Елена Женина:
Доброе утро. В эфире программа «Завтрак у Жениной», с Ввами я, Елена Женина. А гость моей сегодняшней программы Егор Мельников. Егор - основатель и генеральный директор проекта ARNA Genomix. Это компания, которая одна из первых в реальном секторе, в секторе биотехнологий имеет блокчейн решения глобальных задач и разработала очень интересную диагностику, раннюю диагностику рака молочной железы при помощи определения нуклеиновых кислот в плазме крови.
Егор Мельников:
Всё так.
Елена Женина:
Рассказывайте, что это такое, почему эта технология является прорывной, ее же очень мало в мире, вообще, мало, кто этим занимается. И Вы всё-таки были одними из первых, насколько я знаю.
Егор Мельников:
Да, спасибо за интро, здравствуйте, дорогие зрители. Вообще, подход жидкостной биопсии или как по-английски звучит Liquid Biopsy, это самый современный подход в ранней диагностике онкологических заболеваний. В мире много научных команд занимаются жидкой биопсией. В секторе жидкой биопсии можно выделить основных несколько направлений и, в первую очередь, такое, как секвенирование генома ДНК. Этот подход разбирается где-то с начала двухтысячных, и секвенирование генома стремиться от 100000 $ за геном в 2000-м году стремится к 1000 $, но сегодня ещё эта планка не достигнута. Мы считаем, что такой подход, конечно, даст много прорывных решений, и в диагностике, и поможет понять какие-то ключевые принципы работы организма. Но это всё в ближайшем будущем. В ближайшие 10-15 лет. Также стоит выделить отдельно метилирование ДНК, не буду углубляться в научные термины.
Елена Женина:
Нас смотрят не только биологи, биохимики и медики, но и обычные люди. Что такое метилирование?
Егор Мельников:
Надо представиться, я сам экономист по образованию, а возглавляю этот проект, потому что ключевую технологию разработал мой отец. Анатолий Александрович Мельников более 40 лет в молекулярной биологии, поработал во многих странах мира, 15 лет разрабатывал тесты на онкодиагностику в США. Поэтому я не хотел бы углубляться. Есть секвенирование генома, есть метилирование генома. И вот недавно выделили ещё одно направление, так называемое Nukleosom Footprinting, это дословно нуклеосомный след, отпечаток. Мы, скорее, относимся к третьему направлению, сейчас я поподробнее расскажу об этом.
Елена Женина:
То есть обычными словами, Вы находите отпечаток вот этого заболевания в крови пациента.
Егор Мельников:
Обычными словами стоит сказать следующим образом. На чем строится вообще вся научная концепция. Когда появляется опухоль в организме, клетки опухоли не только размножаются, но и распадаются. И продукты распада, все составные части клетки попадают в кровоток. Как только первый капилляр прорастает к опухоли, так они попадают в кровь. Мы научились улавливать онкоспецифичные ДНК именно для рака молочной железы, сейчас расскажу, почему это именно так, в плазме крови человека. Вот так.
Елена Женина:
То есть это уже тогда, когда опухоль все-таки появилась.
Егор Мельников:
Но тут надо сказать, что наука до сих пор не на сто процентов знает, когда и как это происходит, микрораки. Известно, что микрораки происходят постоянно в организме, и иммунная система их душит, глушит, как-то справляется. В какой момент и почему происходит сбой в организме, и опухоль начинает, клетки начинают делиться, опухоль начинает расти, науке достоверно сегодня не известно. Известно, что это в какой-то момент и почему-то происходит. Как правило, это возрастные заболевания. Тем не менее, на другой стороне медали можно сказать, что рак молодеет.
Елена Женина:
Да, тоже такое есть, мы это видим.
