А. Пылаева:
Добрый вечер! «Интернет-экономика» в эфире, в гостях у «Интернет-экономики» Олег Моторин, заместитель директора аналитического центра Министерства сельского хозяйства РФ. Мы пригласили этого человека экспертом по очень интересной теме – агро-тех. Вот недавно прошла выставка «Золотая осень», изменился в принципе ассортимент продукции в магазинах – это то, что имеет непосредственное отношение к каждому из нас. Что хотелось бы сказать? Самый главный факт, Олег, в России урожай зерновых был лучший за сто лет – 132 миллиона тонн зерна добыто, получено, выработано в России, это наш урожай. Что с этим делать? При Минсельхозе создан специальный аналитический центр, поэтому вопрос к вам: расскажите, в принципе ответьте сначала на мой вопрос про эти 132 миллиона. Ну и, наверное, отсюда и будет понятно, почему ваш центр создан. Ему, как я понимаю, всего 3 месяца.
О. Моторин:
Альбина, во-первых, спасибо, что пригласили на эту важную тему, обсудить и рассказать вашим слушателям о проблемах цифровизации сельского хозяйства. Если говорить об этой цифре, 132 миллиона тонн, то мне хочется прямо сослаться на слова Александра Николаевича Ткачёва, министра сельского хозяйства, который сказал такую простую, но очень интересную вещь: «Много зерна не бывает». Поэтому в принципе надо это признать результатом эффективной работы всех органов управления АПК, не только федерального Минсельхоза, но и региональных органов управления АПК, Департамента продовольствия, районных управлений сельского хозяйства, что они грамотно создали условия, которые позволили меры господдержки довести до сельхозпроизводителя и создать такую атмосферу, которая позволила вместе с климатическими условиями, которые в принципе были очень интересными и рискованными с точки зрения земледелия, но создать этот результат. Что с этим зерном делать? Если проанализировать мировую практику решения вопросов, связанных с перепроизводством продукции, то здесь всегда возникает три варианта. Первый – слить в реку, как молоко во время Великой депрессии делали американские фермеры. Второй вариант – найти альтернативные точки сбыта. Либо внутри, здесь, в стране, попытаться найти какую-то возможность применения, либо что-то сделать с поставкой на внешние рынки. И третий вариант – это новые подходы вообще к использованию самого продукта, зерна. Но мы решили, как американцы, не делать всё-таки, у нас есть специальные инструменты, взять тот же самый аналитический центр новорождённый, который появился у нас в июне месяце официально, как структурное подразделение, как подведомственная организация министерства. И в настоящее время, что с этим урожаем делать, два варианта. Первый – обеспечить возможности для сбыта зернопроизводителям.
А. Пылаева:
За рубеж?
О. Моторин:
За рубеж, конечно, на внешние рынки. Второй вариант – это, наверное, не быстро реализуемый, скорее, пришло сейчас полное понимание того, что это нужно сделать, это развивать направление переработки. Опыт зарубежных государств подсказывает, что само зерно может быть, как горючий материал, в рамках биоэтанола, если его перевести туда, фермер, с одной стороны, через использование зерна на переработку сокращает излишки этого зерна и стабилизирует цену. С другой стороны, он получает собственное горючее, тем самым тоже воздействует на цену уже нефтепродуктов, которая составляет до 12 % себестоимости.
А. Пылаева:
Что можно, что называется, гнать из зерна, кроме напитка, о котором все прекрасно знают?
О. Моторин:
Прежде всего топливо.
А. Пылаева:
Топливо, где оно может использоваться?
О. Моторин:
На заправках – заправить трактор, комбайн.
А. Пылаева:
А сейчас какой объём этого топлива из зерна производится?
О. Моторин:
Сейчас у нас он не очень большой. Поэтому, собственно, я и говорю, что Минсельхоз сейчас стоит перед вопросом того, как загрузить новые перерабатывающие мощности на эти технологии. Поэтому мы сейчас пока идём по варианту, связанному с экспортом. В этих целях сейчас как раз сформировано ещё в рамках аналитического центра отдельное подразделение, которое так и называется – агро-экспорт. В нём как раз вопросы, связанные с зерновой промышленностью, получили приоритет. Целое направление именно связано совместно с отраслевиками, с отраслевым союзом зерновиков, прорабатывается новое направление реализации зерна за рубеж, чтобы стабилизировать цены на внутреннем рынке и обеспечить наше влияние, присутствие, софт-пауэр на иностранных рынках. Прежде всего это, конечно, Ближний Восток, включая турецкий регион, Юго-Восточная Азия и Северная Африка. Это те рынки, куда в принципе мы можем зайти, где наш продукт востребован.
А. Пылаева:
Мы начали разговор с зерна, но я хочу его немножко свести, эту цифру мы начали сразу с того, как использовать. Но, прежде чем эти миллионы зерна стали цифрами и фигурируют в отчётах министерства, и в принципе показатель эффективности сельского хозяйства, можно так отнестись к этому показателю. Но это был огромный труд по всей цепочке. Учесть эту цифру тоже можно было не просто так. вот сегодня без ай-ти технологий мы бы узнали про эту цифру или нет?
