Наталья Урмацких:
Добрый день, уважаемые слушатели и зрители Mediametrics! С Вами проект Союза женских сил «Женская логика». Как обычно, по воскресеньям, в 4 часа дня самые интересные гости из мира искусства, науки, спорта, все, что Вы так любите. А главное - неожиданные повороты темы. Сегодня у нас в гостях Любовь Николаевна Руденко, заслуженная артистка России, актриса театра имени Маяковского и актриса кино. Здравствуйте, Любовь Николаевна!
Любовь Руденко:
Здравствуйте, Наталья! Можно сразу без отчества, я умоляю.
Наталья Урмацких:
Можно, с удовольствием.
Любовь Руденко:
Когда меня называют Любовь Николаевна, я сразу чувствую себя бабушкой русского театра и кино. Я вот бабушка в жизни, да, я бабушка, а так хочется всё-таки оставаться Любовью, тем более что имя очень такое у меня.
Наталья Урмацких:
Абсолютно, Вам очень идет это имя, и Ваше амплуа в более, чем 90 картин, оно соответствует и имени, и Вашему образу. Вы замечательно выглядите, спасибо Вам огромное, что Вы пришли.
Любовь Руденко:
Я старалась, потому что я знаю, что у Вас не только радио, но и видео. Я должна радовать глаз.
Наталья Урмацких:
Ну, самое главное, что мне хочется прямо сейчас сказать, это - Тургенев сегодня состоится уже завтра.
Любовь Руденко:
Да, это хороший, кстати, рефрен, Тургенев сегодня будет завтра.
Наталья Урмацких:
Мы так и анонсировали эту программу, потому что завтра у Вас премьера спектакля в театре Маяковского, где Вы играете мама Тургенева. И очень хочется услышать про этот спектакль именно от Вас, Ваше впечатление, что это будет. Потому что я так понимаю, билетов уже мало, мало.
Любовь Руденко:
Ну, практически, да, нет. Вы знаете, дело в том, что вообще, это такой, достаточно непростой проект. Два слово, буквально, о том, как он зародился. Есть такая женщина потрясающая, она президент фонда, и даже не фонда, а это называется такая программа «Театральная Россия». И она очень много делает разных театральных проектов. Вот она недавно делала биеннале форум, огромное совершено количество спектаклей, режиссёров, актёров приезжало в Москву, они работали и на сцене театра Вахтангова, и на сцене театра Маяковского и ещё в других местах. И было колоссальное количество зрителей, и люди получали призы, уже каких-то режиссёров пригласили на другие постановки в другие театры, режиссеров тех спектаклей, которые увидели в Москве как раз члены жюри, московские режиссеры, представляете. То есть идёт такой потрясающий обмен, причём были не только столичные театры, но и театры со всей России собранные. Вот Эльмира Темрюкова-Щербакова, потрясающая, совершенно уникальная женщина, которая объединяет в себе очень много талантов. Вот у неё один проект «Театральной России», это «Театр онлайн», мы с ней часто ездим по разным городам, не только я, когда могу я, другие актёры, и мы представляем вот эту программу «Театр онлайн». То есть одновременный показ спектакля на сцене в Москве, либо в Питере, либо в другом городе. Вообще, вот эта системы «Театра онлайн». Стоят камеры, и в это же время в другом городе в кинозале или в театре, где есть большой экран, где есть возможности технические принимать через спутник изображение, начинается действо. То есть люди, находясь в другом городе.
Наталья Урмацких:
Это замечательно для регионов, это же прекрасно.
Любовь Руденко:
Да. Далеко не у всех есть возможность приехать в Москву, во-первых, а во-вторых, простите, билеты у нас достаточно дорогие в Москве. И сейчас и дорога дорогая. А потом, некоторым и здоровье не позволяет. А людям за 100 или 200 руб. купить билет, даже дешевле, чем сейчас в кино и прийти посмотреть полноценный спектакль. Причем, мало того, если в театре Вы можете купить билет на первый ряд партера, или на последний ряд амфитеатра, или на балкон первого или второго яруса, и увидеть жизнь маленьких человечков на сцене, то тут есть возможность ещё и крупный план увидеть, как в кино. Потому что работает целая бригада профессионалов, стоят 6 или 8 камер в зале. В фойе выстраивается целая команда людей, которые, несколько тоже стоит у них мониторов, микрофоны, рации, всё. И режиссёр, который уже до этого знает спектакль, посмотрев его предварительно, она уже говорит: правая камера крупный план, эта камера общий. То есть театр снимается, спектакль снимается с всех точек из зала, и когда есть какая-то локальная сцена, крупные планы берутся, если общая какая-то большая сцена, много на сцене персонажей, это берется целая картинка. То есть зритель имеет возможность со всех сторон обсмотреть и просто облюбить этот спектакль.
Наталья Урмацких:
В живом времени.
Любовь Руденко:
Практически, в живом реальном времени. Это уникальный совершенно опыт, это уже очень много, больше 200 городов уже подключились к этой программе. Вот, это Эльмира наша замечательная Щербакова вот этим занимается. Но ей этого мало, она ещё делает и гастроли всяких разных коллективов из-за рубежа, и наших музыкальных театров и Красноярский театр оперы и балета, во Францию она его периодически возит, в ООН мы с ней вместе ездили. Миссия ООН выступает, там русские актёры у неё каждый год и звезды выступают, этим летом я и актёр нашего театра, Алексей Фатеев, день русского языка она отмечает в ООН выступлением артистов из Москвы или из России, из Питера тоже бывают звезды. Я вообще не люблю слово «звезды», звезды на небе, на Красной площади, на погонах и на коньяке. А мы просто люди, которых зритель хочет видеть, потому что он нас видел по телевизору в разных ролях, и поэтому, естественно, интересно уже увидеть живьем и потрогать руками. Но бывают еще и актёры, которые не показываются по телевизору, но они не менее хороши, чем те, которые мелькают в экране. Поэтому Эльмира, она продвигает русский театр, русскую культуру по стране, по России и за рубежом. Я считаю, что это колоссальная, очень важная программа вообще, человеческая. Это ее такая человеческая задача. Общечеловеческая.