Егор Мельников:
Да, поэтому что тут сказать, чтобы закончить эту часть, что известно про рак. Конечно же, генетика, генетическая предрасположенность. Конечно же, приобретённое количество канцерогенов за жизнь, сколько мы с Вами скушали всяких гадостей, скурили, выпили. И экология, то есть сочетание многих факторов в какой-то момент даёт иммунной системе повод для того, чтобы произошел сбой и опухоль начала расти. Как только она начинает расти, как я уже сказал, клетки не только делятся, но и распадаются, и вот продукты распада, все органеллы, митохондрии и т.д. попадают в кровоток. И современный научный подход в том, чтобы научиться улавливать их, определять и ассоциировать с каким-то конкретным заболеванием. Собственно, этот подход и называется жидкостная биопсия, абсолютно утверждён, «запрувлен», как это по-русски, FDA, американским регулятором. По аналогии с нашим Минздравом. То есть таким подходом занимается много научных команд в мире. За последние 5-7 лет было привлечено венчурных инвестиций более 2 млрд. $ уже, потому что только один Grail, Dot-bio, это, извините, не буду рекламировать американцев. Но известная компания Illumina и Johnson & Johnson, такие гиганты. сделали совместное предприятие, которое именно занимается секвенированием генома и ищет свой т.н. Грааль. Они считают, что ранняя диагностика рака, это Грааль, потому что как только мы научимся определять опухоль, находить опухоль на самой ранней стадии, дальше что, хороший хирург и, в общем-то, проблема решена.
Елена Женина:
То есть это относится не только к раку молочной железы, но и ко всем видам, просто каждый занимается именно своим направлением и ищет свой Грааль.
Егор Мельников:
Да, тут, наверное, надо рассказать, как начинался наш проект, потому что это не первый наш продукт, тест-система, правильно это называется, давайте называть просто тест. Тест на раннее выявление рака молочной железы. Наша компания имеет начало в 2013-м году. Мы собрались с группой друзей, как это называется стадия 3-F, когда самую раннюю стадию, особенно высокотехнологичных проектов финансируют друзья, семья и дураки. Friends, family and falls дословно, даже и Founders 4-F. Вот мы собрались, зная, что у отца были наработки 15 лет по теме метилирования ДНК, он эту историю забросил, потому что не получалось достичь точности более 80 %. А что такое 80 %, это каждая пятая ошибка, это недостаточно. Все современные онкомаркеры и, вообще, вся современная диагностика, к сожалению, не превышает вот этого показателя. Стоит задача перед, которую решает мировое научное сообщество достичь 95+ процентов показатель точности. Мы собрались, потому что было наработка, и мы сделали наш первый продукт, называли его «Онкотермометр». Это был и есть продукт, который определяет, есть ли в организме какой-либо онкопроцесс, наличие онкологического процесса или нет. Но не определяет локализацию, грудь, печень, кишечник и т.д. Мы пошли, получили статус партнёра Сколково, получили свой статус, потому что нам нужна была экспертиза. Мы пошли туда проходить научные советы, консультации получать и т.д. И тогда нас раскритиковали. Тогда денег нам не дали, сказали, что это очень хороший подход, но очень большая задача, требуется произвести масштабные клинические исследования, а как известно, может быть, кому-то неизвестно, это очень дорогая история. Поэтому мы услышали хороший совет: сузьте фокус, выберите заболевание, и на базе Вашей основной технологии, которая позволяет улавливать, очень точно улавливать, что есть онкологии какая-то, сделайте.
Елена Женина:
Какое-то конкретное направление.