О. Моторин:
Про цифру, я думаю, мы бы узнали, потому что значительная часть именно вот этого объёма тоннажа, который был произведён, он сформирован именно теми предприятиями, которые получают меры господдержки. Это результаты именно субсидирования, не связанной поддержки и других видов поддержки со стороны государства. Но вы очень правильно вопрос задали, интересно в том плане, что именно та часть предприятий сгенерировала во многом этот огромный объём, который эффективно использует вот эти цифровые или информационные технологии. Их внедрение на всех участках технологического процесса производства от получения семян до способов реализации и доставки продукции до конечного потребителя, до порта, например, если речь идёт о крупных оптовых поставках за рубеж. Там во многом, по нашим оценкам и расчётам, сформирован именно за счёт того, что крупные оптовики, которые генерируют этот объём зерна, достаточно активно осваивают именно цифровые технологии. Более того, мы заметили, что, анализируя отчётность по тем предприятиям, которые получают меры господдержки и по которым у нас есть данные, что те предприятия, у которых инвестиции в цифровые технологии идут значительные, допустим, не 100 рублей, условно говоря, потраченных на гектар, а 500-1000 рублей, потраченных на гектар, они именно и дают этот результат. Небольшой эффект, который идёт на IT-бюджет, с точки зрения инвестиций, он даёт в итоге очень глобальный, более мощный эффект от производства.
А. Пылаева:
Но это немножко другая тема. Я всё-таки от этой цифры хочу отойти к тому, что я объявила в теме передачи, что мне в принципе было интересно и, я думаю, интересно всем. Да, цифры понятны, и вы сказали о роли IT-технологий, но в принципе ведь я хотела перейти к показателям. Сельское хозяйство – это очень серьёзная часть экономики. Я не знаю в цифрах, сколько ВВП сельское хозяйство даёт, но в любом случае накормить людей – это очень большая и настоящая проблема. Неслучайно есть министерство, потому что не может само собой кто-то засеивать поля непонятно где, непонятно в каких объёмах, непонятно как вести сельское хозяйство в том старом понимании, в котором, может быть, оно и осталось. То есть это не случайно агропромышленный комплекс. Если это комплекс, то он должен быть конкурентным, у него какие-то крупные предприятия. И в этой экономике, в этом новом производстве невозможно обойтись без новых технологий. Мне хотелось бы понять, насколько сегодня современное наше сельское хозяйство, способно ли оно решить первую задачу – просто накормить население своей страны, а второе – решить экономическую задачу. Если в неё инвестируют постоянно, в эту отрасль, то должна быть отдача. Будет ли это неким, может быть, накормить, мне кажется, уже справились с этой задачей. Вы меня поправите, если нет, в цифрах. Вот вторая задача, чисто экономическая – развить отрасль, которая даёт прибыль, позволяет развивать другие отрасли. В этом смысле насколько технологично, насколько новые технологии, насколько эта новая технологическая эволюция, опережая другие страны, вышли вперёд? Вот воробьёв, насколько я знаю, в 50-х годах стреляли в Китае, а сейчас это самый мощный производитель. Могут ли сегодня технологии, которые уже применяются или должны применяться в нашем сельском хозяйстве, двинуть эту отрасль? Что в ней с точки зрения технологической происходит? А потом разберём, много ли этих IT? Может, их очень мало, может быть, есть отставание или уже мы видим результаты? В тех цифрах, которые нам сегодня показывает сельское хозяйство, сколько в них технологий – информационных, компьютерных и т. д.?
О. Моторин:
Я сразу скажу, что, отвечая на этот вопрос, здесь какие-то абсолютные показатели сложно привести. Почему? Потому что сама насыщенность сельского хозяйства цифровыми технологиями очень неоднородна. Если в крупных агрохолдингах, например, как «Росагро», у них очень мощный IT-бюджет и мощные подразделения. И они каждую копейку высчитывают, потому что могут себе позволить в силу масштабов, а если взять крестьянско-фермерские хозяйства, то этого нельзя сказать. Они и так с трудом приобретают основные средства, им не до цифровизации, им бы выжить. Но это как раз тоже проблема, которую мы пытаемся решить, связанная с неоднородностью землепользования и с проблемой эффективного гектара. Наши выводы, если говорить по цифрам, показывают, что, например, себестоимость производства пшеницы у сельхоз-организаций, то есть у крупных агрохолдингов, она у них выходит где-то в районе 14000 рублей. Это по тем предприятиям, которые получают меры господдержки.
А. Пылаева:
Да, 14000 рублей за тонну – как считается? Тонна, гектар или что это?
О. Моторин:
Это мы считаем, получается, выручку делим на урожай и себестоимость также делим на урожай и видим, сколько выходит.
А. Пылаева:
На килограммы вы делите?
