Ольга Калашникова:
Здравствуйте, дорогие друзья. Я приветствую вас в эфире Mediametrics. У нас программа «Онлайн-прием» в рамках программы «Муза и деньги» — такая сегодня у нас интересная специализация. Тем не менее, в студии ведущие Ольга Калашникова, Павел Кашин, а специализация у нас сегодня особенная, потому что в гостях особенные люди. Люди, от встречи с которыми с детства душа наполняется трепетом, волнением, робостью, не побоюсь этого слова, потому что у нас в гостях сегодня стоматологи. Здравствуйте, уважаемый Эрнест Георгиевич.
Эрнест Хачатуров:
Здравствуйте.
Ольга Калашникова:
Эрнест Георгиевич Хачатуров — директор медицинского стоматологического центра «Эскулап», и Иванов Евгений Евгеньевич — стоматолог, хирург и так далее — в общем, подробности этих замечательных профессий мы сегодня будем обсуждать. Очень рады видеть вас у нас в гостях, а не наоборот.
Павел Кашин:
Позвольте мне начать с трагического события: в моем детстве я сидел, как великий художник — я рисовал карандашом, упершись в зуб, и моя сестра решила пошутить и выбила мне зуб, толкнув в голову. От Вас, Евгений Евгеньевич, я узнал, что ей я должен быть благодарен своей выдвинутой челюстью. Наш физиогномист говорит, что мужчина с большой, вытянутой челюстью очень много может оторвать от жизни. А по правде, неправильный прикус — он что, не откусывает?
Евгений Иванов:
В принципе, Вы правы, у меня ребенок тоже попал в такую же ситуацию.
Ольга Калашникова:
Тоже сестра?
Евгений Иванов:
Помогли упасть. Лишился передних зубов.
Павел Кашин:
Как я понял, там речь должна идти о верхних зубах.
Евгений Иванов:
Да, речь о том, что когда ребенок развивается, в становлении его сегодняшнего лица участвуют и мимические, и жевательные мышцы. То есть работа этих мышц позволяет выдвигать, допустим, стимулировать рост верхней или нижней челюсти. Когда человек или ребенок лишается в активный период роста передних верхних зубов, соответственно, и язык начинает давить…
Павел Кашин:
И он так вытаскивает языком свою челюсть?
Евгений Иванов:
Да, он стимулирует рост именно нижней челюсти по этой причине. Соответственно, у человека может недоразвиться верхняя челюсть, и нижняя челюсть будет более выраженной.
Павел Кашин:
А это работает в сторону птичьего подбородка, если нижние выбить?
Ольга Калашникова:
Птичий — это в смысле маленький, узенький?
Павел Кашин:
Это назад задвинутый.
Евгений Иванов:
Нет, здесь будет брутальная нижняя челюсть, и птичий подбородок все-таки это ближе к определенным антропометрическим особенностям.
Павел Кашин:
Я недавно с Вами познакомился, и меня тоже интересует: я слышал, что в стоматологии существуют деньги. А муза-то там должна присутствовать?
Ольга Калашникова:
Моя любимая тема.
Евгений Иванов:
Муза в плане красоты или какого-то увлечения профессией?
Павел Кашин:
А как Вам ближе, так и скажите.
Евгений Иванов:
Что именно для стоматолога является музой?
Павел Кашин:
Да.
Евгений Иванов:
Стоматологи, может быть, я немножко сейчас романтизирую, но мы все-таки дети советской медицины. И эти тенденции, традиции советской медицины — это все-таки какая-то помощь людям. И это воспитывает в нас желание помогать людям больше.
Павел Кашин:
Кстати, все чаще я чувствую, что звание «советский хирург» звучит довольно гордо в мире.
Ольга Калашникова:
По крайней мере, ее воспринимают. Я тоже расскажу случай из детства, раз уж мы заговорили о советской стоматологии и хирургии вообще. Дело в том, что я в восемь лет умудрилась сломать ключицу, достаточно сложная была травма, я попадаю в хирургию, и в принципе, возраст очень сложный, и это был конец выпускного класса, у нас экзамены. Единственный человек, с которым я могла спокойно общаться, который вселял в меня бодрость духа, это был хирург. Та же самая история повторилась, когда я умудрилась сломать через несколько лет стопу ноги так, что мне говорили, что я балерина, куда-то попала и на выверте толкнула (у меня ни одной косточки целой не было). Люди, которые, казалось бы, делали самые неприятные вещи, которых мне, по идее, надо было бояться, вселяли в меня вот эту уверенность, спокойствие и бодрость духа. Поэтому именно к хирургам я с детства отношусь с очень большим доверием и пиететом. И та же самая история, кстати, потом получилась и со стоматологами. Именно стоматологи потом, вместе с хирургами, (хотя то самое кресло, в которое не дай Бог попасть лишний раз не по собственному желанию, ввергало в трепет), приводили к тому, что я действительно чувствовала себя лучше и успокаивалась.