Егор Мельников:
Да, сделайте новый продукт. Мы выбрали рак молочной железы по двум причинам. С одной стороны, это очень большая потребность, это один из топовых раков-киллеров так называемых, первый среди женских, вообще, среди женской смертности, рак молочной железы, это номер один. Если у мужчин это сердечно-сосудистые заболевания, раки на втором месте, то у женщин это первое место, это причина номер раз. Вторая, так получилось, что у нас была наработана собственная коллекция по раку молочной железы, довольно обширная. Мы сотрудничали с РОНЦ имени Блохина и т.д., с другими онкоцентрами. Собственно, мы ушли на 2 года в RND, процесс Recearch and Development и сделали этот новый тест, наш новый тест. Протестировали его на нескольких подтипах рака, поняли, что на основных трёх гормонозависимых, это, извините за термины, кому-то может быть интересно, люминал A, люминал B и Her2/neu так называемый, работает. Для самого такого злого и мало представленного в России, тройной негативный, это ни первый, ни второй, ни третий тип, у нас не работает. Мы это поняли, и поняли, что там какая-то другая природа, нужно делать отдельный биомаркер для тройного негативного рака молочной железы. Сделали его, протестировали, в лаборатории мы, наша статистика, когда мы запустили оба протокола, более 95 % и чувствительность, и специфичность. Но, в первую очередь, это, извините за термины, чувствительность, это о том, чтобы улавливать заболевание, а специфичность, это о том, чтобы говорить, это именно рак молочной железы. С чувствительностью мы всё поняли, нам всё известно, а специфичность нам, конечно, предстоит доказывать и изучать. Собственно, на лето 17-го года это наш текущий статус. Мы сделали биомаркер, протестировали его в лаборатории, провели валидацию, доказательства в лаборатории, более 500 проб. То есть это такая, хорошая вполне статистика и поняли, что всё, мы уверены в том, что это работает. Наша текущая группа инвесторов делала так называемый слепой эксперимент, когда учёные не знают, с чем работают, плазма больных пациентов или здоровых доноров. У нас был небольшой эксперимент, 33 пробы и всего одна ошибка, и то по ней были вопросы, может быть, там неправильно подготовлено было. Убедились и поняли, что надо дальше двигаться, надо привлекать инвестиции для того, чтобы запускать полномасштабные клинические исследования с целью доказательства эффективности нашего теста и последующей коммерциализации этого продукта, вывода на рынок. Конечно, мы смотрим не только Россию, а хотели бы выводить это на мировом масштабе. И вот тут у нас начинается ключевая наша история, привлечение инвестиций в венчурных инвестициях в Биотэк в России. Это сложная история, если честно. Мы на протяжении всех почти пяти лет так или иначе занимались Fundraising, привлечением инвестиций. И тут рождается вопрос курицы и яйца. Что вперёд. Раскрой, пожалуйста, свою технологию, говорит инвестор. Мы отвечаем: мы не можем этого сделать, потому что мы уверены, что на базе основной нашей технологии мы будем создавать новые продукты, мы точно знаем, что у нас получится, мы протестировали, это толстая кишка, это яичник, это поджелудочная железа, это глиома мозга, ещё несколько, тимусная железа. И точно знаем, что меланома у нас не работает. Тогда, отвечая на вопрос инвестора. почему мы не раскрываем, потому что.. Он говорит: патентуйте. Отлично, мы сделали первый патент, получили его в России на руки, международная заявка у нас идёт, но как это делается в Биотэке, никогда не патентуется 100 %. Обставляются какие-то, закрываются дверки, но 100 % рассказать, существуют недобросовестные страны, которые сразу пойдут и начнут копировать, это известно. Более того, у нас в советниках сейчас есть очень именитые американцы, американец один, который является cofounder, соучредителем юридической компании, специализирующейся на том, чтобы развивать Биотэк патенты. Если в IT можно запатентовать и опытную модель, полезную модель, и изобретение, то в Биотэке чуть-чуть меняется подход, результат остаётся тот же, но патент не работает, патентная защита. Поэтому мы не можем 100 % рассказать в патенте нашу технологию.
Елена Женина:
Всю технологию.
Егор Мельников:
Да. Инвестор это слышит, понимает и говорит: хорошо, тогда давайте мне, пожалуйста, 80 % компании за риск. Потому что в Вас еще, понятно, что в лаборатории Вы всё сделали, всё протестировали, но мы этого не видим, технологию Вы не рассказываете.
Елена Женина:
Ну, да, только Вы знаете, и здесь приходится полагаться только на Ваши слова.