Наталья Урмацких:
А кем поддерживается эта программа?
Любовь Руденко:
Министерство культуры.
Наталья Урмацких:
А, всё-таки то есть государство в этом участвует.
Любовь Руденко:
Да, конечно, министерство культуры, сейчас у нас спектакль вот этот, я просто подхожу к спектаклю. И несколько месяцев назад она была, даже, по-моему, больше года назад она побывала каким-то, не помню, образом чудесным, по-моему, даже с «Театральной Россией» в городе Орел, посетила музей Тургенева, и женщина, которая проводила для нее экскурсию, с такой любовью, с такими эмоциями рассказывала ей про Ивана Сергеевича. Мало того, она сказала: Вы знаете, что 2018 г. - это год 200 летия со дня рождения Тургенева. Незаслуженно забытого величайшего русского писателя, который самый, как ни странно, но почему-то мы этого не знаем, известный за рубежом русский писатель, который, мало того, что сам писал и переводил, он в совершенстве знал французский, немецкий, и он ещё переводил русские всякие произведения литературные, и романы, и поэзию, для зарубежья. То есть он свои романы, он просто, как просветитель выступал, он свои романы туда внедрял, в эту культурную, в культурный пласт зарубежья, но он ещё и помогал знакомиться с русскими писателями и поэтами тогда, когда он там жил. Но он и умер во Франции. Ну, так получилось, да, это любовь к Полине Виардо, которая его занесла туда и навеки там поселила.
Наталья Урмацких:
Трагическая судьба.
Любовь Руденко:
Да ничего не трагическая, он её любил, и он был любовью счастлив, и творил он еще, может быть, благодаря этой любви. Потому что, Вы знаете, удел великих людей, вот я для себя сделала это открытие, когда мы начали репетировать этот спектакль. Сейчас, я просто немножечко вперёд забежала, потому что я не довела до ума ситуацию, про великих людей я скажу потом. Эльмира заболела этой идеей, заразилась страстью к Ивану Сергеевичу, и она мне, буквально, мы с ней через какое-то время тоже ехали на презентацию вот этого нашего «Театральной России, этого проекта, и она говорит: слушай, я хочу сделать спектакль о Тургеневе, о его жизни и творчестве. Как ты думаешь? Я говорю: слушай, по-моему, это гениально, я его очень люблю. У меня тоже когда-то в юности, когда ещё не была такой крупной фактуры, я была юна и стройна когда-то, и меня называли тургеневской героиней. И вообще, на слуху эта фраза по отношению к девушкам целомудренным, чистым, светлым, красивым, в которых влюблялись молодые люди, тургеневская героиня, ведь это неспроста, нет там ни толстовской героини, такого рефрена, вот просто такой фразы, которая пошла в народ.
Наталья Урмацких:
Ни некрасовской бабы, а тургеневская барышня.
Любовь Руденко:
Нет, а именно тургеневская героиня, барышня. И Эльмира сама написала сценарий, попросила помочь довести это все до уже вида пьесы. Я забыла, к сожалению, кто у нас автор. Но самое главное, что.
Наталья Урмацких:
Я сейчас скажу. Автор идеи Эльмира Щербакова, режиссёр-постановщик Глеб Черепанов.
Любовь Руденко:
Да-да, это все дальше я скажу, да. Эльмира создала эту пьесу при помощи своих друзей и помощников. Далее она пригласила Глеба Черепанова, как режиссёра постановщика. Глеб привел большую команду молодых актёров из театра, то есть из студии Олега Табакова, но кто-то уже в театре работает, во МХАТе, кто-то в других театрах, кто-то еще не работает в театре, но уже они закончили обучение. То есть это уже обученные молодые, совсем юные артисты, у которых глаз горит и которые хотят творить. И в качестве самой главной авантюры она сказала, что, как ты думаешь, а кто сыграет Тургенева? Я говорю: ты знаешь... А она знает, естественно, моего сына Анатолия, и они встречались по каким-то другим делам, не театральным. И она говорит: мне кажется, что он так на него похож. И в результате она пригласила Толю на разговор, Толя согласился включиться в процесс. У нас, единственное, немножечко процесс затянулся чисто по техническим причинам. Из-за каких-то там сбоев в изготовлении декораций, именно потому что очень много
Наталья Урмацких:
Технические моменты.
Любовь Руденко:
Технических, технологических, я бы сказала, технологически нафаршированный спектакль. У нас там очень много всяких нанотехнологий используется в спектакле, как это не странно. Хотя Тургенев и нанотехнологии. Но у нас же «Тургенев. Сегодня», поэтому сегодня, чтобы было понятно современному зрителю и интересно, и чтобы это всё ему именно восприятие было свежее, а не то, что там: сейчас мы Вам расскажем про Ивана Сергеевича Тургенева.
Наталья Урмацких:
И все будут плакать.