О. Моторин:
На гектары, на центнеры. Там по-разному, можно хоть в тоннах, в центнерах. А если мы туда добавляем получателей мер господдержки, фермеров, то цифры возрастают на две-три тысячи. Это о чём говорит? О том, что у них производственная себестоимость неэффективна, у малых форм хозяйствования. Но об этом ещё Чаянов говорил, великий русский экономист-аграрник, что, чтобы быть конкурентоспособными, предприятия должны входить в кооперативные отношения. И сейчас у нас есть тоже проблема, что часто конфликтуют, допустим, крестьянско-фермерские хозяйства и агрохолдинги, то есть неравный бой идёт. Поэтому единственный способ повышать свою эффективность с помощью цифровых технологий для маленьких хозяйств – это кооперироваться и создавать вот эти кооперативные структуры.
А. Пылаева:
А что нужно – инвестиции или действительно, чтобы дроны летали, спутники давали нужные данные?
О. Моторин:
Вначале они должны договориться между собой и организовать эти кооперативные сообщества. Но у нас, к сожалению, часто человек стремится к индивидуализму необоснованному, и это препятствует ему возможности объединиться.
А. Пылаева:
Здесь могу поспорить, потому что, смотрите, разные же есть тенденции. То, что производит агропромышленные холдинги – это один вид продукции, и там возможны требования у потребителя. И эта часть потребителей растёт, которая хочет знать, из чего этот продукт. Вот если он будет читать внимательно, из чего этот продукт, я думаю, что он будет на стороне фермеров больше. Там меньше пестицидов, там органическое земледелие. Может быть, потребление вот этой части продуктов, вот эта тенденция перерастёт в глобальную?
О. Моторин:
Понимаете, для того, чтобы заниматься органическим земледелием, нужна определённая культура и знания об этих технологиях производства без использования тех же самых пестицидов или фунгицидов, других каких-то средств защиты растений, подкормок. У нас подсолнечник – самая высокомаржинальная культура, потом зерно. Когда я вот эти сопоставления говорил, я говорил именно о зернопроизводителях. Конечно, вы абсолютно правы, когда говорите, что вот массовое товарное производство, здесь одни правила. Если же речь идёт о каких-то узконишевых продуктах, то там, безусловно, они будут нормы прибыли больше показывать, чем агрохолдинги. Потому что агрохолдингам некогда этим заниматься, у них задача – обеспечить большую вспашку земель и работать на массу прибыли.
А. Пылаева:
Про прибыль понятно, ещё раз про технологии хочу с моей точки зрения, из того, что мне понятно. Мы уже поделили всех сельхозпроизводителей на две крупные категории.
О. Моторин:
Да, просто есть цифровое неравенство.
А. Пылаева:
Цифровое неравенство у нас в стране, между прочим, от географии проживания в том числе.
О. Моторин:
И даже от обеспеченности интернетом. Проблема в том, что, если министерство сейчас пытается в этом направлении активно действовать, продвигая вот эту новую цифровую культуру, то у нас беда в том, что во многих регионах даже интернет на самом деле не везде есть. Это уже проблема не конкретно сельского хозяйства или агропромышленного комплекса, это проблема в целом инфраструктурного развития страны. Сотовым операторам просто нерентабельно ставить там антенно-мачтовые сооружения, чтобы фермер мог поставить датчики контроля сенсорные и пользоваться интернетом вещей. Поэтому вот эта проблема – цифровое неравенство в связи с географической нашей разношёрстностью – возникает. Но мы пытаемся эту проблему решить. Каким образом? Мы сейчас сводим, аналитический центр эту работу проводит, сводим все показатели, как мы можем наблюдать за сельским хозяйством, где у нас проблемы, где чего не хватает. В том числе отдельный блок, связанный с показателями по цифровизации.
А. Пылаева:
Вы уже видели эти данные, вы что-то можете нам озвучить?
О. Моторин:
Мы сгенерировали сейчас список из 92 000 показателей. Это всё, что в министерство попадает в автоматизированном режиме и в виде запросов, потому что есть определённая дисбалансированность. Чаще всего департаменты министерства выступают пожарными, возникает проблема – мы её решаем. И в этих целях как раз аналитический центр и был создан, чтобы в конце концов взять и проработать системно подходы к развитию сельского хозяйства, выстроить стратегию. Потому что все департаменты у нас, как оперативные работники быстрого реагирования, они постоянно разрешают какие-то проблемы, связанные с текущим состоянием – выделить горючку, принять меры по интервенциям зерна, всё остальное. А вот аналитический центр, он как такой штаб, который должен вот эти 92 000 показателей, которые мы уже свели, это и внутренние показатели министерства, которые генерируются совместно с региональными министерствами сельского хозяйства, и внешние.
А. Пылаева:
То есть, грубо говоря, если посмотреть на карту страны, вы отовсюду получаете, к вам стекается информация, как раньше вычислительные центры были. Вы – такой центр, куда стекается информация по 92 000 показателей, а вот почему аналитический? Дальше вы анализируете эту информацию? И кто к ней имеет доступ, к этой информации, или будет иметь? Это чисто министерский орган или вы ещё будете вовне давать информацию?