Егор Мельников:
Да и это наша дилемма, это наша боль, мы её проживали несколько лет, так или иначе, у нас есть группа инвесторов, которые активно за нами смотрят, говорят: слушайте, ладно, давайте, Вы так сделаете, Medical Study так называемое сделаете исследование небольшое или Proof of Concept, доказательство работы научной концепции. Сделайте и с результатами приходите к нам. К слову, кластер Skolkovo то же самое нам сказал, сделайте сами Proof of Concept и приходите к нам. И куча фондов нам так сказала. Вот современная ситуация в России. Мы ходили и привлекали деньги на то, чтобы это сделать, они предлагают нам сначала сделать, потом прийти к ним. Мы справедливо замечаем, но, слушайте, мы сделаем, а дальше мы уже будем выбирать. Все говорят: мы понимаем. Отлично. Забегая вперёд, скажу, что, к сожалению, в Америке такая стадия у проекта продаётся легко. Это у нас текущая экономическая ситуация, небольшой венчурный рынок и так далее. Однако мы не приуныли, мы решили действовать дальше и двигаться дальше своими силами. Потому что есть альтернативные пути привлечения инвестиций, например, краудфандинг. Мы разбирались этом, поняли, что какие-то площадки, как Indiegogo, Kickstarter и вообще, классический краудфандинг в Биотэке не работает в отличие от IT. На пальцах в двух словах объясню, почему. Если в IT недорого создать прототип, собрать денег с рынка, прототип, подтвердить силу рынка, то есть market power, узнать, что есть запрос на твой коптер или что-то сделать, доказать, и потом уже масштаб, масштабирование бизнеса, то есть производство и дистрибьюция, это уже серьёзные вложения. Это работает для краудфандинга, собрать небольшую сумму для того, чтобы сделать прототип. В Биотэке основные инвестиции идут на стадии доказательства. То есть мы разработали, по сути, мы сделали, у нас есть прототип, у нас есть продукт, но нам нужно пройти несколько этапов клинических исследований, которые съедают основную сумму инвестиций. Проще говоря, дорого стоит. А дальше в случае успеха, например, по аналогии с таблетками, любая биг фарма распространит по аптекам это очень быстро, это ничего, мало стоит. Собственно, вот почему классический краудфандинг не работает. В 17-м году мы познакомились с технологией блокчейн, и сразу подумали, где мы можем применить блокчейн в нашей ситуации, решить, как мы можем решить наш вопрос курицы и яйца, деньги вперёд или технологию раскрой, как нам это сделать. Мы поняли, что т.н. ослеплённый эксперимент, то. что мы называем исследование Proof of Concept, то есть на пальцах. Где-то официально собираются образцы плазмы крови онкобольных пациентов и здоровых доноров, потому что на стадии Proof of Concept больше не требуется. Лаборатория с учёными получает заслепленным, мы не знаем, 100 образцов получили.
Елена Женина:
Здоровые, не здоровые.
Егор Мельников:
Да, мы делаем наши тесты, потом происходит официально процесс расслепления, мы смотрим, что получилось, и все фиксирует результат, расписываются в протоколе. Да, вот насчитали такую-то статистику. Базовый принцип работает или нет, достаточно таких параметров. То есть от 100 до 300 пациентов, проб, и это можно сделать. И мы увидели, что это можно реализовать через блокчейн. То есть сегодня у нас уже готов наш MVP Minimum Valuable Product, где смоделирован процесс расслепления через блокчейн. Почему мы начали именно с этого.
Елена Женина:
То есть каждый шаг, фактически, записывается, и каждый шаг является уникальным и оригинальным.
Егор Мельников:
Конечно, и неизменным, и мы не сможем подкрутить. То есть наша проблема - доказать инвестору то, что это работает, таким образом может решиться. Мы с этого только начали. То есть это был первый шаг, и он сейчас реализован, мы моделируем для эксперта мирового уровня сейчас эксперимент, который в ближайшие месяцы все могут посмотреть их результаты в блокчейн, в нашем публичном, поскольку это неизменно, это публично, это секьюрно. Дальше мы увидели возможность выводить наш тест на рынок, в параллель с официальной историей клинических исследований. Тут, может быть, я для профессионалов индустрии буду говорить какие-то резонансные очень вещи, но, тем не менее, мировая практика показывает, что это работает. Что я хочу сказать. В классическом пути, доказав тест, мы после этого обязаны получать регистрацию на медицинское изделие, поскольку мы так классифицируемся. И шприц, и томограф у нас это медицинское изделие, и Инвитро диагностика в пробирке, это тоже медицинской ездили. И мы, конечно, будем это делать в каждой юрисдикции, в которой мы пойдём на рынок, в том числе, и в России. Но процесс этот у нас