Любовь Руденко:
Который жил тогда-то и тогда-то, и такой нафталин на сцену польется. Нет, у нас как раз в этом плане все очень понятным языком со сцены излагается для зрителя. И короче, мне она предложила роль мамы, хотя мама маленькая. Я бы даже сказала, самая маленькая роль в спектакле, это роль мамы. Но мама, я прочитала книжку про Тургенева, про его жизнь, мы съездили в Спасское-Лутовиново, Эльмира нас осенью, в ноябре свозила всю нашу команду. Это имение, в котором Иван Сергеевич жил и рос. Потом мы сходили в музей Тургенева, там нам, естественно, про это, про всю его жизнь рассказали вкратце, хотя мы уже были немножечко в курсе, но там тоже молодой парень потрясающий, просто театр одного актёра. Он сыграл нам все персонажи, он все рассказал, показал. Мы были в таком восхищении от него, и мы поняли, что, видимо, там какой-то есть хороший вирус такой, тургеневский в этом городе, в Орле, где он жил, в музее, посвященном ему. И не только музей, там есть не только про Тургенева, там есть залы, посвященные другим писателям. И оказывается, в тех местах было очень много талантов рождено. Но мы сейчас говорим про Ивана Сергеевича. Я не хочу делать пиар другим писателям. Пусть отдельный будет у них пиар, когда про них будут делать проекты, спектакли. Про Ивана Сергеевича. Он, конечно, был удивительный человек и, может быть, даже то, что у него, в его жизни, может быть, в каких-то ситуациях он поступал инфантильно. Может быть, это было ещё из-за того, что действительно, мама, она настолько их, деток своих забила своим характером таким властным, таким жестким.
Наталья Урмацких:
Я хотел эту тему поднять и спросить Ваше отношение.
Любовь Руденко:
Жёстким, она просто их задавливала.
Наталья Урмацких:
Помещица такая. Как прототип барыни в «Му-му».
Любовь Руденко:
Да. Но ее можно понять, потому что она, от природы она не была одарена какой-нибудь сногсшибающей красотой, но она была одарена пор роду своему большим имением и огромным количеством душ, которыми она должна была руководить. 5000 душ у неё было под рукой. И замуж она вышла за Сергея, красавица, Сергея Петровича. Ой, господи, как его звали, папу, я с ума сошла, я же в пьесе говорю. Сергей... Да, с ума сошла. Но так бывает, просто у меня Сергей Николаевич, Сергей Петрович и вдруг забыла. Да, она нашла себе мужа красивого, благодаря этому дети родились красивые. Благодаря ей умные и талантливые, благодаря мужу красивые, и обаятельные, и умеющие вести себя в обществе, вести диалог и обаять всех, кто вокруг них находится. Это было свойственно её мужу. Но он, конечно, был гулена страшный, его женщины любили, он был такой ветреный молодой человек. А у него было всего 500 душ. И поэтому вот это слияние красоты, таланта, мощи, умения руководить народом и большим, в общем-то, наследством, оно и породило троих детей, из них который, из этих троих детей Иван Сергеевич стал великим русским писателем впоследствии. Но вот что я хотела сказать по поводу величия писателей. Величие человека, вот великих писателей взять, того же Толстого, Пушкина, Лермонтова, Грибоедова. Вы посмотрите, какая у них у всех тяжелейшая свадьба в личной жизни. Потому, что если бог наделяет человека именно не просто талантом, а великим талантом, который на века, которые спустя века, сегодня все равно злободневен, все равно нам интересен, и он нас продолжает питать оттуда, из тех прошлых лет, из тех веков. И, видимо, господь говорит: либо то, либо се, нельзя разорваться.
Наталья Урмацких:
Но я бы не сказала за Толстого, что он был сильно несчастным, да и Пушкин.
Любовь Руденко:
Не в этом дело.
Наталья Урмацких:
Там, скорее, Софья Андреевна была несколько ущемлена в правах.
Любовь Руденко:
Нет, все равно, посмотрите, все равно, если бы он был так уж счастлив и все было так прямо благостно, замечательно и чудесно, он бы писал, она тут рядом, но не ушел бы он, простите меня, в конце своей жизни, в свои последние дни, не сбежал бы. Неужели Вы не помните историю его финала жизни, кончины.
Наталья Урмацких:
Толстого?
Любовь Руденко:
Конечно, когда он просто ушел из дома.
Наталья Урмацких:
Ну, там, мне кажется, он в философию сильно ударился и пошёл за дзеном.
Любовь Руденко:
Я к тому, что не может он полностью отдаться любви, личной жизни, и семье, и воспитанию детей, наслаждению этой жизнью вокруг себя, вот этого тесного семейного очага. Ну, не бывает и так. Это моё чисто мнение, потому что я просто, меня осенило это, когда мы начали заниматься Тургеневым, и когда мы начали репетировать, мы с режиссёром Глебом Черепановым об этом говорили. Я говорю: Глеб, ты посмотри, кого ни возьми, у них у всех какие-то ситуации очень сложные были в личной жизни. Потому что отнимает вот это творчество, писательству, ведь даже у Тургенева отнимает какие-то наслаждения, возможности, вот просто расслабиться, успокоиться, насладиться. Нет, он же все время работает, мозг у великих писателей. И вот у Тургенева даже у нас в спектакле, он встречается с Бакуниным, по-моему, с Бакуниным, и его сестра Таня его очаровывает. И вдруг он начинает писать «Асю», вот Вам, пожалуйста. А она начинает его ревновать к этой Асе, она говорит: что Вы все время пишите, Вы пишите Ася, Ася, какая Ася. Он говорит: да Ася - это Вы. Ну, потому что ему нужно обязательно вот эти его личные переживания.
Наталья Урмацких:
Ему нужны сюжеты, конечно.
Любовь Руденко:
Да, он это всё потом уже выкладывает на листы бумаги, из этого складывается будущее произведение, замечательно совершенные и романы, и пьесы.
Наталья Урмацких:
Сцена простой семейной жизни, но откуда там энергия увлечений и сюжет.
Любовь Руденко:
Да, Все это происходило, конечно.. Извините, пожалуйста, немножечко аллергия на холодный воздух, который сейчас на улице. Зима, никуда не денешься. Я хотела как раз сказать, что это, конечно, с одной стороны, грустно, потому что всегда хочется, чтобы все были счастливы. Так не бывает, как сказал великий писатель: всей семьи одинаково счастливы.