О. Моторин:
Безусловно, вовне, потому что, как говорят наши вышестоящие руководители, всё, что создано за счёт налогоплательщиков, должно им обратно возвращаться бесплатно. Другой вопрос, как это всё организовать – в виде открытых наборов данных или в виде сервиса? Мы идём по обоим путям. Пока мы развиваем сервисы, не можем выдавать их в виде бизнес-аналитики сельхозпроизводителям, мы выдаём открытые данные. Это в целом государство, не только министерство сельского хозяйства, это все министерства, каждое в своём направлении, реализуют эту политику. Если зайти на сайт opendata.sx.ru, там как минимум сейчас уже можно скачать 12 наборов данных – по семеноводческим хозяйствам, по количеству сельхозтехники в регионах, по виноградникам, по другим вопросам. То есть мы выдаём обратно данные, чтобы они были доступны.
А. Пылаева:
Бигдаты – это ведь часть IT-технологий?
О. Моторин:
Это пока ещё и не Бигдата.
А. Пылаева:
Я так понимаю, в сельском хозяйстве Бигдата, роботы и коровники. Вот как до коровников-то довести эту технологическую цепочку?
О. Моторин:
Рассказываю, раскрываю секреты. Примерно со следующего года мы планируем в рамках аналитического центра и министерства разработать разработать личный кабинет сельхозпроизводителя. Вот мы немножко моменты затронули по данным, но на самом деле министерство (я сейчас вернусь в личный кабинет, это просто связанные темы) владеет, к сожалению, не всеми данными, потому что мы получаем данные по конкретному сельхозпредприятию только в той части, где мы даём государственные деньги. Те предприятия, которые не используют меры господдержки, эти крестьянско-фермерские хозяйства предоставлены сами себе, функционируют, и мы не знаем по большому счёту, что они производят, у нас просто нет таких полномочий. В рамках дебюрократизации и снижения административных барьеров этих полномочий у нас нет. Я вам даже сейчас такие цифры приведу. Реально у нас 36000 сельхозорганизаций в стране – это холдинги, ООО, микропредприятия, которые в форме ООО либо акционерных обществ находятся. Из них только 40 % мы видим, это как раз вот эта основная масса компаний, которые генерируют эту рекордную выручку по зерну и по другим видам продукции. По курятине, по свинине у нас всё отлично, единственное направление, где мы испытываем сейчас сложности, это молоко и овощи. Это единственное, что мы ещё из доктрины продовольственной безопасности не выполнили. По фермерам вообще ситуация – у нас только 1 % скапливается, а их 170000, по данным Росстата. Опять же Росстат знает, но он связан принципами международной статистики, поэтому он не разглашает нам сведения, мы не имеем доступа к этим данным. Росстат знает, но мы не знаем. Видите, у нас для принятия решений и цифровизации на самом деле мы видим только половину по сельхозорганизациям и меньше 1 % по фермерам, а по личным подсобным хозяйствам – это бабушки и дедушки, которые иногда по 100 свиней держат, в принципе тоже мини-фермы – по ним вообще ноль информации, потому что они не подлежат сдаче отчётности нам. А их около 15 миллионов по всей стране в сельской местности, то есть огромный поток сельхозпродукции вообще генерируется вне контроля министерства.
А. Пылаева:
Это играет какую-то роль? Если это неучтённая часть чего-то, в экономике это важно?
О. Моторин:
Это важно, потому что 80 % картошки у нас генерируется личными подсобными хозяйствами. Дядя Вася на селе, тётя Люся на деревне это генерируют, потом где-то хранят, потом у них возникают проблемы, им некуда сдать. И, соответственно, поскольку мы не понимаем, кто где что производит и сколько хранится, мы не можем даже…
А. Пылаева:
А местные власти не могут это отрегулировать? Не обязательно же всё это в Москве сохранять.
О. Моторин:
А у них полномочий нет, у органов местного самоуправления. Мы сейчас проводим работу по созданию единой федеральной информационной системы о землях сельхоз назначения.
А. Пылаева:
Ну, земли – это понятно, это гектары, это недвижимость, это реестры. С землёй мне понятно.
О. Моторин:
Не совсем так. Реестры есть у Росреестра, грубо говоря, паспорта земельных участков. Но у нас единица учёта с точки зрения обеспечения управляемости сельским хозяйством – это поле, а не земельный участок. Это поле может быть на нескольких кадастрах земельных участков, а может быть в рамках одного земельного участка несколько полей, и вот эти единицы никак не учитываются. Вот в чём проблема.
А. Пылаева:
То есть поля не можем посчитать?
О. Моторин:
Не можем посчитать, потому что полномочий нет. Приходят представители органов местного самоуправления или регионального Mинсельхоза и говорят: «Скажите, что у вас растёт, сколько и кто хозяин?»
А. Пылаева:
А считать нужно для чего? Чтобы планировать, для чего, что самое главное?
О. Моторин:
Чтобы не было перекосов в ценах и чтобы люди могли нормально делать бизнес.
А. Пылаева:
А как нам обещали в 90-х, что экономика сама, рынок всё вырулит, так получается?
О. Моторин:
Регулируется так, что вот сейчас чуть-чуть выровнялась цена на зерно, но в принципе она близка к себестоимости, и этот урожай гигантский может остаться.
А. Пылаева:
Может, это неэффективность производителя, затратность очень большая? Может быть, это как раз та проблема, которая и есть в нашем сельском хозяйстве и которую можно решить в том числе?