Это к тому, что действительно, это звучит гордо, не просто так, не потому, что это некий пафос, внедренный в наше сознание.
Павел Кашин:
Большинству нас смотрящих сейчас людей интересно, как выбрать себе стоматологию. Потому что я недавно был в стоматологии, где оперировалось большими цифрами, и как бы там не говорилось о вариантах, просто засовывали в рот золото лопатой...
Ольга Калашникова:
И бриллианты сейчас засовываю тоже, я знаю 100%.
Павел Кашин:
Я расстался с ними по многим причинам. Скажите, если бы Вы были не совсем профессионалом, как бы выбирали клинику, где лечиться?
Эрнест Хачатуров:
Я немножко в исторический экскурс отойду. Стоматология очень древняя наука и насчитывает много тысячелетий. И даже у некоторых фараонов были обнаружены интересные конструкции из слоновой кости и из золотых проволочек. И я думаю, что это стоматологическая традиция — использовать побольше золота, драгметаллов, бриллиантов.
Павел Кашин:
Я, кстати, вспомнил, что у Гюго принимали у молодежи зубы за деньги. А что они с ними делали? Просто интересно.
Эрнест Хачатуров:
Использовали. До определенного времени не было керамических современных материалов, и все это использовалось в стоматологии.
Евгений Иванов:
Даже в XIX веке существовал в Америке Банк зубов (в XIX веке!). То есть определенные конструкции делали на основе собственных зубов. Люди продавали эти конструкции.
Ольга Калашникова:
Золото и драгметаллы, наверное, использовались для того, чтобы это была какая-то стерильность?
Эрнест Хачатуров:
Я на самом деле шучу, в том плане, что это традиция — использовать побольше золота. На вопрос по поводу стоимости конструкции я имею в виду, что необязательно, конечно, использовать.
Павел Кашин:
Я узнал главную вещь, что у меня с армии есть старинная железная пломба (не пломба, а крышка). Зуб железный.
Ольга Калашникова:
Коронка.
Павел Кашин:
И мне доктора мои говорят: «А зачем тебе дорого делать, у тебя нет никакой аллергии, тебе не надо никакого золота, давай тебе железо туда поставим. Оно такое же шикарное, никто не увидит, что это не золото». И было это в 3 раза дешевле, чем мне делали в известной клинике. И впервые в жизни у меня спрашивали, какие варианты я предпочитаю, и даже уговаривали сделать более дешевый.
Эрнест Хачатуров:
Я немножко поясню: есть определенная целесообразность при выборе каких-то материалов и конструкций. И речь идет о том, что если уже у человека есть какие-то металлические конструкции, то я бы еще подумал, стоит ли делать туда же золотые конструкции. То есть здесь конфликт ситуаций между металлами.
Павел Кашин:
Речь идет не о том, что видно, а о том, чего не видно вообще. Она должна быть почему-то золотой в других клиниках, иначе она не будет работать.
Ольга Калашникова:
Действительно, какие критерии нужно учесть, чтобы выбрать клинику, не потому, что они это делают дорого и богато и очень много умных слов говорят? Что за этими умными словами стоит, как это распознать?
Эрнест Хачатуров:
На мой взгляд, стоматолог – это как член семьи. Если Вы нашли уже своего доктора, то с ним надо дружить. Потому что я иногда слышу такие разговоры: «Мне не очень удобно ездить было в тот конец, и я к этому доктору перестал ходить». Я считаю, что это неправильно, потому что у нас, допустим, есть пациент, который прилетает из далеких краев и не ленится это делать. Я считаю, это более правильный подход.
Стоматолог – это как член семьи. Если Вы нашли уже своего доктора, то с ним надо дружить.
Ольга Калашникова:
Это если удачно получилось выбрать.
Эрнест Хачатуров:
Если уже есть, то надо с ним дружить. Если еще нет, то я бы советовал собрать несколько мнений, не полениться, посетить несколько врачей. И дальше, когда у Вас уже будет 3-4-5 мнений, дальше Вы сможете принять правильное решение по поводу выбора. Если несколько мнений совпали, Вы слышите, что в этом есть здравая мысль, то я думаю, надо принимать решение. И не последний момент играет эмоциональная связь с доктором — о чем Вы сейчас рассказывали.