Наталья Урмацких:
Несчастлив каждый по-своему.
Любовь Руденко:
Да, несчастлив каждый по-своему. Я считаю, что как раз великие писатели, они счастливы. Они счастливы вот этим своим творчеством, вот этим талантом. И счастье, что им этот талант жизнь дала возможность реализовать. Хотя мать, она, конечно, хотела бы видеть его управляющим поместьем, помещиком, потому что даже у нас в спектакле есть фраза: мы, Лутовиновы известны своим нравом, дисциплиной, как люди высшей добродетели, нравственности, как помещики и как хозяева. И для неё было это очень важно, сохранить вот эту часть, эту славу сильного семейства, которые умеют руководить, и у которых все подчинено на благо семьи, этому подчинено все существование.
Наталья Урмацких:
То есть Ивану Сергеевичу пришлось амбиции маменькины воплощать.
Любовь Руденко:
Нет, он как раз прорывался, он вырывался из её мощного, как бы сказать, руководства, он все время пытался вырваться. И каждую встречу в своей жизни он как раз ознаменовывал тем, что вот я сейчас это пойму, это усвою и пойду дальше, и я никогда, даже, тоже фраза в спектакле: я никогда не буду таким, как маменька, никогда. И у нас в спектакле тут же раздается мой крик: Иван! Иван! Он, испугавшись, убегает. И, конечно, я думаю, что вот эта его страсть вырваться из-под маминых оков, она, может быть, ещё и помогла ему вот в этом прорыве найти себя, сначала начал писать стихи, он не сразу начал писать прозу, он именно стихи. Но стихи, он сам подумал, что они плохие. Хотя, не знаю, «как хороши, как свежи были розы», по-моему. И прекрасные, у него и стихи есть прекрасные, но он все время искал, искал, вот эти муки творчества и повели дальше. Ну, у всех великих писателей муки творчества, одного Достоевского можно вспомнить, чего стоили его муки творчества. Поэтому, я считаю, что сработало всё. Сработало, во-первых, окружение, люди, с которыми он встречался. Он же попал и в компанию всех великих писателей, которые его просто взяли в кольцо, сказали: «Вы наш», эту исторически известная фраза. Они его приняли, пригрели, обогрели, и давай, твори, помогли ему дальше продолжать свое великое творчество. Поэтому всё-всё-всё в его жизни, все работало как раз на то, чтобы он написал это колоссальное количество замечательных произведений. Там, не знаю, можно перечислять бесконечно, естественно, по школе все известные: «Отцы и дети», «Му-му», Базаров, «Новь», «Месяц в деревне», «Накануне», «Записки охотника», «Бежин луг», то есть огромное количество, «Хорь и Калиныч», то есть просто огромное количество потрясающих произведений.
Наталья Урмацких:
Но Европе, я так понимаю, это очень нравилось именно узнавать Россию через Тургенева. Потому что он создавал образы.
Любовь Руденко:
Конечно, он же описывал очень подробно, в тех «Записках охотника» природу, быт, и простой люд, и «Месяц в деревне» и дворянство, и всё, всё, что связано с Россией.
Наталья Урмацких:
То, что нам в школе казалось, ой, как это долго, иностранцы через эти книги просто видели Россию такой, как на картинках, как, если бы он с собой видеокамеру принес.
Любовь Руденко:
Да, в общем, я думаю, Тургеневым я Вас заразила.
Наталья Урмацких:
Абсолютно, я и раньше была заражена, это прекрасно. А скажите, Вы так выпукло описали образ матери. А Вам самой близок этот образ? Потому что Вы же тоже все сама, сама, сама.
Любовь Руденко:
Нет, дело в том, что мать, она была очень, я бы сказала, достаточно жестокосердной женщиной, потому что она их порола. Тургенева она порола все время. Чуть что, сразу: так, выпороть немедленно. И он каждый раз, мать, она меня бьет, бьет, сколько же можно. То есть я, конечно, такими методами никогда в жизни не могла, и меня так не растили, меня только любовью и добром. Ну, разные бывают способы воспитания. Моя мама, например, рассказывала, что для нее самым страшным наказанием было, когда её мама, моя бабушка замолкала и переставала с ней разговаривать.
Наталья Урмацких:
Вот, психологическое давление бывает гораздо страшнее.
Любовь Руденко:
Со мной мама, она просто могла очень громко крикнуть, никогда в жизни не тронуть меня пальцем, очень громко крикнуть и заплакать. Я со своим сыном тоже, один раз помню только, ему было годика четыре, наверное. Зима как раз подобная, как сейчас, снежная, и надо было быстро доехать до садика, я на санках могла его быстро довести. Он говорит: нет, я сам пойду. Потому что очень самостоятельный ребёнок, весь в маму, у меня у самой тоже первое слово было, которое я в жизни произнесла, не «мама», не «папа», а «сама». Также и Толя, сам, сам. А я понимаю, что сам он своими маленькими ножками, шажками, то есть он дойдёт, но я уже опоздаю на спектакль, мне надо было бежать в театр играть спектакль, утренник детский. И я должна его успеть довести до садика. И я так разъярилась, что я единственное, что я сделала, я сняла поясочек с его плотной очень шубки, толстой достаточно, и по этой шубке один раз поясочком так шлеп. Он, конечно, ничего не почувствовал, но от неожиданности, что это произошло, что когда мама, которая никогда в жизни не поднимала руку, вдруг так шлеп. И он настолько обалдел, что он затих, и я его такого тихого, присмиревшего, обалдевшего посадила в саночки, быстро довезла, я не опоздала на работу. Это был единственный случай, когда я, можно сказать, распустила руки. Но так как Варвара Петровна, я никогда себе не могла позволять, потому что это, я считаю, что это запрещенные методы. Потому что, вообще, нельзя насилия к детям применять, я считаю, это последнее дело. Можно бить, я не знаю, какой-то неодушевлённый предмет, а все, что живое, все, что испытывает боль и стресс, это зарождает, естественно, страх и не любовь, а именно подчинение и страх.