О. Моторин:
Сельское хозяйство за последние 6 лет показало хорошую рентабельность. По сельхоз культурам – до 30 %, по молоку в некоторых регионах до 40 % рентабельность доходит. Холдинги и фермеры хорошо, грамотно организуют процессы, умеют зарабатывать. Но проблема в том, что отсутствие у государства информации о всей совокупности вот этих бизнес-единиц не позволяет в обратку выдавать рынку бизнес-аналитику, какие реально балансы продовольствия в том или ином регионе, сколько производится, сколько потребляется. И, соответственно, возникает постоянная проблема либо недопроизводства, либо перепроизводства.
А. Пылаева:
То есть эти технологии – это в первую очередь инструмент управления?
О. Моторин:
Безусловно. Мы не можем спланировать даже меры господдержки.
А. Пылаева:
Самая большая часть, где нужны эти современные технологии, информационно-компьютерные и так далее, это управление? А в самом том, что производится – слежение спутников, селекция, - в самих подотраслях сельского хозяйства они нужны? В технологиях производства, я не знаю, как это назвать. В земледелии, в селекции, в растениеводстве – по частям это нужно, работает?
О. Моторин:
Пример приведу очень интересный. Подскажите мне, Альбина, как сейчас у нас может фермер определить состояние растительности на поле, как он это может сделать сейчас?
А. Пылаева:
Ну, дрон запустить может.
О. Моторин:
Дрон запустить, хорошо. Чтобы дрон запустить, его нужно как-то приобрести, иметь эту технологию.
А. Пылаева:
Ну наверняка у него какие-то документы, что там было раньше, на этой земле, исходя из этого.
О. Моторин:
Вы меня вообще срезали. Но как чаще – едет в поле на уазике, заходит, смотрит. Да, запускает, у нас есть компании, которые беспилотники используют, но даже это кондово на самом деле с точки зрения мирового опыта. Вот в Японии, какой образ мысли используется? Используются вер-технологии, виртуальная реальность, и дрон. Фермер там вообще в поле не ездит, он надевает шлем, запускает дрон, дрон летит. У него, соответственно, стоит оптика, которая смотрит содержание хлорофилла, видит, есть ли заболевания, есть ли вредители, облетает, примерно определяет точки. И всё, после этого уже идут агротехнические предприятия по обезвреживанию этих сорняков, вредителей, подкормки растений, если необходимо, минеральными веществами. У нас пока этого, к сожалению, так нет, но эффективность, безусловно, это даёт. Мы сейчас проводим по основным видам производимой продукции, составляем такие регламенты процессов, условно говоря, блок-схемы, бизнес-схемы, и их вычленяем на узлы с точки зрения того, какие информационные технологии, сквозные цифровые технологии, как они могут это минимизировать, и совместно с пилотными агрохолдингами анализируем эти данные. Так вот, результаты обследования полей и внедрения технологий с пилотными агрохолдингами показывают, что в целом урожайность можно поднять до 40 %. Это по сельхоз культурам, по зерну, если применять эти цифровые технологии. Прежде всего о чём речь идёт? О параллельном ввождении системы точного земледелия и всего остального.
А. Пылаева:
Хорошо, технологии дают возможности. А насколько сейчас есть запрос на использование этих технологий, готовность самого сельского хозяйства?
О. Моторин:
В рамках «Золотой осени», где у нас директор департамента Игорь Сергеевич Козубенко вёл другие аудитории, где рассказывал бизнес, компания «Акрон», «Делойт» и все остальные компании, которые пытаются зайти на цифру, всё было заполнено людьми. Рынок вообще перегретый и с точки зрения технологических решений, и с точки зрения интересов фермеров. Почему? Потому что вот два поля, на одном фермер использует цифровые технологии, на втором нет. Второй видит, что у первого урожайность выше, затраты по горючке снижаются. В первый год внедрения затраты на ГСМ, по оценкам тех агрохолдингов и агрохозяйств, с которыми мы общаемся, до 70 % падают. Я уже говорил это, по нашим отчётным предприятиям 12 % себестоимости, у кого-то больше, у кого-то меньше. Если у нас 450 миллиардов – это себестоимость произведённого зерна у наших получателей господдержки, то 10 % - это 45 миллиардов. Очень грубый, конечно, расчёт, но если хотя бы не 70 %, а 50 % сократим, значит, 22 миллиарда у него в кармане остаётся, это только за счёт снижения себестоимости. И это генерирует огромный спрос со стороны умных фермеров, потому что он понимает, что если сейчас он не сделает так, как сделает его сосед, то завтра этот сосед что с ним сделает? Он его выкупит просто, потому что он будет неконкурентоспособен, он разорится, у него себестоимость другая.
А. Пылаева:
Давно этот процесс пошёл? Сколько исторически он существует, вот этот интерес IT-отрасли и сельского хозяйства?
О. Моторин:
Первые идеи электронизации сельского хозяйства возникли не сейчас, они ещё пошли с 70-х годов. В 80-е годы была целая программа по электронизации сельского хозяйства огромная.
А. Пылаева:
Но в результате было посчитано, что к определённому периоду мы на 60-70 % отстаём от мировых технологий, хотя бы они и начались в 70-х. Отставание сейчас навёрстано или разрыв сокращается?