Павел Кашин:
Меня в той известной клинике больше всего не устраивало то, что мне не давали смету работ.
Ольга Калашникова:
Берегли твою психику.
Павел Кашин:
Должна клиника выдавать приблизительную оценку того, что произойдет с человеком?
Ольга Калашникова:
С его кошельком.
Эрнест Хачатуров:
Да, однозначно должна давать, причем до того, как Вы что-то начали уже делать. И хотя бы несколько вариантов, то есть так, чтобы Вы понимали: вот этот вариант возможен, этот вариант или что вообще ждать.
Ольга Калашникова:
Причем, я так понимаю, не всегда самый дорогой — это самый подходящий и исключительно лучший.
Павел Кашин:
Ты знаешь, я узнал, что, оказывается, металлокерамика отличается от циркониевой только в ночном клубе, по большому счету.
Ольга Калашникова:
Это когда эта синяя лампа.
Эрнест Хачатуров:
И не совсем эстетично получается.
Павел Кашин:
А еще какая разница? Потому что Вы мне говорили, что отличие практически не увидеть.
Эрнест Хачатуров:
Я расскажу небольшой анекдот: стоят два стоматолога, один другому говорит: «Что ты такой, без настроения совсем?». Он говорит: «Представляешь, только что был пациент с полными карманами денег, и ни одного гнилого зуба».
Ольга Калашникова:
Печально.
Эрнест Хачатуров:
То есть я Вам как-то так отвечу хитро, а дальше Вы уж поймете, о чем я говорю.
Павел Кашин:
В общем, грамотный стоматолог нашел бы, что полечить.
Эрнест Хачатуров:
Можно и так сказать.
Ольга Калашникова:
Да, и никогда бы не вылечил до конца. Это я как психолог могу анекдот встречный рассказать по поводу того, что: «Папа, папа, я твоего пациента, которого ты всю жизнь лечил, наконец-то вылечил!» «Сынок, я думал и внуков обеспечить, а ты взял и все испортил».
Эрнест Хачатуров:
Здесь рамок нашего эфира недостаточно, чтобы изложить всю подноготную часть. Я думаю, что проще будет обывателю просто понимать, что проще собрать несколько мнений и дальше уже принять решение, которое его устраивает по параметрам.
Ольга Калашникова:
Учитывая эмоциональные реакции.
Эрнест Хачатуров:
И это тоже не в последнюю очередь, потому что иногда бывает некомфортно с человеком. Сразу расположил хирург, и у Вас уже хорошее отношение.
Ольга Калашникова:
В общем-то, у меня и самочувствие улучшилось.
Эрнест Хачатуров:
Несмотря на то, что в свое время электрический стул изобрели стоматологи.
Павел Кашин:
За эфиром мне было сказано, что не надо мудрствовать лукаво, если Вы платите сами, то нужно брать металлокерамику.
Эрнест Хачатуров:
Чтобы до конца понятно было: всегда нужно понимать, какие есть показания в данной ситуации. То есть здесь много есть нюансов, на что это ставится. В данной ситуации не было смысла переплачивать лишних денег, потому что там уже изначально стояла конструкция. Зубы были подготовлены таким образом, что не будет особой разницы между даже эстетикой, за исключением свечения в ультрафиолете. По остальным критериям будет очень похожая работа.
Павел Кашин:
Даже не зная, почему светятся зубы в черном цвете, это даже бывает симпатично.
Ольга Калашникова:
Вообще-то да, неожиданный эффект. Я хотела еще по эстетике вопрос задать. Я так понимаю, в последнее время у нас содержимое кармана уже как-то не комильфо оценивать в бриллиантах, шубах и прочих атрибутах шикарной жизни. Сейчас даже на часы не смотрят, смотрят на зубы. И вот в какой-то момент я обратила внимание, что обязательно надо, чтобы было видно, что зубы вставные, что они из каких-то супер-пупер материалов.
Павел Кашин:
Серьезно?
Ольга Калашникова:
Да, есть такая тенденция. И эти зубы настолько ослепительно белые, таких зубов не бывает в природе даже у негров.
Павел Кашин:
Они еще очень ровные обычно бывают.
Ольга Калашникова:
Они идеально ровные, видно, что это фарфор, цирконий. То, что бриллианты вставляют, я про это молчу, сейчас уже спад на эту моду. В ногти вставляют сейчас бриллианты. И делают так, чтобы было видно, что это очень дорого, но выглядит, на мой взгляд, это еще хуже, чем 5 норковых шуб одна на другую надетая.