Наталья Урмацких:
Или желание убежать.
Любовь Руденко:
И желание избежать вот этого, даже не убежать, а избежать. И вот как раз Иван Сергеевич, у него вся жизнь было проблема. Мало того, он сам из-за того, что его не обласкали любовью в детстве именно в семье, он сам потом не научился любить даже свою дочь, которую родила ему деревенская девушка Авдотья, которая я была в услужении у Варвары Петровны. И которую он забрал и отвёз к Полине Виардо, и которая даже стала Пелагеей Виардо, хотя она была не Виардо по рождению.
Наталья Урмацких:
Полиннет, по-моему, они ее звали.
Любовь Руденко:
Ее звали, вообще, Пелагея, по рождению она была Пелагея.
Наталья Урмацких:
Нет, я просто читала книги про Полину.
Любовь Руденко:
Ну, это на французский манер, потому что Пелагеи во французском языке нет.
Наталья Урмацких:
И она читала и писала письма по-французски.
Любовь Руденко:
И ей дали хорошее, естественно, образование, её хорошо воспитали, но она даже его не очень знала, и он очень страдал. И как раз это и есть в спектакле, в тексте, что он очень страдал, что у него не произошла вот эта очень тесная связь душевная с дочкой, не успел он её полюбить, а она его. Но его захватила, конечно, на всю жизнь любовь к Полине Виардо, которая так же, как у нас Маяковский с Лилей Брик, такая была странная какая-то была семья. И там же Луи, её муж, который, естественно, знал про Ивана Сергеевича. Иван Сергеевич любил и Полину, и Луи, все было хорошо, то есть они, но естественно, он всю жизнь стремился к ней, потому что когда он услышал первый раз, как она поет, его поразило её пение, и он навеки пропал, погиб, благодаря её уникальному совершенно пению. Потому что, опять-таки, говорит, и особо красавицей она не была, но вот именно душевность, именно голос какой-то уникальный был. К сожалению, мы не можем поверить на слово.
Наталья Урмацких:
Воспроизвести.
Любовь Руденко:
Да, можем только поверить на слово, потому что нет записей, это было давно, тогда ещё не умели записывать голоса, не было пластинок.
Но по мемуарам, видимо, там, действительно, было что-то.
Любовь Руденко:
Но голос, действительно, был какой-то божественный, волшебный, он его очаровал на всю жизнь. Я знаю такие примеры. Например, я тоже, когда я со своим мужем познакомилось, он когда услышал, как я пою, я себя, конечно, не сравниваю с Полиной Виардо, но вот моя мама, Дина Солдатова, меня с детства учила петь, замечательному совершенно научила меня, и русским романсам, и народным песням, я могу любое произведение исполнить, даже оперу и оперетту. Мама занималась очень долго со мной голосом, и сама закончил ГИТИС, отделение муз театра, и она, как певица профессиональная закончила обучение, могла работать, но работала всю жизнь драматическим театром.
Наталья Урмацких:
Вы ведь в кино пели.
Любовь Руденко:
В кино нет, в кино я пела только один раз всего-навсего в фильме «Свой крест» я спела под гитару, но это было такое, очень камерное пение, очень такое.
Наталья Урмацких:
Подождите, а в Самгине?
Любовь Руденко:
В Самгине пою не я, что Вы.
Наталья Урмацких:
Не Вы?
Любовь Руденко:
Это вообще боль всей моей жизни, конечно. Представляете, актриса, которая с детства пела и которую мама, действительно, научила профессионально владеть голосом, потому что у меня диапазон две с половиной октавы, плюс я могу спеть русскую народную песню, я могу спеть эстраду, попсу так называемую, романсы, оперетту и оперу. То есть вот это пять разных ипостасей вокального жанра. Я этим всем владею, мама меня научила этому с детства. И вдруг я попадаю на роль в «Жизнь Клима Самгина», в фильм, певица, прототип мой был Евдокия Стрешнева, мой герой, героиня, а прототип Вяльцева Анастасия. И у меня идёт экзамен перед композитором, который работал на фильме. Он утверждает меня, как ты певицу, актрису, что я буду сама петь, исполнять все романсы в фильме, что будет отдельная запись. И вдруг я приезжаю, уже будучи утверждённой на роль, я приезжаю на подготовку к съемкам, и меня встречает на вокзале второй режиссёр, Боречка Молочников и говорит: Любочка, только не расстраивайся, так получилось, что петь будешь не ты, а будет Смолянинова певица молодая, никому ещё пока не известная, но композитор сказал, что она все споет. Я говорю: во-первых, смешно, откуда, её не узнают, что она поет, петь буду я в фильме. А, во-вторых, я же тоже могу. Ну, понимаешь, там у Вяльцевой была своя манера исполнения. И дальше происходит, я не хвастаюсь, но происходит такая вещь. Я пою под её фонограмму, конечно, я рыдала, я шла по Невскому, град слез омывал Невский проспект, исторгающийся из моих глаз. И меня успокаивал режиссер: все равно на экране будешь ты. Я говорю: ты пойми, если бы я не пела, мне не было бы так обидно. Но я пою.
Наталья Урмацких:
Да, действительно, обидно.
Любовь Руденко:
Причём, мало того, я слушала записи Вяльцевой.
Наталья Урмацких:
Вы же и в театре играли эту роль.
Любовь Руденко:
Я слушала записи Вяльцевой. Нет, в театре совсем другое, что Вы.
Наталья Урмацких:
А другая роль, простите.