займёт ближайшие два года до того, как мы получим. Сначала мы сделаем наши исследования, мы сегодня проводим в Сеченовском университете и в Питере официально в НИЦ онкологии имени Петрова, к лету закончим Сеченовку, к осени Петровку. Все результаты тоже будем класть в наш блокчейн, расслеплять через блокчейн в параллель с официальными бумагами, которые будут рождаться в процессе исследования. После этого пойдёт публикация, после этого пойдёт процесс регистрации медицинского изделия, и как только мы его получим, мы выйдем на рынок. Мы станем медицинским изделием, которму разрешено оборачиваться на рынке России, например. Однако, как тест, мы можем обращаться только так, а как исследование, мы можем оказывать услуги, делать исследование. При этом ни в коем разе не ставить диагноз. Мы не имеем права этого делать, диагноз ставит врач. Мы не являемся в этот момент инструментом для диагностики, мы можем формировать группы риска, потому что предикативное, так сказать, исследование, например, вспоминая случай с Анджелиной Джоли, у которой мутации в генах BRCA1, BRCA2, очень известный, тот, кто следил. Приняла сложное решение о мастэктомии. Не было никаких гарантий того, что у неё будет рак молочной железы. У неё была предрасположенность и говорили, что, скорее всего, с вероятностью 70 % у Вас в ближайшие 10-15 лет это может случиться, и она, предупреждая эту ситуацию, приняла такое решение. Тут стоит отвлечься и привести историю кейса «23 and me», «23 и я» дословно переводится, на американском рынке был такой известный случай. Это, не помню, как, если честно, извините, как звали женщину-основателя, это геномной тест. Знаю, что она была жена русского кофаундера Google, поэтому это легко можно найти. История в том, что они вышли на рынок с геномным тестом, не регистрируя его, как medical device или медицинское изделие, по-русски. И они успели сделать миллион тестов, по-моему, боюсь ошибиться, но вроде, как около миллиона тестов прежде, чем регулятор к ним пришёл и сказал: ай-яй-яй, что-то тут у Вас неправильно, наложил штраф. Однако, они состоялись, как успешная коммерческая компания с сильным рынком, сильной экономикой. После этого, конечно же, они устранили все неточности, сделали весь свой, исправили все свои ошибки, всё, что надо зарегистрировали, и это очень успешная компания сегодня. Говоря про наш рынок, у нас есть похожие случаи, когда исследования без лицензии на медицинское изделие, оказывается, изучаются геном, опять же, всякие пренатальные тесты и т.д. Мы решили идти этим путём, мы говорим об этом прямо, мы нашли легальную конструкцию, как это абсолютно без нарушений можно делать. Мы в ближайшие месяцы запускаем нашу коммерческую историю на рынке Москвы. Мы не будем давать ответа, есть ли рак или нет, а будем говорить о рисках, только лишь о рисках пока.
Елена Женина:
О предрасположенность к этому заболеванию.
Егор Мельников:
Да, предрасположенности, о наличие рисков.
Елена Женина:
То есть Вы не будете осуществлять диагностику, постановку диагноза, Вы будете осуществлять как раз диагностику и выявлять возможные риски.
Егор Мельников:
Да, диагноз мы не имеем права ставить, диагностика, тоже, наверное, неправильное слово, именно юридически.
Елена Женина:
Исследование.
Егор Мельников:
Да, исследование, правильное слово. Однако, здесь нам очень помогает блокчейн. Мы решили и мы вообще стремимся, зачем нужен блокчейн, он нужен для того, чтобы отдать силы, вернуть силы пациенту, контроль обществу. Мы решили, что пусть наша честная статистика будет доступна всем, видна всем и будет под контролем общественности. То есть буквально, что мы делаем. Мы делаем тест и в личном кабинете пользователя публикуем результат. Конечно же, есть полная табличка с объяснением, что тот или иной коэффициент часовой, который мы получаем, значит, рекомендации. То есть рекомендации будут следующие: либо спокойно приходите через год, либо Вам бы рекомендовали, не рекомендовали, а почаще ходить проверяться. Что-то в этом роде. Сегодня золотой стандарт так называемого выявления рака молочной железы у населения является маммография. Она не очень точна, но лучше нет.
Елена Женина:
Но почему она не очень точна, Вы считаете?
Егор Мельников:
Потому что если по миру сказать, мы сделали большое исследование, она опубликовано у нас на сайте, 50 страниц на английском языке, со всеми ссылками. Она по миру от 40 до 80 % чувствительность, в лучшем случае, точность. 40 - это у китайских женщин, очень маленькая, плотная грудь, ничего не видно и т.д. То есть где-то лучше работает УЗИ в таком случае. Но это те же 80, максимум, 85 % в отдельном случае.