Эрнест Хачатуров:
Здесь я Вас поздравлю с тем, что мы ментально движемся в Европу. Объясню, о чем я. Взять тех же немцев: у них это было принято еще энное количество лет назад. То есть если речь шла о каких-то съемных конструкциях, то они наоборот хотели, чтобы была видна металлическая часть, которая удерживается. То есть это считалось показателем хорошего тона, благосостояния человека и так далее. Если, допустим, наш человек говорил, что это все надо спрятать, чтобы никто не увидел крючочек железный, вот мы давайте его как-нибудь завуалируем. Европейцы не стеснялись показать, что у меня стоят вставные зубы, я себе могу это позволить. Наверное, это часть менталитета, я думаю, и то, о чем Вы говорите, имеет более глубокий смысл. Именно ментально мы дошли до того, что часами мы уже не удивим, теперь мы можем просто улыбнуться, и человек будет понимать, что мы можем себе позволить: то ли бриллиант вставить, то ли еще что.
Ментально мы дошли до того, что часами мы уже не удивим, теперь мы можем просто улыбнуться, и человек будет понимать, что мы можем себе позволить.
Павел Кашин:
Вы мне рассказывали про Вашего клиента, который попросил сделать все немножко кривенько, симпатичненько, чтобы было по-настоящему.
Эрнест Хачатуров:
Да, вот это как раз из той оперы, о чем я говорю: если раньше наши люди были больше зациклены на том, чтобы никто не догадался, что зубы вставные...
Ольга Калашникова:
Потому что долгое время это был признак не очень хорошего ухода, благосостояния и так далее.
Эрнест Хачатуров:
У меня был пациент давно, довольно молодой человек, но так получилось, что все зубы были потеряны. И мы с ним проэкспериментировали, поставили не такой ровный «забор», а сделали немножко кривенько, где-то выше, где-то ниже, и когда мы закончили, я сам понял, что если смотреть обывателю, никогда не догадаешься, что эти зубы вставные.
Ольга Калашникова:
Я даже не в том плане, что догадаться или не догадаться. На мой взгляд, это действительно естественнее и поэтому эстетичнее. Вот Вы говорите слово «конструкция», а я представляю, что это имеет отношение не к строительству, а к тому, что за губами, улыбка и прочее.
Павел Кашин:
Долгое время существовал миф, что у негров очень белые зубы. На самом деле, они никакие не белые, просто они в контрасте выглядят белыми. Есть у Вас такие клиенты, которые хотят белоснежные зубы?
Эрнест Хачатуров:
Пациенты разные, но когда человеку даешь какие-то точки, на которые нужно обратить внимание, обычно он понимает. Я скажу больше: даже цвет зубов связан с цветом глаз, то есть настолько это должно быть все гармонично, чтобы это вписалось в общую гармонию. Поэтому когда речь идет о том, что просто сделать фаянсово-белый цвет — кому-то это нравится. Есть пациенты, которые говорят: «Нет, хочу и все», то есть такое тоже встречается. Но в основном народ понимает.
Ольга Калашникова:
Любая женщина знает, что если у тебя желтоватый оттенок кожи, уже в холодные тона ты волосы красить не можешь, это будет диссонанс, у тебя и брови должны быть определенными. Если ты при этом сделаешь зубы голубого цвета, это будет резать глаз.
Эрнест Хачатуров:
Это будет красиво отдельно от человека.
Ольга Калашникова:
Это будет дисбаланс, дисгармония. А что скажет хирург в плане эстетики — все-таки преимущество в какую сторону?
Евгений Иванов:
Я философски подойду к этому вопросу. Мы все разные, и у каждого свой вкус. И доктор должен быть психологом, он должен определить в первую очередь, что пациент хочет, что он видит красивым, потому что, поверьте мне, претензии есть у каждого пациента к своей внешности. И доктор должен оценить, сможет ли он сделать это технически, и имея определенный опыт, сможет ли вообще клиника создать это. Самое страшное для доктора (и для пациента) — это завышенные ожидания, то есть когда у пациента есть завышенные ожидания, вот он хочет, допустим, такие формы. И очень часто пациенты приходят со своими молодыми фотографиями или фотографиями звезд и говорят: «Хочу такие зубы, делайте, что хотите».
Доктор должен быть психологом, он должен определить в первую очередь, что пациент хочет, что он видит красивым. И доктор должен оценить, сможет ли он сделать это технически, и имея определенный опыт, сможет ли вообще клиника создать это.
Ольга Калашникова:
При этом они еще хотят себя ощущать хорошо.