Любовь Руденко:
Нет, нет, что Вы. У нас в театре вообще Дуняши не было в спектакле «Жизнь Клима Самгина», у нас 3 часа, сжатая очень была временная рамка, поэтому это в 12-серийном фильме можно было персонажей всех вместить, которые в романе Горького. А тут идёт съемка, я пою под фонограмму, забыла, Зоя, по-моему, ее зовут, Смоляниновой. Хорошая певица, я не спорю, но происходит следующая ситуация. Я исполняю романс под её фонограмму «Отцвели уж давно хризантемы в саду», с гитарой, причём я сама могу себе аккомпанировать, я выучила аккорды правильные. Я даже иногда в семье этот романс пела сама под гитару. И группа уходит на перерыв на обед. А я думаю, дай-ка я потренирую аккорды, чтобы точно, я ужасно не люблю, когда на экране артист играет на гитаре, а видно, что он мимо нот, и что звук идет другой совсем. Я думаю, нет, я по-настоящему, тем более, я умею, потренируюсь. И начала петь. А Виктор Абросимович Титов, великий режиссёр, я считаю, царство ему небесное, к сожалению, ушел очень рано. Он пошёл на обед и вдруг он услышал голос мой и возвращается. А снимали в Питере, старый вокзал, забыла, как-то он не Берлинский.
Наталья Урмацких:
Финляндский.
Любовь Руденко:
Да, Финляндский вокзал. И он огромный-огромный зал, то есть там очень хорошая акустика, фонограмма идёт, когда включают.
Наталья Урмацких:
Из колонки.
Любовь Руденко:
Из колонок другой звук, а тут я пою живьем, и акустика потрясающая. И на весь огромный зал, то есть без всяких микрофонов, подзвучек мой звук, который я издавала, мой голос прекрасно зазвучал. Я пою: отцвели уж давно хризантемы. Ну, естественно, услышав фонограммы певицы, которая записала, я пытаюсь под её манеру, чтобы мне проще было актёрски потом это воспроизвести во время съемки, но как вот она пела «отцвели уж давно хризантемы в саду, но любовь все живёт в моем сердце больном». Это манера Анастасии Вяльцевой. Я это все воспроизвожу, влетает Виктора Абросимович Титов, говорит: зачем фонограмму вхолостую гоняете, у нас же перерыв. Вдруг видит меня с гитарой, говорит: не понял. Я говорю, Виктором Абросимович, это не фонограмма, это я. Он говорит: не понял, как это ты? Я говорю: ну, вот я. Подожди, а мне сказали, что эта певица, она год целый ездила по деревням и весям, тренировалась этому пению, вот этому голосоведению, которое тогда было модно, а сейчас по-другому всё, Поэтому надо было, чтобы голос очень попадал в Вяльцеву, вот в ту манеру исполнения, в эпоху. Я говорю: ну, может быть, она год ездила, я могу Вам с листа любое воспроизведение изобразить тут, пожалуйста, что Вы меня ни попросите. Потому что я говорю, у меня очень хороший учитель, у меня мама, она меня учить пела любые разные вещи. Я могу, вот сейчас я в спектакле в театре Маяковского пою арию «Кармен» в спектакле «Маэстро». Режиссёр Юрий Иоффе поставил у нас в филиале, мы вчера играли. И я пою там «У любви, как у пташки крылья, её нельзя никак поймать. Тщетны были бы все усилья, но крыльев ей нам не связать». Вот это всё оперное пение. Потом я могла петь оперетту подача. Карамболина, Карамболетта. Оперная подача.
Наталья Урмацких:
Опереточная.
Любовь Руденко:
Опереточная, да. Дальше попса, типа, сейчас, какую-нибудь самую, самую такую. Ну, например, моя любимая: «На тот большак, на перекрёсток уже не надо больше мне спешить. Жить без любви, быть может, просто». Это не попса, это просто.
Наталья Урмацких:
Эстрада.
Любовь Руденко:
Эстрада, так скажем, душевная эстрада, попсу, честно говоря, не очень люблю. С заложенным, конечно, носом петь смешно, но ничего, хотя бы приблизительно понимать разницу между этими ипостасями разными. Потом, например, цыганский там, или романсы: «Утро туманное, утро седое». Или мой любимый, акации. «Белой акации гроздья душистые». Это другое совсем. Русские народные: «Эх, полным-полна коробочка, есть и ситец, и парча, пожалей, душа зазнобушка». Это другое совсем. Цыганский, я не знаю, «За дружеской беседою...». Другая разная техническая подача голоса.
Наталья Урмацких:
То есть Вы универсальны, по сути.
Любовь Руденко:
Да. И я, зачем же меня мама этому с детства учила. Надо же это воплощать.
Наталья Урмацких:
И что Титов сказал?
Любовь Руденко:
В театре Маяковского в сказке играла в «Иван Царевиче». И Титов сказал: меня обманули. Я говорю: Виктор Абросимович, а представляете, как меня обманули. И было ужасно обидно, когда фильм вышел на телевизионный экран, я прихожу в театр и Александр Сергеевич Лазарев, светлая ему память, меня встречает в буфете, говорит: Любка, ну смотрел я Клима Самгина сейчас, ну почему не ты поешь, я же твой голос знаю, знаю, как ты поешь, ты же классно поешь. Потому что я пела всегда на всех вечерах в театре. У нас в театре очень всегда популяризировались капустники обязательно. Либо какие-нибудь вечеринки, на гастролях мы собирались, либо концерты какие-то от театра, сборная команда актеров выступали. Кто читает стихи, кто рассказывает, кто какие-то смешные истории. Я всегда пела, и все знали, что я пою. Спектакль «Иван Царевич», первый спектакль на сцене театре Маяковского, Царевна Милолика, я даже там попросила Юлия Кима и Гладкова, они написали специально для меня зонг такой, песню протеста для Царевны Милолики. Потому что там была песня такая, лирическая, героиня «возросла дороженька, затоптали поле». А я попросила: Вы что, я пробиваюсь от Кощея, из царства Кощея, должна выбиться на волю, на свободу, и я такая вся свободолюбивая русская героиня. И они мне написали.