О. Моторин:
Пока ещё нет, не навёрстано, но разрыв бешено сокращается. Потому что любой предприниматель умеет считать деньги, и он понимает: если я не использую сейчас эти технологии, то завтра, возможно, я и буду, но буду уже не таким. Его бизнес просто сожмётся, его просто выкупят.
А. Пылаева:
Есть ещё такое понимание – первая, вторая какая-то революция, зелёная. У нас что, тоже третья цифровая революция, мы успеваем в этот тренд в сельском хозяйстве?
О. Моторин:
Цифровая революция? Здесь, если смотреть, какую футурологическую концепцию мы используем, там их несколько. Если посмотреть по технологическим укладам, то обычно говорят, что мы где-то между четвёртым и пятым крутимся, а передовые государства уже в шестом технологическом укладе – с нанотехнологиями, со всем остальным, с сервисной экономикой. Но мы здесь опять же в силу цифрового неравенства – отдельные сектора АПК у нас уже там, а другие нет.
А. Пылаева:
А, кстати, какие там?
О. Моторин:
Крупный бизнес.
А. Пылаева:
Крупный бизнес многосторонний или всё-таки земледелие, или растениеводство?
О. Моторин:
Все, кто больше 100 000 гектар. Это колоссальные объёмы выручки, колоссальные объёмы человеческих трудозатрат, и там это всё чётко считается. Им важна цифра, они не могут просто так, как управляет, допустим, фермер, у которого 1 000 – 3 000 га – что посадил, то выросло, продал, съездил отдохнул. Нет, у них колоссальные суммы, и для них даже маленькая экономия в полпроцента на рентабельности, на снижении внесения удобрений, на распылении средств защиты растений, даже небольшой процент у них – это колоссальная сумма.
А. Пылаева:
А почему тогда сельское хозяйство дотируется, если такие большие успехи? Вот эти холдинги дотируются?
О. Моторин:
Дотируются в том числе, конечно.
А. Пылаева:
А можно эти деньги, которые в виде дотаций поступают, могут ли принимать эти средства и использовать на развитие вот этих технологий?
О. Моторин:
На модернизацию техники – да, такие субсидии есть, но, к сожалению, пока не на именно цифровые технологии. Сейчас этот вопрос мы рассматриваем, потому что о нём сам бизнес просит. Да, мы готовы, чтобы наращивать экспортный потенциал, чтобы накормить страну по тем продуктам, по которым пока у нас есть дефицит, - по молоку, по говядине, по плодоовощной продукции, - готовы внедрять, создать эту меру поддержки, какой-то способ в виде льготного кредитования либо софинансирования затрат на приобретение программного обеспечения. Мы сейчас прорабатываем этот вариант, он у нас есть, но здесь всегда встаёт вопрос бюджетного процесса и доказательств этого в правительстве, в Минфине. Если нам удастся это там доказать, если тот же бизнес нас поддержит в этом плане, то мы, конечно, эту меру поддержки включим в обновлённую госпрограмму, которая креативится у нас ежегодно, и это стало бы драйвером. Это вообще наша центральная задача – создать такие условия, чтобы как можно больше крестьянско-фермерских хозяйств, холдингов как можно быстрее оцифровизовались, потому что это вопрос нашей национальной безопасности, продовольственной в частности, с точки зрения накормить страну и обеспечить доминирование на тех внешних рынках, куда мы можем зайти. И это реально. По нашим подсчётам, на массовой цифровизации сельского хозяйства мы можем сэкономить только по себестоимости до 1,8 триллиона рублей. Сам рынок сельского хозяйства, эта сумма составляет производство мяса, молока, сахара, всего остального, плюс какая-то пищевая переработка – это ещё 5-6 триллионов. Итого у нас 11 триллионов получается где-то в среднем, из них 20 % мы можем оставить у сельхозпроизводителей и переработчиков в карманах. По оценке, допустим, такой консалтинговой компании, как «Джейсон энд Партнерс», они тоже были на «Золотой осени», они вообще в 4 триллиона оценивают экономический эффект от цифровизации. Но мы поскромнее, у нас 1,8 триллиона. Понимаете, вот эта сумма 1,8 триллиона – это, конечно, немного космос.
А. Пылаева:
Это за какой срок экономия?
О. Моторин:
В растениеводстве деньги отбиваются за один сезон, в животноводстве, конечно, не так быстро – 5-6 лет.
А. Пылаева:
Я думала, лет 10-13.
О. Моторин:
Это в зависимости от объёма и того, как там настроено. Где-то да, по отдельным направлениям так, но в зависимости от масштабности проекта и от того, насколько обеспечен спрос.
А. Пылаева:
То есть вот эта цифра 1,8 триллиона рублей – это та прибыль, которая гарантируется?
О. Моторин:
Это нерастраченные фонды предприятий, эти средства просто сохраняются, а не уходят в землю, грубо говоря. Точечное земледелие, в чём заключается? В точечном впрыскивании средств защиты растений, в точечном внесении минеральных удобрений, в том, что трактор едет прямо, строго по траектории, и он помнит, где он что обрабатывает.