Елена Женина:
То есть это не тот процент, который Вас удовлетворяет.
Егор Мельников:
Никого он не удовлетворяет в мире. Все стремятся решить задачу именно подходом жидкостной биопсии. И гиганты рынка такие, как City, Morgan Stanley, боюсь ошибиться здесь, но выпускали последние года отчёты, что это подход на ближайшие 10-15 лет. Это самый большой рынок, во-первых, один из самых больших рынков. И проблема рака будет решена именно таким образом. А мы считаем, что мы все уже сделали и решили, нам предстоит это дело доказать. Да, мы идём по официальному пути, и в параллель мы запускаем исследование для населения, и при этом отдаём контроль.
Елена Женина:
А это никак не нарушает закон о персональных данных, если Вы выкладываете это всё в открытый доступ?
Егор Мельников:
Конечно же, мы соблюдаем все законы, и 152-й, и, если американский, HIPAA Compliance и т.д. Конечно, это будет деанонимизировано, это будет доступна только пациенту. Это неправильно называть пациент, давайте называть клиент. Потому что через два года это станет пациент, сегодня это просто клиент. Это будет доступно женщине в личном кабинете, то, что это она, будет знать только она. А так это будет номер 124125 и всё. У женщины будет доступ в личный кабинет, где она будет знать свой результат, и вот тут ключевой момент. Поскольку мы предполагаем и собираемся доказать, что мы научились улавливать на самых ранних стадиях раньше, чем это видит маммография, то наверняка, у нас будут случаи такие, что наш тест говорит да, мы видим, а маммография не ещё не видит, опухоль ещё не выросла. Мы будем это классифицировать, как ложноположительный результат ровно до тех пор.
Елена Женина:
Пока он не станет положительным.
Егор Мельников:
Пока опухоль не появится. То есть что мы делаем. Мы просим женщину прийти к нам через год и будем сильно вознаграждать это нашими тестами. Мы будем делать бесплатно. Вероятно, мы запустим программу, для отдельных случаев мы будем оплачивать маммографию. Через полгода, через год, через полтора и два года мы просим женщину пойти, сделать маммографию.
Елена Женина:
То есть Вы хотите не только проводить исследование, но хотите видеть ещё и динамику этих исследований.
Егор Мельников:
Конечно. Мы хотим, чтобы женщина вернулась, поскольку все женщины в мире, на самом деле, замотивированы, чтобы наконец-то тест такой появился.
Елена Женина:
Я думаю, все люди замотивированы на здоровье, а женщины в разрезе того аспекта, которым Вы занимаетесь, в особенности.
Егор Мельников:
Да, и мы верим, что они будут возвращаться за вознаграждение, анонимно говорить то, что у меня подтвердилось, вот результаты моей маммографии, анонимно, это всё сделаем, конечно же. с соблюдением всех законов. Таким образом, за год, за два мы накопим статистику, которая будет, которую нам невозможно подкрутить, невозможно поделать. Это будет под контролем со стороны пациента, клиента, сегодня мы называем так. И вся общественность будет видеть, что же это происходит, работает наша технология или нет. Таким образом, пока мы идём официальным путём и регистрируем наше медицинское изделие, чтобы это появилось в сетевых клиниках, чтобы тест появился в больницах и т.д., мог назначаться врачом, к тому моменту рынок увидит, вообще, работает это, в принципе, или нет.
Елена Женина:
Егор, сколько стоит такое исследование на сегодняшний день, если оценивать его?
Егор Мельников:
Мы будем запускать в коммерческую стадию порядка 9000 руб. за один тест.
Елена Женина:
Сколько таких тестов требуется?