Евгений Иванов:
Да. И доктор, как психолог, должен определить, сможет ли он достичь того результата, потому что если пациент не получит этого результата, это будет трагедия всей жизни.
Ольга Калашникова:
Тут даже недавно Собчак переживала вместе с Водяновой страшную трагедию, потому что платье от Dior, которое на подиуме потрясающе выглядело, на этих двух девочках выглядело ужасно, и это были страшные страдания. Это по поводу завышенных ожиданий, хотя у той и другой фигуры приличные. Как-то не село.
Павел Кашин:
Сейчас скажут, что мы в рамках выборов выступаем.
Ольга Калашникова:
Я вне политики.
Евгений Иванов:
Часто бывают совсем экстравагантные случаи, когда люди приходят, говорят: «Удалите мне, допустим, 12 зубов, хочу, чтобы у меня щеки впалые были».
Павел Кашин:
Это модели делают иногда.
Ольга Калашникова:
А что, убирают же ребра для того, чтобы была талия.
Евгений Иванов:
Мы пытаемся от этого отговорить. В любом случае, наша этика не позволяет навязывать свое мнение, это самое плохое, что может быть. Мы должны объяснить плюсы и минусы разных вариантов. У меня даже в памяти возникает: у нас есть общий знакомый доктор, который много лет назад первый раз поехал в Америку. И вот в рамках делегации, это было в 90-е года, у нас еще даже наши светила медицины были далеки от американских медицинских традиций…
Павел Кашин:
До сих пор такая разница или сейчас уже нет?
Евгений Иванов:
С одной стороны, до сих пор есть глобальная пропасть. То есть там пациент приходит на консультацию (я не говорю о стоматологии, я говорю об обычном медицинском учреждении). Человек может сделать какую-то операцию, допустим, и приходит доктор, юрист клиники, пациент и юрист пациента, и потихонечку идет дискуссия, то есть юрист спрашивает юриста клиники или доктора, какая процедура нужна, риски, какие возможные осложнения, и все по пунктам они пробегают. Были ли летальные случаи, аллергические, а сколько вообще провели операций? И все это записывается, это юридический протокол.
Павел Кашин:
Я знаю, что без страховки даже не стоит туда идти, потому что там космические цены. А по качеству сейчас мы догоняем уже американцев? Известно, что в Америке прямо-таки супердантисты.
Евгений Иванов:
Я Вам честно скажу, Вы сильно заблуждаетесь.
Павел Кашин:
Это общее, наверное, заблуждение.
Евгений Иванов:
Мы все заблуждались, потому что мы были воспитаны на этих фильмах, и, может быть, в 80-х годах отставание было в техническом плане. Да, у нас были хуже материалы, у нас было хуже оборудование. Сейчас мы не то, что нагнали, все передовые технологии у нас так же появляются, как и там, зачастую, я могу сказать однозначно, даже лучше.
Павел Кашин:
Я знаю на примере немецких, израильских шурупчиков, которые ставят. Просто одни в 2 раза дороже, другие в 2 раза дешевле. И надо это все пересказать клиенту, чтобы он понимал: ему нужна фирма Mercedes или просто израильскую...
Ольга Калашникова:
Это обязательно. Вообще, очень много информации надо собрать, тогда становится понятно, почему реально надо дружить и не менять стоматологов, как перчатки.
Павел Кашин:
Скажите, пожалуйста, могут ли наши зрители прийти к Вам и узнать все о своей челюстной истории? Куда можно прийти?
Евгений Иванов:
Мы находимся на улице Киевской, дом 18 в Москве.
Павел Кашин:
Это рядом с метро «Студенческая».
Евгений Иванов:
«Студенческая», стоматологический центр «Эскулап».
Павел Кашин:
Если набрать «Эскулап» в интернете, в поисковике самая первая. Я проверила.
Павел Кашин:
ЗВУЧИТ ПЕСНЯ
Пятнадцатый год, шестое апреля,
Солнце забило собою все щели.
Я один, не спешу по улице,
Каждый прохожий немножко волнуется.
В отблесках желто-весеннего фона
Мальчик, засосанный в дырку айфона.
На солнце греются сонные киски,
Девочка в парке учит английский.
Beautiful! Life is beautiful!
Life is beautiful!
Beautiful! Life is beautiful!
Life is beautiful!
Оранжевый дворник, сметая с брусчатки
Остатки зимы и грусти остатки.
В песочнице два колокольчика смеха,
Рыцарь скучает в картонных доспехах
В его ресторане и пусто и тихо,
Похоже, его накрывает Vertigo.