А. Пылаева:
Вы знаете, я, конечно, по-другому ещё подходила, с такой точки зрения, что мне хотелось вот этих игрушек, сказать: ой, умные поля и коровники, супер-фермы, искусственный интеллект, поля и фермы без человека, роботы. Вот это что – игрушки или это уже наша реальность?
О. Моторин:
У меня есть ещё личное мнение, не как аналитического центра, можно?
А. Пылаева:
Да, Олег, вы у нас эксперт.
О. Моторин:
На самом деле это просто моё мнение, как исследователя, поскольку я смотрю не только, что у нас в российском АПК происходит, но смотрю ещё и зарубежные тенденции. Мясо, зерно органическое – это хорошо, но с учётом того, что у нас бешено растёт численность населения, особенно в Африке, и потребности в новых видах продукции возникают, мне кажется, что в перспективе нужно смотреть даже не просто на распашку земель с использованием цифровых технологий, на повышение поголовья стада крупного рогатого скота, свиней, птицы и всего остального. На самом деле нужно двигаться в направлении создания новых видов продукции, это пищевая химия. Потому что такое количество людей, которое сейчас будет, у нас нарастает.
А. Пылаева:
То есть это ещё одна сторона использования вот этих технологий, это биотехнологии в сельском хозяйстве?
О. Моторин:
Да. У нас даже внутри аналитического центра постоянно идут жаркие дискуссии. Есть скептики и есть оптимисты.
А. Пылаева:
Ну и кто с чем спорит?
О. Моторин:
3D-колбаса. Что такое колбаса? Это набор определённых атомов, клеток в определённой взаимосвязи, который определяет вкусовые характеристики этого продукта. Наука может в принципе сейчас, вот искусственное мясо уже продаётся в Штатах, бургеры делают, оно с каждым годом дешевеет. Это вопрос времени, когда мы перейдём к искусственной еде. Органическая еда останется, но она, скорее всего, будет стоить совсем других денег. Чтобы накормить свою страну и даже весь мир, особенно если мы говорим с точки зрения бизнеса, мне кажется, нам бы нужно ещё и вот это направление развивать. Но это моя мысль, не являющаяся связанной с государственными делами, это на будущее.
А. Пылаева:
В любом случае идти против прогресса нет смысла. Если в мире это развивается, то Россия не будет в стороне стоять, потому что мы же включены в этот процесс. Мы же в мировом рынке, правильно я понимаю?
О. Моторин:
Если мы это направление не освоим, в том числе и при помощи наших технологических компаний, я вот об этом чуть-чуть забыл сказать, то мы тогда просто будем терять рынки. И потом наше зерно и мясо не нужно будет, потому что один раз у президента центральной африканской республики спросили: «Зачем вы поставляете кукурузу, которая на ГМО?» Он говорит: «Если я её не поставлю, то моей страны вообще не будет, просто люди умрут с голода. Может быть, они умрут через 50-60 лет от каких-то заболеваний, связанных с ГМО, но у нашей страны ещё есть шанс на 60 лет выжить». Но это Африка, там другая ситуация. У нас, слава Богу, с органическим земледелием всё нормально, и большая часть продукции очень высокого качества.
А. Пылаева:
Ещё хотела спросить вас: компании, которые оказывают услуги IT-технологий, они непосредственно в этом секторе находятся, или это крупные компании IT, у которых это часть их интересов? Например, они в медицину стремятся, с медицинскими технологиями связаны, туда поставляют программы свои, работают. Или есть прямо пул специализированных на сельском хозяйстве компаний, и они там предлагают паспортизацию полей, всё, что хочешь?
О. Моторин:
Отвечу так: каждый месяц Минсельхоз предоставляет возможность именно технологическим компаниям, которые работают для АПК, площадку для связи со всеми регионами. В рамках аналитического центра у нас построен видео-центр, который напрямую может подключаться к более чем 120 студиям. И каждый месяц-полтора мы проводим эти встречи. Поэтому я могу сказать так: рынок перегрет, у нас очень много желающих, мы просто не успеваем даже их всех вместить. Мы даём возможность бесплатно, мы никакой платы не взимаем, просто даём маркетинговую площадку, и они рассказывают фермерам на всю страну. Есть и старички-ветераны, например, компания «АНТ», она столько лет работает с агро-инженерами.
А. Пылаева:
Про компанию «АНТ», у нас же так и не появился директор этой компании, которого мы ждали, к сожалению. Он едет из Липецкой области.
О. Моторин:
Да, Денис стоит в пробке, ему не удалось доехать.
А. Пылаева:
У меня были к нему вопросы, конечно.
О. Моторин:
Но эти компании находятся под жёстким прессингом новых IT-компаний, которые занимались, допустим, для других вещей. Более того, в этом направлении идут также ещё и аудиторские консалтинговые компании. Например, «Делойт» переориентирует свои продукты активно под сельское хозяйство. И сами даже, я вам сейчас вещь такую скажу, просто уникальную с точки зрения этого предмета, о котором мы говорим. Рынок всех средств защиты растений контролируют 7 компаний - монстры, мастодонты. Одна из них «Монсанто», так вот, она недавно заявила, что через несколько лет они станут IT-компанией. То есть само развитие технологий производства сельского хозяйства полностью упирается в цифру. Поэтому туда идут все, кто чувствует запах денег и понимает, что может предложить какое-то решение. Поэтому рынок технологических решений, конечно, перегрет. И фермеру только остаётся выбрать, кто ему максимально выгодно предложит хороший сервис.