Егор Мельников:
Тут скорее надо говорить о национальных программах скрининга молочной железы. У нас это называется диспансеризация. Но вообще, в западных странах рекомендация ещё недавно после 40 лет, сегодня это уже после 35 лет, сначала раз в 2 года, после 40 раз в год. Для женщин с плохой геномикой в BRCA1, BRCA2 рекомендуется каждый квартал. Насколько известно, маммография, это болезненная процедура, и многие просто отказываются, боятся её делать, спят и видят, когда появится такой тест. Собственно, наша задача вывести его на рынок, доказать, что он работает и дальше пойти тиражировать это по странам. Потому что и китайцы заинтересованы, мы встречались с китайским регулятором, и по Америке мы прокатились, все очень заинтересованы. В Америке есть, говоря о конкурентах, есть сильные конкуренты, которые идут по самой широкой программе исследований, я из сегодня уже называл, это Grail, этого есть компании Angle. Недавно, в январе, 18 января вышла в журнале Science очень классная статья про Cancerseek. У них история прямо вообще очень похожая на нашу. Они изначально подошли к созданию биомаркера, который отвечает на вопрос, есть ли онкологический процесс для восьми основных видов заболеваний, и в результате статьи приходят к выводу, что надо делать отдельные тест системы на каждый вид рака. То есть отстают от нас на 4 года. Мы проанализировали эту статью и выложили ее в официальный пресс-релиз, есть в сети, её можно найти на нашем медиуме. Но пока у них не блещут результаты, если честно. Более того, у самых звёздных игроков мы понимаем, где у кого будут дырки и ошибки. То есть американский рынок ждет от них прорыв, мы сомневаемся, что они будут такие, как у нас, извините за нескромность. Но мы действительно считаем, что мы обогнали всех и стараемся это доказать. То есть мы приглашаем инвесторов. Наверное, стоит рассказать текущую стадию проекта. Мы недавно завершили наш раунд в ICO, мы привлекли достаточное количество денег для того, чтобы запустить нашу коммерческую историю в России, как пилотный проект, потому что мы все.
Елена Женина:
То есть Вы привлекли реальные деньги, правильно я Вас понимаю?
Егор Мельников:
Мы привлекли реальные деньги, мы закрыли раунд, нам сегодня пока денег не требуется. Конечно же, мы в дальнейшем будем делать новые инвест раунды, наверное, это будет не инструмент ICO, а скорее, это будет классический инвест раунд с отчуждением долей компании. Посмотрим, не будем загадывать, не хотим делать обязательства, сегодня мы приняли достаточно средств для того, чтобы запустить нашу коммерческую историю в России, для того, чтобы продолжить официальную регистрацию, для того, чтобы разрабатывать дальше наш блокчейн, потому что мы видим в нём огромную востребованность. У нас подтверждённый интерес со стороны нескольких других Биотэк стартапов, с аналогичными технологиями, которые говорят: давайте мы тоже проверим наши технологии через блокчейн. Пусть и рынок увидит, мы тоже хотим.
Елена Женина:
То есть фактически, можно сказать, что на рынке Биотэка Вы создаёте некий тренд, который позволяет Вам подтверждать те исследования, которые Вы делаете независимой историей.
Егор Мельников:
Всё верно, если уходить от нашего первого теста на рак и переходить к блокчейну поплотнее, то тут у нас есть планов на 15 лет, если честно. Скажу честно, мы видим то, что мы делаем в ближайший год и следующий год, у нас есть чёткая программа действий на 2 года, я имею в виду сейчас наш блокчейн, сейчас расскажу. И видим картинку, к которой мы должны прийти через 15 лет. В промежутке мы не знаем, что будет точно происходить, мы понимаем логику развития, давайте я Вам так расскажу. Вот смотрите, мы запустили наш тест, показали рынку, что есть такой инструмент. Что происходит? Мы отладили взаимодействие проект или продукт-пациент. Дальше за пациента, поскольку эта информация принадлежит им, персональная информация, они могут делиться ею с докторами своими, за пациентами придут доктора и клиники. То есть мы можем в нашу экосистему.
Елена Женина:
Которые хотят к себе взять уже диагностику.
Егор Мельников:
Которые работают вместе с пациентами, они решают совместную задачу, здоровье пациента. Поэтому они придут в систему нашу, и мы будем настраивать взаимодействие. Следующими придут страховые компании, потому что им нужно управлять своими рисками. Тут уже начинается бизнес. В конечном итоге мы видим экосистему, в которой существует 15 ролей, это пациент, клиника, доктор, страховая компания, так называемое СРО, это специальные, специализированные компании, которые участвуют в клинических исследованиях. Там есть фармкомпании, а также там есть учёные, там есть эксперты, там есть инвесторы. Таким образом, мы создаем некий маркет плейс.