Лишь дядька в пальто нарывается в виски
Ловкий карманник ушел по-английски.
Beautiful! Life is beautiful!
Life is beautiful!
Beautiful! Life is beautiful!
Life is beautiful!
Павел Кашин:
Говоря про английский, мы в прошлую субботу встречались с нашими друзьями из школы «ИН-ЯЗ», и у них сегодня в 12 часов начались открытые двери. Все, кто хотят выучить английский, французский, итальянский, нужно туда прийти. Это на Кутузовском, адрес у нас где-то есть?
Ольга Калашникова:
Просто наберите «госкурсы «ИН-ЯЗ», и там будет полностью вся информация о том, как туда попасть.
Павел Кашин:
Они готовили работников МИДа, и там прямо чудесные преподаватели по итальянскому.
Ольга Калашникова:
Паша, я так понимаю, песню ты спел, весна скоро.
Павел Кашин:
Я чувствую уже весну.
Ольга Калашникова:
А то я всю зиму руки из карманов не достаю, даже время людям не говорю. Анекдот же знаешь? Совершенно потрясающий: стоит старый еврей на остановке, зима, холодно, он мерзнет, закутал руки в карманы. Мальчик подходит, говорит: «Дядя, который час?» Пауза. Он говорит: «Мальчик, летом, все летом». У меня просто уже несколько месяцев эта фраза «все летом», я жду не дождусь.
Павел Кашин:
Я так понимаю, что, как минимум, латынь Вы до какой-то степени знаете. Хотя бы об организме поговорить сможете с человеком.
Евгений Иванов:
Латынь да, но не то, что знаем, уже потихонечку все теряется.
Павел Кашин:
Надо сказать, когда я записываюсь на студии, то у нас термины не крещендо, диминуэндо, как нас учили в школе, а здесь сыграй-ка тили-були, а здесь чаки-чаки. У Вас, наверное, такая же история?
Ольга Калашникова:
Эмоциональный контакт.
Ольга Калашникова:
Я бы хотела еще вернуться к вопросу музы. Я очень люблю говорить о творчестве в любой деятельности. И очень часто получается у людей в этом плане расхождения в картине мира. Почему-то творческий человек зачастую ассоциируется с легкомысленным, с непрофессиональным и прочее, на что я отвечаю, что ничего подобного, как раз творчество в работе предполагает, что человек очень хороший практик, очень крепкий, знающий специалист. И при этом он еще, соответственно, может позволить себе в эту работу впустить творчество, новшества каким-то образом, по-разному подходить к ситуации. Меня недавно на показ мод красила девочка, в общем-то, хороший специалист. И я поражалась: она делает то, что ей сказали мне сделать, и она видит, что мне это не идет, и она не в состоянии взять и чуть-чуть изменить.
Почему-то творческий человек зачастую ассоциируется с легкомысленным, с непрофессиональным и прочее, на что я отвечаю, что ничего подобного, как раз творчество в работе предполагает, что человек очень хороший практик, очень крепкий, знающий специалист.
Павел Кашин:
Меня, например, расстроило, когда узнал, что лидер группы «Ленинград» не пьет, не материться, и вообще он профессиональный рекламный работник.
Ольга Калашникова:
На имидже тебя брал.
Павел Кашин:
Да, мне все-таки хотелось бы, чтобы он как Высоцкий, проснувшись, иногда запел. Я тебя прервал. Почему ты о музе заговорила?
Ольга Калашникова:
А я заговорила об этом в плане того, что если человек психолог, если человек философ, если человек эстет, если человек может рассуждать о красоте и о каких-то материях, это не значит, что он не в состоянии сухо, медицинским языком, на латыни объяснить, почему здесь надо так, а почему вот здесь так не надо. И он может действительно подойти к ситуации творчески не в том смысле, что «я художник, я так вижу», нет, а именно потому, что он может, оперируя несколькими подходами, подобрать к каждому конкретному случаю, с учетом всех индивидуальных особенностей (а их бывает очень много) самый приемлемый вариант. Вот это я считаю творчеством.
Евгений Иванов:
На самом деле, наши светилы медицины стараются упростить и сделать определенный стандарт. Стандартизация всей медицинской деятельности сейчас активно проводится.
Павел Кашин:
Это хорошо?
Евгений Иванов:
Не совсем. Ольга как раз затронула такую душещипательную тему, что, в принципе, стандартизация в медицине практически невозможна, неприменима. То есть, может быть, в каких-то отдельных деталях да, а стандарты нельзя.