А. Пылаева:
Сделать правильный выбор – это одно, но ещё должен быть уровень так называемого агронома очень высокий в сельском хозяйстве.
О. Моторин:
Да, это у нас проблема. Вы прямо подчеркнули нашу боль в сердце, потому что, к сожалению, в настоящий момент, если посмотреть по данным Росстата, у нас на 1 000 человек приходится всего 5 специалистов в области цифровой экономики, цифровых технологий. В этом плане мы очень существенно отстаём, конечно, от передовых стран Запада и даже от других наших, от добывающей промышленности, там 200 человек – это те, кто связан с цифровыми технологиями.
А. Пылаева:
Как этот разрыв будет преодолеваться, что будете делать?
О. Моторин:
Через систему аграрного образования и через систему (вот мы начали говорить, но я, к сожалению, немножко ушёл в сторону) личного кабинета сельхозпроизводителя, который он может открыть.
А. Пылаева:
У нас ещё есть время, и я хотела вас вернуть к этому вопросу. Что за личный кабинет, это что за такая услуга и где, как туда попасть? Это на сайте Минсельхоза или на сайте аналитического центра?
О. Моторин:
Да, это будет на сайте Министерства сельского хозяйства. Мы сейчас готовим все необходимые мероприятия и со следующего года должны запустить. Этот личный кабинет сельхозпроизводителя должен дать возможность сельхозпроизводителю получать необходимую бизнес-аналитику, заказывать.
А. Пылаева:
Бесплатно?
О. Моторин:
Я думаю, то, что за счёт налогоплательщика создано, должно возвращаться ему бесплатно.
А. Пылаева:
Это, по сути дела, новость, что у человека, рядового фермера, у малого предпринимателя в области сельского хозяйства, пусть он даже городской житель, у него есть возможность получить консалтинг? Или что он может получить, аналитику? Какие инструменты он получает с помощью личного кабинета?
О. Моторин:
Он может получить там сервисы, с помощью которых понять ситуацию по своему рынку, по точкам сбыта, кому продавать, в том числе элементы возможной электронной биржи, заказать необходимые ему государственные либо муниципальные услуги, если мы их тоже включим.
А. Пылаева:
И торговля тоже там?
О. Моторин:
Торговля в том числе. С учётом того, что для нас стратегическим приоритетом является массовая цифровизация сельского хозяйства для получения вот этого эффекта мультипликатора. 1,8 триллиона – деньги остаются у сельхозпроизводителя, он их реинвестирует, расширяет пашню, улучшает своё, дальше растёт. Поэтому мы делаем там ещё каталог или портфель технологических решений, прежде всего, конечно, российских производителей, поскольку у нас импортозамещение. Чтобы он на каждый этап или, как вы говорите, список консультантов – объективный, достоверный список консультантов, к которым он может обращаться. Как он там по цене договаривается, это уже дело рынка. Наша задача – сказать, что по горючке ты можешь здесь сэкономить, с точки зрения оптимизации, допустим, кооперативных связей с кем-то объединиться, сделать одну машинно-технологическую станцию. Чтобы не покупать трактор, чтобы свои средства не расходовать, давайте пользоваться, вот вам такой консультант, вызовите, он вам всё это организует. С точки зрения оптимизации логистических потоков – вот, пожалуйста, здесь; где купить семена – вот зайди сюда, посмотри. Это вот такой гайд-бук, такой справочник, который позволит ему уйти от информационных лагун, получить максимально определённую информационную среду, чтобы он мог на все свои ключевые вопросы найти ответы. Вот это наша центральная задача – сформировать вот этот пул, качественный пул, естественно, чтобы там действительно были проекты. А дальше он своим рублём сам проголосует за нужный эффект, дальше рынок должен сам определить.
А. Пылаева:
У нас остались буквально секунды. Я хочу, завершая программу, сделать свой вывод. Я вас послушала и, несмотря на весь скепсис к госпрограммам и так далее, они работают, и государственные меры поддержки, государство обращено к сельхозпроизводителям всякого рода – и к крупным сельхозпроизводителям, и к частным лицам. Есть государственная помощь, ей нужно воспользоваться. Ну и в целом в сельском хозяйстве ожидается подъём, ответьте мне – да или нет?
О. Моторин:
Безусловно. Мы всё делаем для этого и сделаем всё для этого с помощью имеющихся финансовых инструментов.
А. Пылаева:
Хорошо, главное – вот эти 132 миллиона тонн зерна, с которых мы начали, не только собрать, но сохранить и приумножить.
О. Моторин:
Да, для этого у нас, кстати, агро-экспорт ещё создан.
А. Пылаева:
Агро-экспорт - это другая часть нашей беседы. На сегодня мы закончили наш с вами разговор про агро-тех. Было очень интересно, приглашаем вас ещё. Спасибо.