Наталья Урмацких:
Марсельезу.
Любовь Руденко:
«Когда-то, когда-то наступит расплата, отважные люди бояться не станут, отважные люди искать не устанут, и твою погибель вытащат на свет». И я это пела живьем, никогда в записи, только живьем в микрофон. И все мы в спектакле пели. И во всех спектаклях почти театра Маяковского мой великий учитель, Андрей Александрович Гончаров, светлая ему память. 2 января ему исполнилось 100 лет со дня рождения, мы отмечали в театре, потрясающий был праздник 15 января, целый день был посвящен юбилею великого режиссёра, моего мастера. И в каждом спектакле Андрей Александрович меня, почти в каждом, за исключением, может быть, двух, давал мне какие-то вокальные номера. Даже если их не было в пьесе, он: вот здесь ты будешь петь. Андрей Александрович. Нет, а что, а придумай сама, вот чтобы какой-то был романс, такие-то слова, ты его любишь, а он тебя отвергает, а в конце все равно ты ему говоришь, все равно я тебя буду любить, такой страстный, такой эмоциональный. И я нахожу этому спектаклю театральный романс, я нахожу, действительно, романс, мне так нравятся слова. «Уйди, совсем уйди, я не хочу свиданий, свиданий без любви и ласковых речей,»- текст. Нот нет. Тогда у нас в театре был зав муз Лёша Шелыгин, молодым, только что пришедшим после института, после консерватории, никому неизвестный, ныне очень известный композитор, Алексей Шелыгин, который практически, каждый второй фильм, сериал или спектакль с музыкой Алексея Шелыгина. Я говорю: Лёшка, давай так, ты сиди за роялем, я буду петь, а ты под меня подбирай, лови нотки, которые я сейчас буду извлекать. И вот я там, у меня полилось: уйди, совсем уйди, а Леша за мной играл и записывал. И он записал эту мелодию, я на репетиции начинаю петь этот романс: «я не хочу свиданий, свиданий без любви и ласковых речей, еще душа моя полна воспоминаний о сладких днях любви золотой мечты моей». И так далее. И Витя Запорожский, который играл одну из ролей в этом спектакле, он говорит: Люба, а ты специально вторым голосом поешь? Я говорю: не поняла. Он говорит: ну как, я вот этот романс знаю, у него есть первый голос, а ты, у тебя. Ну, давай вместе споем. Витя начинает петь, и мы чётко совершенно раскладываемся на два голоса. Это я говорю о том, что во мне от природы музыкальность от мамы, отец мой, Николай Руденко тоже был, потрясающе пел, певцом. Дедушка Антон был, вообще, регентом военного хора в оркестре военном. У меня со стороны маминой родни, и дедушка Анатолий, мой, Анатолий Данилович Солдатов, маамин папа, мой дедушка, прадедушка Толи, поэтому Толя Руденко, он Анатолий, в честь прадеда. Он пел три октавы шаляпинских. Его две родных сестры потрясающие всю жизнь пели, они, вообще, в детстве втроем пели в церковном хоре. Мамина сестра, Ира, тоже актриса, Ирана Анатольевна Солдатова, светлая память, она тоже пела потрясающе. Младшая сестра, Галя, которая единственная нормальная у нас в семье, инженер, а не актриса. Дедушка был инженером-строителем.
Наталья Урмацких:
Но поющий инженер.
Любовь Руденко:
Она единственная, кто пошёл по стопам папы, потому что две старших ушли в сторону, в актерство пошли. Потому что дед тоже был потрясающе. В 90 лет он.
Наталья Урмацких:
А в Тургеневе Вы поете?
Любовь Руденко:
Нет, Вы знаете, сейчас расскажу смешную историю. То есть вся семья поющая. То есть представляете, какое количество певческих генов во мне уже было заложено. И поэтому я просто, я думаю, у меня не было другого выхода, как запеть тоже с детства. И, кстати, самое смешное, что с Толей связана была такая смешная ситуация, когда вдруг маленьким он начал петь фальшиво. У меня всё, сердце останавливается, как, мой ребёнок поет фальшиво. И я начала просто с истовостью какого-то, я не знаю, робота каждый день включать ему пластинки, пой, повторяй, неправильно, фальшиво, не попадаешь. И это, я считаю, что моя заслуга, как матери, что я развила абсолютный слух, то есть Толя потом и на пианино мог подобрать любую мелодию, первые три года обучения в школе, он даже хотел, сам пошёл в музыкальную школу, три года учился играть на фортепьяно. И он может подобрать, и на гитаре он сам, самоучкой вообще научился на гитаре. То есть слух я, слава богу, развила, всё абсолютно идеально в этом плане. Но в спектакле Тургенев, опять-таки, с Климом Самгиным уже все понятно, это была моя.
Наталья Урмацких:
Рана в сердце, я поняла.