Елена Женина:
Я все время слышу коммерческую составляющую. А где для народа?
Егор Мельников:
Где для народа?
Елена Женина:
Да.
Егор Мельников:
Для народа, смотрите. Тут надо углубляться в понятие токен, токенизация и так далее, не знаю, насколько осведомлены наши зрители сегодня. Есть технология блокчейн, есть подход к ICO, TDE, всё по-разному называется, смысл один и тот же. Краудфандинг через распространение своих токенов. Так вот, мы сегодня токенизируем только первый тест. В дальнейшем мы планируем с ростом количества ролей привлекать и количество, новое количество стартапов, которые точно также будут токенизироыать свои тесты. В итоге мы хотим сделать экосистему, в которой токен является утилитарным, имеет функцию, как некой валюты внутри экосистемы, которая позволяет делать краудфандинг для интересных новых разработок, то есть инвестировать в новые разработки. Которая позволяет проводить клинические иследования, официальные доказательства. И мы сейчас, признаться, строим ассоциацию вместе с европейцами, у них уже есть намётки ассоциации Blockchain for Science, дорогой друг Сонки возглавляет, скоро приедет к нам в Москву, может быть, мы где-то появимся в публичном поле вместе. Мы часто встречаемся, видимся, он в Берлине, у нас есть коллеги, французы, которые уже трудятся для того, чтобы токенизировать и класть в блокчейн клинические исследования. Потому что сегодня проводимые клинические исследования всё так же имеют, конечно же, так называемый человеческий фактор. Где-то кто-то теоретически может что-то подделать. В случае с блокчейном этого сделать нельзя. Поэтому сама идея положить клинические исследования в блокчейн, она очень правильная, просто она очень громоздкая. И как подойти к её решению, каждый видит по-своему. Мы, как нам кажется, нашли своё нишевое решение. Мы потихоньку покажем, как это работает для нашего продукта.
Елена Женина:
Для узкого круга какой-то.
Егор Мельников:
Да, и потихоньку будем расширять.
Елена Женина:
Как Вы думаете, то, что Вы сделали, то, что Вы придумали, то, что Вы продвигаете будет полезно для государственных клиник, для государственной программы?
Егор Мельников:
Короткий ответ: уверен, что да. Развёрнутый ответ, есть, конечно, подводные камни. Да, в какой момент. В нашей логике развития событий, когда разные роли приходят в систему, так получается, по-другому не получается, что регулятор приходит последний. То есть что мы сейчас говорим, мы ни в коем разе не заявляем о том, что мы делам какую-то революцию. Мы говорим о том, что использование новый технологий, это виток эволюции. И, конечно же, как любая новая система, новая система должна запускаться в параллель старой, и когда всё отлажено, и всё работает, и регулятор принимает это, только тогда его право принять решение, взять какие-то куски себе на вооружение, куски или полностью. То есть что мы видим. Мы видим, что всякие регистрационные действия будут происходить в блокчейн, поскольку блокчейн двумя словами что такое, это электронный нотариус, который увольняет всех посредников. Извините, как есть. И при этом гарантирует и сохранность, и неизменность данных. То, что нужно регулятору. Поэтому регулятору это, конечно, нужно. Другое дело, инерция мышления регулятора. Она имеет место быть. То есть пройдёт какое-то количество лет, и даже предположу, что сначала регулятор, может быть, даже будет противоборствовать или противодействовать прежде, чем.
Елена Женина:
Это возьмут за золотой стандарт. Егор, спасибо огромное, что Вы пришли сегодня к нам, огромное спасибо за такой интересный рассказ. Очень интересно то, что Вы делаете и как Вы это делаете, потому что у Вас такая, действительно, стройная система, которая имеет под собой и научное обоснование, и как раз все возможные современные технологии, которые Вы используете именно в доказательной базе. Очень рада знакомству. Напоминаю, что в гостях у нас был Егор Мельников, это компания ARNA Genomix. До новых встреч в эфире. До свидания!
Егор Мельников:
Спасибо большое, до свидания!