Павел Кашин:
Это как с музыкой получается, потому что в музыке тоже невозможно, как и в архитектуре. Хотя в архитектуре — я вчера узнал — ленинградский и московский вокзалы были абсолютно одинаковы и симметричны. И человек, уснув в Петербурге, мог проснуться у того же вокзала.
Ольга Калашникова:
Та же самая история: могу это сказать и про режиссуру, и про актерскую профессию, потому что можно сколько угодно писать себе план на репетицию, и что угодно планировать, чтобы сдать дирекции театра, чтобы тебе позволили провести эту репетицию, но ты придешь на репетицию, и это будет все совсем по-другому.
Павел Кашин:
В общем, симметрия не везде работает.
Ольга Калашникова:
Я думаю, что и не всегда это красиво.
Павел Кашин:
И по лицам это тоже можно сказать. Я слышал, что Киану Ривз самый симметричный, а, следовательно, самый красивый мужчина. Что Вы скажете на это?
Евгений Иванов:
Возможно. Я на мужчин реже смотрю с точки зрения красоты. Есть определенные медицинские стандарты, скажем так. Нехорошо говорить «нормы», но есть определенное правило золотого сечения, к которому, в принципе, применимы практически все люди. Отхождение от этих стандартов иногда позволяет говорить о том, что человек не совсем красив. Допустим, длина корня зуба относительно зуба равна двум длинам коронки, высоты коронки зуба. То есть так наша высота головы равна, если не ошибаюсь, 7 частям тела, какие-то определенные особенности есть в нашем организме.
Павел Кашин:
То есть зубы стремятся к симметрии или к легкой симметрии?
Эрнест Хачатуров:
Зубы стремятся к симметрии — это исходя из того, что мы видим. А исходя из того, что они делают, работают, они больше к математике стремятся.
Павел Кашин:
Я так понимаю, там обычно все не симметрично.
Эрнест Хачатуров:
Не обязательно это должно быть симметрично. Я больше скажу, что если на каждого из нас мы посмотрим под определенным углом, мы все страшно кривые, то есть несимметричные, и потому в понимании симметрии очень редко бывает так, что зубы располагаются идеально по центру. Обычно они сдвинуты либо в правую, либо в левую сторону.
Если на каждого из нас мы посмотрим под определенным углом, мы все несимметричные, и потому в понимании симметрии очень редко бывает так, что зубы располагаются идеально по центру.
Ольга Калашникова:
Это зависит от индивидуальных особенностей развития?
Эрнест Хачатуров:
Да.
Ольга Калашникова:
Если человек за жизнь хватается и держит, и у него челюсть психологически вот такая, то у него будет это так развиваться. И этого не будет у человека мягкого, этого не будет у человека, несерьезно относящегося к жизни. То есть это все равно связано. И если взять и 100% симметрично все это сделать, а сам человек по натуре достаточно свободный, где-то необязательный, не будет это ему хорошо.
Павел Кашин:
Я, кстати, забыл довести до логического завершения свой вопрос – неправильный прикус. Его надо исправлять или жить с ним, как живется?
Евгений Иванов:
Иногда. У нас, если я не ошибаюсь, по статистике больше 90% страдают неправильным прикусом. Мы настаиваем в двух моментах: если это критично с точки зрения функциональной системы, то есть когда мы рассматриваем челюсть, как функциональную систему. Если человек будет продолжать жевать, не меняя прикус, это приведет к тяжелым заболеваниям непосредственно височно-нижнечелюстного сустава либо самим зубам навредит. Либо есть выраженные косметические претензии у пациента, и они наносят психологическую травму, человек хочет изменить.
Павел Кашин:
Мне в известной клинике говорили, что зубы должны работать по принципу ножниц. Но я понимаю, что могут и по принципу кусачек.
Евгений Иванов:
Не совсем. Жевательный аппарат настолько сложен, что это многорычажные и шарнирные движения…
Павел Кашин:
Но они все-таки как кусачки работают или как ножницы?
Эрнест Хачатуров:
Я чуть-чуть внесу ясность: наш нижнечелюстной сустав — самый сложный сустав в нашем организме, потому что там в нескольких проекциях происходит движение, потому не как ножницы, не как кусачки, там совершенно другие происходят движения. И потому однозначно сказать, как ножницы или как кусачки, это сложно.
Наш нижнечелюстной сустав — самый сложный сустав в нашем организме, потому что там в нескольких проекциях происходит движение
Ольга Калашникова:
Я же говорю, это вопрос творчества. Донесите человеку образно, что там происходит в лицевом суставе.
