую. Конечно, он у меня. Какие преимущества возраста моего были и моего опыта. Я ненавидела конкурсы, меня просто на заре моей юности, пару раз участвовала в каких-то конкурсах, и с тех пор я была уверена, что телевизионные конкурсы, это такое издевательство, хамство, неуважение. И когда я пришла на «Голос», я была поражена очень мягкостью тех людей, которые внутри коммуницируют с участниками. Большое уважение и деликатность. Ни разу я и те, кого я видела рядом, не было совершенно никакого дискомфорта в общении. Единственный дискомфорт, когда тебя пытаются вывести, как это говорится, за зону комфорта и дать песню, которая тебе неудобна. Но это правила игры. Всё, что связано с организацией и с людьми, это какое-то поразительное, доброжелательное отношение к участникам. Я была этим очень удивлена. Но самое большое, я решилась пойти на этот конкурс только тогда, когда я себе сказала, что я готова к тому, что ко мне никто не повернётся. Мне было важно только одно, что даже если ко мне не повернутся, чтобы меня показали, чтобы все эти волнения не ушли в песок.
Михаил Довженко:
И каждый следующий шаг, это уже была маленькая новая победа.
Нина Шацкая:
Да. Я читала весь поток.
Басиния Шульман:
Вот ты поразила меня, можно я расскажу слушателям, это поразительно.
Нина Шацкая:
Ты понимаешь, что я укрепилась, что меня сейчас очень сложно обидеть, я поднялась на много-много ступенек.
Басиния Шульман:
Я хотела, это надо рассказать, что я сама наблюдала эту картину, когда ты прямо буквально выйдя после эфира, открывала YouTube и читала весь этот поток негатива.
Нина Шацкая:
Ты понимаешь, на слепых негатива не было вообще. На слепых у меня была такая эйфория, что меня приняли все, что я сделала этот шаг. У меня есть хорошие мои приятельницы, как минимум две, которые просили, к ним не обернулись, профессиональные певицы, они просили потом, чтобы их не показывали. Я хотела только одного - чтобы меня в любом случае показали. Я довольно часто читала такие комментарии, что вот, она такая неискренняя, что делает вид, что она не знает, что ее дальше пропускают. Я не знала, ни разу я не понимала, а уже после того, когда я пела «Колдунью», я была уверена, что это будет мой хит, я была уверена, что после этого номера точно меня Дима уберёт.
Михаил Довженко:
Я кстати был на этой записи, именно на эту запись я и приходил, когда я понял, что ты была в полной уверенности, что ты дальше не пройдёшь.
Нина Шацкая:
Когда я проходила, для меня это была такая радость, потому что я понимала, что мне пора уходить из игры, потому что понятно, что это конкурс для молодёжи. Но конечно, хотелось остаться подольше.
Михаил Довженко:
И ты настояла на том, чтобы спеть романс на программе, в проекте, в котором романс, в общем-то, непонятно, как можно может существовать.
Нина Шацкая:
Ты знаешь, там первым номером никто от меня не ждал ничего, я сказала, я не настаивала, мне не запрещали, мне сказали: что ты хочешь? Я сказала: вот, я хотела бы спеть. Пожалуйста. Там дают выбирать, там нет, вот когда на слепых прослушиваниях, их там нет очень жёсткого такого диктата. Дальше начинается уже, когда мастер говорит, наставник, что он хочет, чтобы артист спел. Конечно, мне было довольно больно, когда в соцсетях читала, а что она все время ноет одно и то же своё. Да я готова была, но так видел Дима моё участие. Я Диме очень признательна.
Михаил Довженко:
Дима Билан.
Нина Шацкая:
Да, я очень ему благодарна, что он мне дал возможность. Я, можно сказать, что я смогла пройти, ещё раз оказаться в молодости, в юности. Потому что вокруг меня были совершенно другое поколение, и с ними довольно быстро я стала достаточно, я не стремилась свой авторитет демонстрировать, там были музыканты, Настя Зорина, я считаю, что это вообще блестящий, мегакрутой музыкант мирового класса. Конечно, она для меня была авторитетом, а не я для неё, я так думаю. То есть я получила шанс, который получают в молодости люди, когда стартуют. А я вот не могу себе сказать, я хотела и побоялась, я не решилась. Я смогла. И вот чем больше себе ставишь задач и их делаешь, мне кажется, что тем больше тебе сверху, это бонусы. Вот мне говорят: как ты так выглядишь? Потому что я стараюсь преодолевать свои страхи, неуверенность в себе и за это получаю бонусы. Смогла перейти, я перешла новый уровень, на новый левел поднялась, у меня года списали, я могу ещё дальше.
Басиния Шульман:
Скажи, что у тебя в планах? У нас уже не так много времени остаётся. Планы, прорекламируй какой-то концерт.
Нина Шацкая:
Рекламирую очень интересный концерт. У нас с Ольгой Кабо существует два очень интересных проекта, освещённых Анне Андреевне Ахматовой и Марии Ивановне Цветаевой, но они очень сложные.
Михаил Довженко:
Судя по Фейсбуку ощущение, что вы живете вместе.
Нина Шацкая:
Нет, но скоро будем в соседних номерах в Риме жить, мы летим с Олей в Рим, участвуем в большом очень интересном культурном событии, связанном с русской культурой. И 8-9 ноября будем выступать в Риме. Это для тех, кто в Риме. Для тех, кто в Москве, у нас премьера третьего нашего спектакля, это спектакль, в отличие от двух предыдущих не требует от людей знаний поэзии, музыки, не требует сосредоточенности. Это наконец-то развлекательный проект. Называется он ахматовской строчкой «Пятое время года - любовь». То есть это такие времена года, где Ольга читает.
Михаил Довженко:
На каком материале?
Нина Шацкая:
Оля читает, начиная от «мороз и солнце, день чудесный», поэзию золотого века, серебряного, до Беллы Ахмадулиной. Я пою от старинного романса до русской песни, вернее, наоборот, русская песня, старинный романс, современный романс.
Басиния Шульман:
Расскажи, где и когда, у нас остаётся минута.
Нина Шацкая:
Друзья мои, 5 декабря Концертный зал русской песни, это зал Надежды Бабкиной, 5 декабря наша премьера с Ольгой Кабо, приходите, пожалуйста, мы будем очень вам рады. И самая любимая музыка, самая популярная, самые известные стихи. Это будет очень интересно, я в этом уверена. В сопровождении симфонического оркестра.
Михаил Довженко:
Куда ты говоришь?
Нина Шацкая:
В камеру смотрю, людям говорю.
Михаил Довженко:
Ну что же, это удивительная Нина Шацкая сегодня была у нас в гостях. Нина, спасибо тебе огромное.
Басиния Шульман:
Времени как всегда мало.
Михаил Довженко:
Времени как всегда мало, огромнейшей тебе удачи и везения всегда по жизни, чтобы добавлялось, вот как ты говоришь.
Нина Шацкая:
Хорошо.
Басиния Шульман:
Приходи к нам ещё.
Нина Шацкая:
Обязательно.
Михаил Довженко:
Спасибо тебе большое.