Любовь Руденко:
Да, рана в сердце, потому что она, конечно, стала уже известной певицей, эта женщина, но я даже не знаю, знают ли зрители, что это её голос звучит в Климе Самгине, потому что все равно видят на экране меня. И каждый год нескольку раз повторяется фильм, и все говорят: ой, а спойте, пожалуйста, из Клима Самгина, как Вы пели. И мне приходится петь не своим голосом, Любови Руденко, а голосом Зои Смольяниновой. Я не помню, Зоя ее звали, или как, просто, чтобы не обидеть певицу, просто певицы Смоляниновой. Потому что она этот голос вложила в мою героиню. Кто там знает, как пела Анастасия Вяльцева. Я считаю, что это тоже ошибка автора. Если бы я, как актриса спела эти романсы, они бы были созвучны нынешнему зрителю. Потому что немножечко вот это манера, она немножечко такая старинная. Сегодня она не очень воспринимается, она немножечко, как будто зажата глотка, это просто была такая певица замечательная, Анастасия Вяльцева. Она была очень красивая, очень все любили, прекрасно, она концертировала. Но, я считаю, что так же, как Тургенев сегодня, вот видите, как я подвела к Тургеневу, всё-таки то, что сегодня играется и то, что сегодня в кино снимается и в театре, оно должно быть не только созвучно времени, оно должно быть понятно нынешнему зрителю. Потому что, да, возрастному, естественно, взрослому населению, взрослому зрителю, пожилому, конечно, приятно слышать что-то такое про старину, это ностальгия. Я это тоже понимаю, и это тоже есть. Но очень много молодёжи, которая, к сожалению, не воспитана, в хорошем смысле этого слова, хорошими текстами, словами, хорошим русским языком. Хорошим уровнем музыки, литературы, да даже культуре общения. Их надо подтягивать, не к ним опускаться, их надо подтягивать. Но язык должен быть им понятным.
Наталья Урмацких:
Согласна.
Любовь Руденко:
Доступным. Чтобы они услышали: ой, это я понял, это я поняла. И вот, потянув им их этим способом, на них что-то такое, то, что мы хотим и в мозг внедрить под корку. Вот у меня, кстати, был такой замечательный пример в моей жизни, один раз у меня был концерт лет, наверное, 15 назад. Я с гитарой должна была три романса спеть, причём это было в болгарском культурном центре, а там этот вечер была дискотека для молодёжи. И вот происходит следующая конструкция вечера. Дискотека, потом их выгоняют на улицу где-то на часок подышать, бутербродики поесть, освобождается зал, для культурного центра выступаю я, ещё несколько артистов, а потом опять дискотека. Представляете, вот эту толпу с дискотеки, вот этих молодых ребят и девчонок.
Наталья Урмацких:
Разгорячённых.
Любовь Руденко:
Да, разгорячённых, причём привыкших к этой музыке, ни уму, ни сердцу, только ритм. Ну, да, потанцевать, ну, 5-10 минут, но целый час, два, три. И вот их выгоняют на улицу, проветривают помещение, мы заходим. А они: ну давайте, уже скорее освобождайте. Они толпятся в дверях, они не уходят, потому что им хочется скорее продолжать дальше. И мне организаторы говорят: ой, так страшно, сейчас Вы романсы начнёте петь, они ещё засвистят, начнут Вас освистывать, шуметь, кричать. Я говорю: спокойно. А меня никогда ничего не страшило в этой жизни в этом плане, что касается творчества. Я вот вперёд и с песнями, казачья натура и донская, хохляцкая во мне смешалась. То есть донская, казачья, украинская, такая, свободолюбивая натура. Я говорю: ничего, ничего, сейчас все будет нормально. Смотрите, что сейчас будет. Я не говорила, что, смотрите, что сейчас будет, но я уже внутренне была готова к борьбе, броситься просто грудью на амбразуру. А у меня романсы, вот это «Утро туманное», «Хризантемы», «Белой акации гроздья душистые», понимаете. Вот после ду-ду-ду. Они и слышать не слухивали, что это такое. Я начинаю петь первый романс. Ещё такой шумок. Потом я начинаю петь «Хризантемы», уже тишина вон там, при входе в кулуарах. Там достаточно крупный был вход, большое пространство. И там много их набилось, ребят. И когда я уже пела «Белой акации гроздья душистые», они уже хотели зайти в зал и слушать меня. И когда я закончила, они кричали «Браво!», а когда я выходила на улицу, они подходили ко мне, жали меня руки и говорили: спасибо Вам большое, мы никогда такого не слышали, нам там понравилось, а где ещё можно это услышать? Вы понимаете, что происходит. Просто они не знают, отсутствие вот этого знания. Они, их не затащишь на какой-нибудь концерт классической музыки. Как это сделать. Только вот таким образом.
Наталья Урмацких:
Показать.
Любовь Руденко:
Да, именно просто, чтобы они, может быть, где-то, случайно услышав краем уха, заинтересовались. Просто это для них неизведанно и незнакомо. Это не значит, что они все такие тупоголовые, что они только ду-ду-ду. Нет, любого человека можно обучить, любого, даже который с детства привык слышать только жёсткие окрики. Вот, пожалуйста, Вам пример Тургенева, которого бьют в семье, пьют родители, и он ничего не знает, кроме нищеты и драк бесконечных и борьбы за существование. Если этого человека окунуть в совсем другую атмосферу, окружить его любовью, заботой и попытаться в него выложить то, что ты знаешь, свои знания ему отдать, научить его, просто ему показать, что бывает другая жизнь. Я Вас уверяю, что это сработает. И вот я считаю, что как раз эта просветительская задача нашего спектакля, вот именно это.
Наталья Урмацких:
И завтра Вы с этой задачей непременно справитесь.
Любовь Руденко:
Постараемся это сделать.
Наталья Урмацких:
Я Вам желаю большого-большого успеха, много аплодисментов. Наше время подошло к концу. Мне очень было приятно.
Любовь Руденко:
Ой, как же быстро пролетело, боже мой.
Наталья Урмацких:
Это целых 45 минут, как один момент.
Любовь Руденко:
Целый урок, мы урок, целый школьный урок.
Наталья Урмацких:
Мы урок просветительский Вашими устами сегодня сделали. Это замечательно. Большое Вам спасибо за этот визит, за эту встречу.
Любовь Руденко:
Спасибо Вам!
Наталья Урмацких:
С Вами мы увидимся в следующее воскресенье, будет не менее интересно.
Любовь Руденко:
Всем любви и добра.