Евгений Иванов:
Я сейчас перебью: вопрос творчества — это хирург зашивает рану, он делает просто стежки. И, допустим, раз — хирург бантик сделал, вот это творчество.
Есть еще небольшая история про творчество. Это очень давно было со мной. Садится в кресло пациент, я понимаю, что человек уже давно начал что-то делать, но далеко ничего не сделано, все в ужасном состоянии. Я ему говорю: «Я понимаю, что что-то начато, но судя по тому, в каком это состоянии, это начато давно». Он говорит: «Да я уже полгода делаю, занимаюсь зубами, хожу и делаю зубы, — как он сказал, — но знаете, у меня такая проблема, — а человек очень интеллигентный, переводчик, — вот я пришел к своему доктору, он все посмотрел, рассказал, я сразу с ним рассчитался, а потом сказал прийти через две недели. Я к нему пришел, он посмотрел на меня и сказал: «Вы знаете, у меня сегодня не творческое настроение, давайте через месяцок ко мне приходите». И вот эти полгода я в таком режиме и хожу».
Ольга Калашникова:
Я же говорю, давайте не будем путать просто творческое отношение к профессии и безобразный, непрофессиональный подход.
Павел Кашин:
Как я понимаю, сегодня такой уровень стоматологии, что если даже у человека не осталось ни одного зуба, то все можно наладить. Или есть безнадежные ситуации?
Евгений Иванов:
Практически нет. Безнадежных ситуаций нет.
Павел Кашин:
То есть можно на ровном месте выстроить...
Евгений Иванов:
Вопрос только в том, насколько далеко человек готов зайти с физической точки зрения.
Ольга Калашникова:
Жертвы — это расходы?
Эрнест Хачатуров:
Не только расходы.
Евгений Иванов:
Здесь не всегда все упирается в деньги.
Ольга Калашникова:
Это какой-то реабилитационный период?
Евгений Иванов:
Да.
Ольга Калашникова:
Это какое-то время на публику нельзя выходить, говорить не сможешь.
Евгений Иванов:
Это тоже практически все уже решено.
Ольга Калашникова:
Но для женщины проблема, если она не сможет говорить, допустим, неделю. Это же она просто взорвется.
Евгений Иванов:
Для женщины страшнее, если она будет в зеркало смотреть после каких-то видов хирургических операций. Поэтому мы рекомендуем очень часто закрыть зеркала и не акцентировать внимание.
Ольга Калашникова:
В финал мы мрачненько вышли.
Евгений Иванов:
Это с точки зрения серьезных хирургических вмешательств.
Павел Кашин:
Я, кстати, нашел Вашу клинику, сделав опрос среди всех друзей, и богатых, и бедных, и профессионалов.
Ольга Калашникова:
То есть о критериях надо было у тебя спрашивать, ты владеешь?
Павел Кашин:
Да. И я по сарафанному радио это сделал. И, в принципе, даже мои богатые друзья о стоматологах говорят, немножко скрепя сердцем, потому что видно было, что тяжелая финансовая нагрузка ложится на них. Оказывается, что не везде так.
Ольга Калашникова:
Вменяемые.
Павел Кашин:
Я рекомендую прийти в Вашу клинику и посмотреть, что можно сделать.
Ольга Калашникова:
Да, название-то у программы какое: «Вылечить зубы и остаться при своих». При своих — в смысле при финансах все-таки, чтобы было на что до дома доехать. И еще и при своих зубах, потому что, мне кажется, гораздо проще специалиста воспитывать с нуля, когда он еще вообще ничего не знает, чем переучивать. Так и к хирургу-стоматологу: ему, может быть, проще не исправлять то, что уже есть, а взять, все удалить под ноль и новое классное нарастить.
Павел Кашин:
Я бы еще раз в конце передачи назвал адрес.
Ольга Калашникова:
Это улица Киевская, дом 18, стоматологическая клиника «Эскулап». Пожалуйста, рекомендуем совершенно потрясающих специалистов, творческих, при этом суперпрофессионалов, которые позволят вам и зубы вылечить, и при своих остаться.
Павел Кашин:
Надо сказать, что когда работают профессионалы, они более разговорчивы, чем когда они приходят к нам на Mediametrics.
Ольга Калашникова:
Тем не менее, мы сегодня узнали все, что хотели. Спасибо вам большое, дорогие гости. Действительно, еще один для меня опыт приятного ощущения после общения с хирургами, и это ваша заслуга. Всего вам доброго.
Павел Кашин:
Спасибо.
Евгений Иванов:
Спасибо.
Ольга Калашникова:
До новых встреч, до свидания, дорогие друзья, всего вам хорошего.